Измена. Серебряная Принцесса - Стеффи Ли

— Так-то он прав. — зажмурившись, иду по памяти сразу в ванную. У нас с матерью небольшой дом. Его легко обойти с закрытыми глазами.

— Иди в жопу. — приходит ответ. Рядом снова раздаётся гогот Васи. — Поправочка, идите в жопу оба. А я умываю руки. Неблагодарные.

— Спасибо. — отвечаю я.

— Не за что. — спокойнее отвечает Стас. — Так, раз ты не сдох, за тобой заехать?

— Не, я доберусь.

— Давай. Как подъедешь, набери, пересечемся.

Завершаем звонок.

Быстро принимаю холодный душ. Глаза все еще плотно закрыты. Голова понемногу встает на место. Но от воспоминаний, какие сны радовали ночью, член тут же подрывается. Успокоить его не способна даже ледяная вода, отчего приходится уделить ему немного времени.

Вбегаю в свою комнату, быстро одеваюсь и мчу к машине. Я продал мотоцикл и купил эту старую колымагу, потому что после операции маму предстоит возить в клинику, а тащиться в такси ей точно будет неудобно.

В палату я буквально влетаю. Успеваю навестить маму. Она держится молодцом и выглядит неплохо, что не может не радовать и напомнить мне, что я поступил, хоть и по-скотски, но правильно. В каком-то изощренном, конечно смысле. Но я не мог дать ей уйти. Она самый близкий для меня человек на всем белом свете. Она воспитала и вырастила меня, всегда ставила меня на первое место. И я бесконечно люблю ее. Хочу, чтобы она жила, хочу дать ей все то, чего она была лишена.

Как всегда, рядом с ней я нацепляю на лицо беззаботную улыбку, но внутренности кровоточат при каждом ее вопросе о нас с Севой. Я решил сказать ей о нашем расставании, только когда она полностью придет в норму.

Маму еще пару дней будут держать в клинике, а потом мне можно, наконец, забрать ее домой.

***

После того, как покидаю клинику, пересекаемся с парнями.

От Стаса как обычно прилетает очередная проповедь, и я начинаю подозревать, что он к ним заранее и тщательно готовиться. Репетирует перед зеркалом или что-то похуже. Читает определенную литературу.

Мельник, наоборот, молчалив. Выглядит слегка взвинченным и нервным. Смотрит как-то странно. Будто ждет чего-то. И я даже знаю, чего именно. Он ждет, что я, наконец, расскажу ему более правдоподобную историю о том, откуда получил деньги.

Знаю, что Вася не дурак, и в шутливую версию про нечаянно найденный клад не поверил, но я не намерен ему рассказывать правду. Потому что он, — даже сильнее Савельева — может начать меня убеждать, что я поступил правильно. А это последнее, что я хочу услышать от друга.

Вечером Вася первым нас покидает, а когда о том, чтобы вернуться домой подумываю и я, Стас, под предлогом, что его мать очень просила позвать Зимнего на ужин, тащит меня к себе. А потом уже его мать чуть ли не силой заставляет остаться у них на ночь.

— Ты притащил меня домой, чтобы побыть нянькой? — спрашиваю друга, устраиваясь на полу возле его кровати, на нескольких слоях одеял и щедро обложенный подушками. — Но почему тогда я сплю на полу? Разве нянька не должна лучше заботиться о своем подопечном и ставить его комфорт выше своего.

— Ты сильно-то не борзей, — глумливо скалится Савельев, — Может, в стенах Малахитового ты и прынц, но в моем доме это право отдано мне. Так что на полу спишь — ты.

Растянувшись на спине, завожу руки за голову.

— Я прекрасно слышал, как твоя мама говорила тебе уступить гостю кровать.

Стас якобы удивленно оглядывает свою комнату.

— Не вижу никаких гостей, — поворачивает голову на меня, — О, только один самовлюбленный бухой идиот на полу.

— Я не бухой.

— Потому что я за тобой слежу. Кстати, ты сегодня получше выглядишь. Даже улыбаешься. Отпустило немного?

— Нет. Но… мне снилась Сева. — прикрыв глаза, улыбаюсь, как дурак, — И то, что я с ней проделывал, было круче самого горячего порно.

Кровать Стаса скрипит, а затем его голова обеспокоенно смотрит на меня.

— Может, мне попросить у мамы клееночку? Чтобы ты постелил под себя. Так-то ты мой друг и все дела, но я предпочитаю, чтобы в этой комнате только я метил территорию. Не хотелось бы после тебя тут хлоркой все оттирать.

Выбрав самую тяжелую подушку, кидаю ее прямо ему в лицо.

— Как получится. — зевнув, говорю я. — Ничего не обещаю. Но хлорку все же купи.

*

Я оказываюсь заложником семьи Савельева. Но мне грех жаловаться. Его мама порхает вокруг меня, словно я ее единственный родной сын, а Стаса усыновили по какой-то нелепой случайности, и он так и не смог стать желанным. Так что я с чистой совестью троллю друга, пока уничтожаю тарелку рисового супа и сообщаю ему, что если проживу с ними больше недели, то явно спихну его с трона.

Так проходит пару дней. Подходит дата маминой выписки. И мы втроем заваливаемся вечером ко мне.

Первым делом я забегаю в свою комнату, чтобы переодеть футболку Стаса, которую его мама дала мне по ошибке, и на которую, как выяснилось уже в машине, даже нельзя дышать.

А когда выхожу, слышу, как Стас орет мне с кухни:

— Ты почему оставил яичницу, Зимний? Чтобы она протухла? Андрюх, ты же вроде чистюля, когда тебя так размазало в свинью? — а следом. — С каких пор ты пишешь себе милые записочки? Или стоп…

— Какая еще яичница? — удивленно интересуюсь я, заглядывая в дверной проем.

Стас пялиться на какую-то бумажку.

— Это не твой почерк, бро…

Хлопает дверь туалета, слышатся шаги, и за моей спиной возникает Вася.

— Чего вы тут столпились? — интересуется он. — Садимся жратушки? Я за.

Но я его не слушаю.

Подойдя к столу, все так же непонимающе смотрю на тарелку, а потом медленно перевожу взгляд на записку рядом с ней. И лихорадочно соображаю. Шестеренки в голове скрипят и начинают стремительно крутиться.

Кровь ударяет по вискам. Холод разносит в щепки грудину и обволакивает каждый мой позвонок.

Этот почерк мне знаком. Слишком хорошо знаком…

— Сейчас самое время для крепкого словца? — тихо спрашивает Стас.

Не отвечаю.

Ноги сами несут меня в гостиную. Друзья следуют за