Легенды Великолесья. Мальчик, который шагнул в вулкан - Марк Волков

— Наш сын на форпосте, тренируется.

— А! Тренируется… Ну пусть тренируется. Сейчас как раз самое время — лысый козел не взблеет, что завтра может случиться.

Юи укоризненно покачала головой, раздала всем кружки и ушла обратно в дом. Кузнец жадными глотками выпил большую кружку морса и достал из под верстака огромный, ростом почти с самого Оду, обоюдоострый топор с полукруглыми лезвиями. Ян неожиданно для себя прочел изящно выведенную резцом вдоль лезвия строку на неизвестном языке: «Сила восходит к спокойствию, как горная река к истоку своему». Рукоять топора была вылита вместе с топорищем и представляла собой стальную трубу с кожаной оплеткой в двух местах — под две руки. Оду с гордостью принял топор из рук кузнеца и тут же порезал палец до крови, решив проверить, насколько остро лезвие:

— Здравствуйте, все! — Энор появился на пороге с распростертыми объятиями и широкой улыбкой, — Ох, ну и духота! Я тут долго не протяну! Старый стал!

Все поздоровались с магом и Кираноф снова показал на люк в полу: «Очередь Яна». Ян немного занервничал, ожидая в лучшем случае, что ему будут колоть палец, а в худшем — очередные непонятные чудеса.

Так и случилось. Укол оказался почти незаметным, капли крови из указательного пальца правой руки зашипели и исчезли на поверхности жидкой стали. Однако привычному кузнечному ритуалу было не суждено завершиться как обычно. Вместо того, чтобы произнести речь, Кираноф прикрыл глаза рукой — от раскаленной заготовки меча исходило необычайно сильное сияние. Свет бил в глаза, будто полуденное солнце.

Сияние наполнило все уголки комнаты и заставило присутствующих отвернуться. Все по очереди выбрались наверх и Эои не выдержала первой:

— Что это вообще было?!

— Это знамение! — Энор с трепетом указывал вниз, — Само Солнце — Источник жизни Леса — признало Героя-из-Ниоткуда! Этот меч не предназначен для убийства, но лишь для великих побед в магических битвах! Это просто… как…. пффф… Это невероятно!

— Ого… — пролепетал Ян, смутившись от ошеломленных взглядов.

— Это оружие достойно собственного имени. Как ты назовешь его?

— Я назову его Янлу — «солнечный луч», — произнес Ян, напряженного поморщив лоб с полминуты.

Энор одобрительно закивал головой, а Кираноф в недоумении развел руками:

— Как же его ковать? Тут даже маска из темного стекла не поможет! Без глаз останешься. И тянуть нельзя, металл твердеет.

Один из карликов-работников, пожилой морщинистый человечек с проницательным взглядом и густыми бровями вышел вперед:

— Добрый человек! Позволь мне ковать.

— Ты что, Кванта, ослепнуть хочешь?

— Кванта долго жил. Кванта многое видел. Ковать Янлу — это честь!

Кираноф помедлил в замешательстве, присел на корточки и обнял маленького старика:

— Хочешь взглянуть на сад?

— Спасибо, добрый человек! Кванта любит сад. Он здесь, — карлик похлопал себя по груди.

Ян не выдержал:

— Вы не обязаны этого делать!

— Кванта сказал — это честь.

Кузнец нехотя поднялся на ноги, молча достал с полки небольшой, но тяжелый молот и темно-коричневую стеклянную маску на завязках. Кванга одел маску, поклонился присутствующим и исчез внизу. Кираноф постоял с минуту над люком, глубоко вздохнул и молча уселся за верстак, принявшись собирать наручи для Оду. Ребята, потупив глаза, расселись по мастерской, а Энор начал ходить туда-сюда, сосредоточенно глядя в одну точку. Из кузницы доносились глухие удары молота, делавшие тишину наверху еще более напряженной. Кираноф, задумчиво глядя в стену, произнес: «Они не похожи на нас, эти наши работники. Самое большое счастье для них — это любимый труд. Когда мало заказов и кузница простаивает, они хиреют на глазах. Будто вместе с огнем в горниле медленно гаснет их жизнь. Такое вдохновение, такое наслаждение я вижу в их глазах, когда они работают! Иногда они плачут, как дети, отдавая мне изделия, над которыми трудились. Будто вкладывают душу в каждую железку. А души у них ох какие широкие. И простые, как их труд. Порой смотришь, как гуляют по саду — глядят, открыв рот на бабочек. И улыбаются так тихонько, стоят подолгу. А когда рассвет бывает красивый, все небо в огне — у них столько восторга, будто по мешку золота им выдали!»

Ребята внимательно слушали, понурив головы, а старик Энор медленно кивал головой, задумчиво складывая полы плаща. От рассказа кузнеца все погрузились в еще более глубокое молчание. Чтобы разрядить обстановку Кираноф, наконец, обратился к Энору:

— Что слыхать, светоч? Что в стране происходит?

— Война, брат, война. Отовсюду шлют письма о нападениях на деревни. Чужаки ищут Героя-из-Ниоткуда. Молодые парни пропадают без вести. Даже в Янване начинается потихоньку паника. А наши Щиты Солнца этой ночью так гудели, будто еще чуть-чуть и лопнут. Вся нечисть поднялась из лесов, как муть со дна болота.

Старый маг долго рассказывал о деревнях и поселках, подвергшихся нападению: о том, как их жители устраивали оборону, как пережили атаку и как письменно благодарили малованцев за предупреждение. Наконец, стук молота стих и из кузницы послышался тихий голос: «Добрый человек!» Кираноф вскочил и поспешно спустился вниз. Через минуту он снова появился, таща тяжелую кадку с водой, из под приоткрытой крышки которой пробивались яркие лучи. Еще через минуту он вывел на поверхность Квангу: глаза старика покраснели, а руки ощупывали все встречающиеся предметы. Эои прикрыла рот рукой, а Ааи тихо вскрикнула и заплакала. Парни мялись на месте, не зная как себя вести. Помедлив, Ян нагнулся к Кванте, обнял его и прошептал: «Спасибо». К горлу подступал комок и говорить больше ничего не хотелось, да и казалось неуместным. Старый карлик улыбнулся, ощупал трясущимися мозолистыми пальцами лицо Яна и произнес: «Ты добрый человек. С тобой сила. Кванта рад, что видел тебя».

Кираноф обхватил Квангу за плечи и повел в дом под тихие всхлипывания Эои и Ааи. Олин и Оду усиленно кивали головами, стараясь пересилить чувства, а Ян украдкой утер прокатившуюся по щеке слезу. Энор подошел к двери вслед за Киранофом:

— Ребята. Предлагаю разойтись. Мы, в общем то, закончили.

Весь оставшийся день ребята провели по домам в тяжелых размышлениях, а весь следующий день — на дворе форпоста. Эои и Ааи дырявили мишени из своих арбалетов, Оду под руководством Ранамы учился обращаться с боевым топором, а Олин до изнеможения бился на деревянных мечах с Ра. В это время Ян сидел на крыше дома семьи Магарэта, хрустел сладкой сочной морковью и думал. Он пытался собрать воедино все, что успел узнать о своей «великой миссии» и ловил себя на мысли, что уже не отказался бы от этого потенциально удивительного и опаснейшего путешествия, даже если бы прямо сейчас кто-нибудь предложил ему отправиться домой, в Лондон. Он думал об Ио Магарэт, о том, как она переживает за него и за Олина, гадал, как отнесутся к разлуке малыши и загибал пальцы, перечилсяя все, что следовало бы взять с собой в поход. К вечеру он спустился в свою комнату, пожевал бутурбродов с сыром и улегся спать раньше обычного.