Елизавета I - Маргарет Джордж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Король эльфов между тем рассказывал, что после того, как он увидел Купидона, слетевшего на землю и…
Прицелясь
В прекрасную весталку, чей престол
На Западе, он так пустил стрелу,
Что тысячи сердец легко пронзил бы.
Но Купидонов жгучий дрот погас
В сиянье чистом влажного светила,
А царственная жрица шла спокойно,
В девичьей думе, чуждая страстям.
Внезапно актеры сделали паузу, и Саутгемптон, поднявшись со своего места, обернулся ко мне и почтительно склонил голову. Кто-то, сидевший рядом с ним, последовал его примеру. Затем представление возобновилось.
Вскоре мы узнали, что «жгучий дрот», пролетевший мимо «царственной жрицы», «прекрасной весталки», пронзил цветок, из которого и было приготовлено могущественное любовное зелье.
Значит, я шла спокойно, чуждая страстям? Да, заслужить эти два слова в свой адрес было отнюдь не просто.
Когда представление было окончено, мы удалились в Большую караульную палату, где намеревались танцевать, пока музыканты не начнут валиться с ног от усталости, а у самых маленьких пажей не станут слипаться глаза. В последнее время колено у меня ныло, когда я его поднимала, но я бы не позволила телесной немощи меня остановить. Сегодня мне хотелось танцевать; быть может, под воздействием пьесы с ее многочисленными эльфами и феями, перемещавшимися по сцене вприпрыжку, и Плутишкой Робином, который в мгновение ока появлялся то там, то тут.
Пока мы смотрели спектакль, Караульная палата преобразилась в земное подобие царства эльфов. Голые ветки посредством проволочно-бумажной магии расцвели пышным цветом; летний туман изображали тончайшие полотнища шелкового газа, искусно задрапированные вокруг них и свисавшие с потолка; ароматические свечи, мерцавшие в подсвечниках на стенах, являли собой звезды.
– К чему нам природа? Мы и сами в состоянии повторить ее творения! – воскликнул распорядитель увеселений. – Если мы хотим воссоздать летнюю ночь в декабре, достаточно лишь попросить.
– При наличии денег, – заметил кто-то, стоявший подле меня. – Деньги способны превращать одну вещь в другую; это единственный подлинно существующий философский камень.
Фрэнсис Бэкон. Ну конечно, кто же еще?
– Сэр, вы прекрасно выглядите, – поприветствовала я его. – Как вам понравилась пьеса?
– Неплохо, – сказал он. – Хотя я задаюсь вопросом, способно ли любовное зелье подействовать столь быстро. И все же пьеса предназначена исключительно для нашего развлечения и не обязана быть правдивой.
– Фрэнсис, вы чересчур серьезны, – вздохнула я. – Надеюсь, вы намерены сегодня танцевать?
– Я ушиб палец на ноге. Не хочу, чтобы кто-нибудь на него наступил.
– Какая жалость. Тогда, может, хотя бы церемониальный межер?[19]
– Возможно, – наконец улыбнулся он.
Я обратилась к собравшимся с приветствием, и, как только договорила, в конце зала заиграли музыканты. Начали они совсем не громко, как будто боялись разрушить зыбкое волшебство, созданное декорациями. Однако потом гости разом загомонили, поднялся шум, и им пришлось переключиться на более задорные мелодии.
Я чувствовала себя сегодня странно дерзкой, как будто кто-то окропил мои веки зельем бесшабашности. Я подошла к Фрэнсису Дрейку, который стоял у одного из гобеленов, сцепив руки за спиной, и говорил с адмиралом Говардом и Джоном Хокинсом. Рядом с ними, отчаянно пытаясь изображать заинтересованность, скучала Кэтрин.
– Эй там, на борту! – воскликнула я, и все как по команде в смятении обернулись ко мне. – Я говорю «эй там, на борту», потому что вы наверняка обсуждаете корабли и мореплавания. Что еще могут обсуждать адмирал Хокинс и Эль Драко?
Опомнившись от неожиданности, они поклонились.
– Как хорошо вы их знаете! – со смехом сказала Кэтрин. – Я надеялась, что, присоединившись к разговору, смогу направить его в иное русло…
– Направить, женщина? – ухмыльнулся адмирал. – Ну, раз уж ты заговорила как рулевой, что еще нам делать?
– Моя добрая королева, адмирал завидует миссии, к которой мы с Хокинсом готовимся под вашим великодушным покровительством, – сказал Дрейк. – Мы были бы рады, если бы он смог присоединиться к нам.
– Дрейк, должен же кто-то остаться здесь и охранять нас, пока вы будете развлекаться в Карибском море.
– Развлекаться? – вскинул он бровь. – Это серьезное дело! И опасное – заплывать в пасть к испанцам.
– Для вас опасность – это игра, – сказала я. – Когда вы слишком долго находитесь вдали от нее, то начинаете чахнуть от тоски. Даже в обществе вашей прелестной молодой женушки в Девоне.
Впрочем, сейчас ее рядом не было. Возможно, она осталась дома. Он понурился, точно пойманный с поличным школяр, потом громко расхохотался.
Только вот он был уже далеко не школяр; движения его стали более медлительны, а фигура погрузнела. Ему было что-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью, но выглядел он старше. Возможно, виной всему был соленый морской воздух, выдубивший его кожу. Его кузен Джон Хокинс, которому уже перевалило за шестьдесят, был худощавым и стройным, но, даже если годы и пощадили его, их возраст нельзя было сбрасывать со счетов. Может, я делала ошибку, отправляя этих двоих в их-то лета на поиски сокровищ? Оба были самыми выдающимися мореплавателями своего времени, а Хокинс сконструировал корабли, благодаря которым Англия одержала победу над армадой в 1588 году, но они были… старики.
Они были… приблизительно моего возраста. Однако я себя успокоила тем, что полные опасностей путешествия в негостеприимные края сказывались на человеке куда больше, чем жизнь при дворе.
– Если мне суждено погибнуть, пусть это произойдет в бою с испанцами, – сказал Хокинс. – К тому же, кроме всего того золота, что мы принесли Англии, после нас останутся наши благие начинания – Чатемский сундук, фонд для вспомоществования увечным и престарелым морякам, и две больницы.
– Две? – переспросила я. – Я знаю только одну, связанную с Чатемским сундуком.
– Я только в этом году открыл больницу сэра Джона Хокинса, – с гордостью произнес тот.
– Тогда мне придется открыть склад испанских трофеев сэра Фрэнсиса Дрейка, – сказал Дрейк. – Но если серьезно, наши корабли сейчас снаряжают, припасы поставляют, и, как только рождественские праздники закончатся, мы выйдем в море.
Он посмотрел на меня и, точно прочитав мои мысли, добавил:
– Мы вас не подведем. Мы оба, Джон и я, в самом расцвете сил, и ни на суше, ни на
