Проклятье Пустоты - Александр Лиграс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вкус не изменился, всё та же гадкая дрянь, в отличие от видения, которое отличалось своей эмоциональной составляющей: в этот раз я держал за руку молодую девушку, крестьянку, судя по одежде. Она вырывалась, всячески пытаясь освободиться от моего сильного хвата. Естественно, этого сделать не удалось, а пара ударов в живот привели в чувство буйную смутьянку. Затем девушка с робостью, присущей лишь обреченным, принялась умолять меня пощадить её дитя, появившееся на свет, благодаря интимному союзу с сатанинским злом, призванным с глубин Ада. Неумолимо таща за собой заливавшуюся горем и слезами блудницу, я молчал, всячески игнорируя призывы о помощи. Как по щелчку пальцев, перенесся на центральную, заполненную людьми площадь неизвестного мне города. Стоял на помосте и наблюдал за той же девушкой. Правда, сейчас она была подвешена за руки на толстом канате строго над глубоким металлическим чаном, который подогревался большими горящими поленьями. В момент, когда виновную в колдовстве и блуде с порождением сатаны, опустили в кипяток, боковым зрением я уловил тонкий, почти безжизненный взгляд. Взгляд ребёнка, видевшего, как под ликование толпы, чудовищным образом казнят его ни в чем не повинную любящую мать…
Сейчас я не слышал свой крик, мучительные стоны бедняжки или же детский плач. Страх, испытанный в прошлый раз, также не посетил меня. Единственное, что я чувствовал в тот момент, так это капли слез, скатывающиеся вниз, а после с глухим звуком бьющиеся о камень, служивший мне кроватью.
Затем дряхлая псина вновь начала извергать из себя тошнотный смех, сводивший с ума. Смотритель несколько раз ударил меня по лицу, дабы привести в чувство, а потом оставил наедине со своими мыслями. Вся эта иллюзия, до мурашек реалистичная и детальная, окунула меня в жизнь и смерть бедных, ни в чем не повинных людей. Не хочу вдаваться в подробности увиденного, могу лишь рассказать о невероятной реальности и бесконечной вере в узримое. Не кто иной, как я, поймал и предал их анафеме! Я виновен в пытках беспомощной старухи, и я виноват в том, что ребенок наблюдал за кончиной матери.
Ранее не задумываясь о последствиях и муках, с какими столкнулись родные всех причастных к колдовству, я не позволял дрогнуть воле и вере в дело всей жизни. Меня никогда не терзали сомнения в правильности поступков и методов достижения результата, однако, проникшись более реальными ощущениями, чем наяву, буквально пропитавшись эмоциями, которые невозможно описать, я был сбит с толку. Вера пошатнулась, а уверенность надломилась, и все это оказалось лишь началом на пути к освобождению тела и разума от цепей.
Последующие бесчисленные дни весь мой рацион состоял из гнилых мозгов людей, умерших жуткой смертью, и плоти местных тварей, напоминавшей на вкус землю с большого хлева. С каждым новым серым веществом я погружался в пучину боли и мрака, при этом испытывая все мучения загубленной души. Раз за разом, день за днем мой разум подвергался мучительной экзекуции. Но со временем я начал замечать: чем сильнее смотритель наращивал темп «кормёжки», тем быстрее проходили видения. Со временем я вовсе научился пропускать их сквозь себя. А вскоре перестал чувствовать, превратившись в безликую и полумертвую карикатуру на человека. Моральная боль вперемешку с уже нерегулярной физической перестала вызывать хоть какие-то эмоции, только нервная улыбка, которой мой организм научился у душегуба, частенько не сходила с лица.
Стоит заметить ещё один интересный факт, появившийся на фоне, как думается, такой необычной диеты. Черт возьми, я стал умнее! Разговаривая сам с собою, я открыл новые факты, знания и житейскую бытность. Судя по всему, поглощая часть мозгов, я получал, помимо пугавшего меня насыщения, жизненный опыт бедолаг, за чей счет продолжал существовать. Однажды после «обеда» я узнал, что неплохо разбираюсь в астрономии, поскольку внутренний диалог содержал термины, далекие от моих обычных интересов. Вскоре я испытал сильное желание исписать стены своей «гробницы» религиозными фресками, но лишь оковы не позволили подтвердить теорию «Быстрого обучения». Я узнал, при каких условиях возможно получить идеальный металл для клинка, чтобы сражаться и побеждать на поле брани. К своему ужасу, как сшить и связать женскую одежду мне также было суждено познать… совместно с прочими прелестями женской жизни.
Информации, полученной на том проклятом каменном столе, хватило бы для написания тройки толстых томов, а главное, все знания умещались в голове, не растворяясь с приростом новых. Мало-помалу, получая новый опыт, я столкнулся с весьма раздражительной и умевшей вывести из себя личностью, что стало последней составляющей для освобождения от цепей. Конечно, утверждать не стану, что случившееся – мой гениальный план. Скорее – стечение обстоятельств, приправленное везением и новыми умениями.
Не знаю, что на меня нашло, но как-то раз, когда ехидная ухмылка смотрителя показалась в проходе, я с неистовством и азартом, ранее не присущими мне, принялся острить, всячески беся пса. Он был не в настроении, поэтому результат не заставил долго ждать. Провозившись со мной пару часов, смотритель сумел вернуть себе настроение, а затем в ярусной эйфории, схожей с поведением примата, принялся разбрасывать хлам, стоявший на полках. На одной из них псу попались на глаза мои вещи. Вывернув мешок, он швырнул его в меня, но то ли из-за природных особенностей (его веки походили на огромные нарывающие гнойники), то ли от несобранности и чрезмерной импульсивности, промазал. Это определенно не устроило его; не переставая скалиться и издавать ослиные звуки, смотритель поднял с пола ту саму куклу, которую вручил мне ребёнок на развязке тоннелей. Подойдя, мучитель положил её на правую часть моей грудной клетки. Рука его поднялась и со свистом устремилась навстречу игрушке. Этот деспот прибил её к моей плоти длинным и достаточно толстым гвоздем. Затем под «музыку» моих стонов удалился.
Далее вкратце. Когда шок и боль слегка сдали позиции, я вырвал этот гвоздь зубами, а затем выплюнул его в сторону руки. К великому чуду, моя ладонь сумела поймать этот «ключ». Освободиться от оков было не сложно, благо… архаичная конструкция оказалась знакома, в отличие от шагов, которые дались с неимоверной сложностью. Мышцы ног ослабли и никак не хотели держать исхудавшее тело. Собрав волю в кулак, я преодолел эту трудность, неуверенно выйдя из комнаты. Несмотря на все мерзкие запахи, практически ставшие моими
