Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме - Александр Терентьев

«Президент без власти»[601] – гласил заголовок первополосной статьи, опубликованной в оппозиционной газете «Аль-Шурук» сразу после выборов, на которых победу одержал Мурей. Комментарии в интерненте были полны сарказма: по степени влияния на внутриполитическую жизнь страны египетского президента сравнивали с английской королевой. «У него не будет никаких пономочий и будет множество обязанностей, а это означает, что его ждет провал, – утверждал один из лидеров салафитов Надер Бакар. – Военный совет блестяще разыграл свою партию, вынудив исламистов бороться за кресло, на котором уже заранее лежат острые кнопки»[602].

Да, в общем-то, военные этого и не отрицали. Лидер государства, избранный по старой конституции, говорили они, после принятия нового основного закона вынужден будет «уйти на пенсию». «Это будет президент на час, – заявлял глава военного консультационного совета Самех Ашур, – и не важно, понимает он это или нет»[603].

И хотя, вступив в должность, Мурси пообещал пересмотреть Кэмпдэвидское соглашение с Израилем и наладить отношения с Ираном, большинство экспертов были убеждены, что дальше обещаний он не пойдет и вскоре превратится в марионетку в руках Военного совета. Любопытно, что после того как были объявлены результаты выборов Мурси покинул ряды «Братьев мусульман», чтобы стать «президентом всех египтян». Конечно, это не означало, что он порвал с движением, просто ему нужно было как-то отблагодарить военных, которые ради сохранения стабильности смирились с поражением своего кандидата.

Любопытно, что «Братья-мусульмане» вели себя миролюбиво и не лезли на рожон. Даже после того как генералы узурпировали власть в стране, лидеры исламистов не раз подчеркивали, что «благодарны армии за то, что она в течение года защищала революционные идеалы и обеспечивала переход к демократии». А Мохамед Мурси за несколько дней до выборов, когда парламент был уже разогнан, объяснялся в любви военным. И хотя либералы обвиняли Военный совет в «бонапартизме» и уверяли, что Египет повторяет опыт Алжира, где после победы исламистов на выборах местная хунта распустила парламент и установила военную диктатуру, «братья» предостерегали граждан от нежелательных ассоциаций. «Не стоит забывать, что в ходе гражданской войны в Алжире погибли 150 тысяч человек, – говорил экс-спикер парламента Саад аль-Кататни, – и Египет ни за что не повторит алжирский сценарий, поскольку мы будем использовать только легальные методы борьбы. В 80-е и 90-е годы радикалы-салафиты прибегали к насильственным методам, однако «братья» давно от них отказались»[604].

Некоторые эксперты объясняли пассивное поведение «братьев» тем, что за год они успели оттолкнуть от себя всех потенциальных союзников. «После того как в феврале 2011 года завершились уличные выступления, «Братья-мусульмане» отказались сотрудничать со светскими революционными организациями, – писал египетский политолог Султан аль-Кассеми. – Не поладили они и с салафитами, получившими около 20 процентов голосов на парламентских выборах. В общем, «братья» были чересчур самоуверены, и когда им потребовалась помощь от бывших союзников, практически никто не откликнулся»[605].

Конечно, это было не совсем так. Сразу после выборов представители штаба Мурси провели встречу с активистами студенческого движения и молодежного движения «Шестое апреля», которые организовывали в 2011 году «финиковую революцию». Многие из них сокрушались, что военные забили «последний гвоздь в крышку гроба зарождающейся египетской демократии» и призывали к «повторной революции». «У нас есть враги и эти враги управляют государством», – провозгласил харизматичный лидер салафитов Хазен Абу Исмаил. Символично, что 19 июня, когда на площади Тахрир вновь появилась толпа разъяренных горожан, экс-президент Хосни Мубарак, приговоренный к пожизненному заключению, пережил клиническую смерть и впал в коматозное состояние. Политологи были убеждены, что Тахрира-2 не получится хотя бы потому, что египтяне уже присытились революциями. «В Египте только что произошел мягкий государственный переворот. Мы были бы вне себя, если бы не испытывали такую усталость»[606], – написал в Twitter известный египетский правозащитник Хоссам Бхагат.

После принятия конституционных поправокХиллари Клинтон обрушилась с критикой на команду Тантави, заявив, что ее действия «вызывают тревогу в Вашингтоне». «Если «Братья-мусульмане» предлагали модель развития, опробованную в Турции умеренными исламистами, – отмечал профессор университета Джорджа Вашингтона Марк Линч, который был главным консультантом администрации Обамы во время «арабской весны», – то Военный совет реализовал сценарий «параллельного государства», который был разработан турецкими кемалистами, оправдывавшими свои авторитарные замашки угрозой исламизации. Демократический эксперимент провалился»[607]. Было очевидно, что в стране предстоит долгая и изнурительная схватка за власть между исламистами и генералами. И первым актом безусловно стало решение Мурси о возобновлении дейтельности парламента, которое тут же было отменено Верховным судом Египта. Противники исламистского государства начали обвинять США в том, что они подыгрывают «экстремистам». Не случайно, когда 16 июля Клинтон прибыла в Египет, чтобы прочесть очередную лекцию о правах человека, ее кортеж забросали помидорами и ботинками.

Показательна была и судьба Ливии, где через несколько дней после смерти Каддафи 20 октября 2011 года шариат, причем в наиболее ортодоксальной салафитской форме, был объявлен базовым принципом существования государства. В начале года западные политики издевались над Каддафи, который утверждал, что против него сражаются радикальные исламисты. Однако Триполи, в итоге, взяли боевики Исламской ливийской группы, а их лидер Абдельхаким Бельхадж сделался военным комендантом и полновластным хозяином столицы. Переходный Национальный совет объявил о создании исламских банков, разрешил многоженство и пообещал отменить все законы, противоречащие мусульманскому праву. К формированию «исламского, шариатского эмирата» на развалинах Джамахирии в начале октября призывал Айман аз-Завахири. И новое ливийское правительство, которое на добрую половину состояло из функционеров «Аль-Каиды», восприняло его слова как руководство к действию.

Покровители ПНС на Западе закрывали глаза на очевидные вещи. Новые власти линчевали Каддафи, выставили его труп на всеобщее обозрение на мясном складе, уничтожили сотни его сторонников, несмотря на объявленную в стране политическую амнистию, а западные союзники продолжали воспевать демократическую команду Махмуда Джибриля. В преддверии парламентских выборов 2012 года был издан репрессивный закон, запрещающий выдвигать кандидатами в депутаты бывших каддафистов. Чисткам подверглись госаппарат и дипкорпус. И министры Переходного совета, многие из которых входили в ближайшее окружение Каддафи, явно чувствовали себя не в своей тарелке.

Одной из основных причин революции было то, что племена и кланы Киренаики не хотели мириться с подчиненным положением в ливийской джамахирии и были недовольны тем фактом, что большая часть поступлений от нефти оседает на западе страны, хотя 70 процентов нефтяных месторождений находятся на востоке. Однако после падения режима Каддафи Киренаика продолжала играть второстепенную роль. Бенгазийцев, которые считали себя главными героями революции, это выводило из себя, и восток страны вновь начал бурлить. Поговаривали даже о том, чтобы провозгласить в Киренаике автономию, во главе которой встанет потомок короля Идриса Ахмед аль-Сенусси. Так и не расформированные повстанческие отряды разгромили в феврале 2012 года офис Переходного национального совета в Бенгази, а заместитель ПНС Абдель Хафиз Гога был избит в местном университете. Когда же студентов, поколотивших вице-премьера, арестовали, на востоке страны начались массовые демонстрации, и Гога вынужден был подать в отставку. «После победы в освободительной войне, в Ливии воцарилась атмосфера ненависти»[608], – заявил он, покидая свой пост.

После революции повстанцы и их западные покровители обещали навести в стране порядок и распустить отряды народной милиции. Однако этого не произошло. В Ливии насчитывалось более 200 тысяч вооруженных боевиков, которые не желали никому подчиняться и похвалялись своими заслугами перед революцией. Не изменилась и ситуация в экономике. «Расходы на содержание армии, полиции и системы образования осуществлялись в форме разовых дотаций, – утверждал эксперт Центра «Геоарабика» Александр Кузнецов. – И это при том, что еще в декабре 2011 года были разблокированы зарубежные авуары страны, на которых в годы правления Каддафи было положено не менее 110 миллиардов долларов. Но деньги эти не служили ливийскому народу, и многие заговорили о том, что миллиарды Каддафи пошли на погашение последствий европейского финансового кризиса»[609].