Спецслужбы и войска особого назначения - Полина Кочеткова

Глядя на него, никак нельзя было подумать, что до своего ареста он ежедневно прогуливал на поводке личного крокодила — эту пикантную подробность сообщил или придумал неутомимый сплетник Штейнберг.

Мамулов же проговорился куда более важным известием: за несколько лет до моих с ним бесед, когда еще держали в одиночке по мотивам секретности, его раз ошибочно вывели на прогулочный дворик, уже занятый другим секретным заключенным. Остолбенев, Мамулов узнал в нем высокопоставленного генерала, «которого знала вся страна», который числился, по газетным сведениям, расстрелянным по делу Берия. Тот немедленно отвернулся, спрятав свое лицо, надзиратель заорал на Мамулова: «Выходите!» и вывел его на другой, причитавшийся ему, дворик. Ошибиться Мамулов не мог: он так хорошо знал этого человека! Фамилию его он отказывался мне назвать, как я. ни просил и как ни изощрялся в перечислении известных мне фамилий от самого Берия до Рюмина и Рухадзе. Он непритворно жалел, что проговорился: ему казалось, что разглашение такой государственной тайны может отягчить его собственную судьбу. Приговорен Мамулов был именно к тюремному заключению на 15 лет. Ему, как и всем прочим, отнюдь не вменялись какие-нибудь нарушения законности, измывательства над заключенными ит. п., а лишь «способствование продвижению по службе врагу народа Берия Л. П.».

В день моего освобождения, 27 июля 63-го, началась общая перетасовка камер, и Мамулов был переведен в камеру к «двадцатипятилетнику» М., до того сидевшему в одиночке. С середины 50-х годов М. работал при библиотеке, точнее, составлял каталог тюремной библиотеки, для чего в его камеру порциями носили книги, а за это он получал мизерную сумму на ларек. Мамулов питался плохо и польстился на деньги, а заметив среди книг «запрещенные» — проявлял «идейно-политическую бдительность». В этой камере Мамулов пробыл меньше полугода: (до ноября), его доносы сработали: у М. отняли кусок хлеба (у него не было никаких родственников-знакомых на воле), а в январе замполит Хачикян (при мне ст. лейтенант, позже майор) назначил библиотекарем Мамулова. Каталог составлен не был, но все сомнительные книги изъяты.»

(О. Волин. Два года с бериевцами //Совершенно секретно. — 1989. — № 6.)

ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ УБИЙЦА РАБОТАЛ НА ЭСТРАДЕ МАСТЕРОМ ХУДОЖЕСТВЕННОГО СВИСТА

1954 год оказался неудачным для «мокрых дел» МГБ — провалилась попытка убийства одного из лидеров НТС Г. Околовича — его предполагаемый убийца Н. Хохлов перебежал на Запад.

Хохлов работал на эстраде мастером художественного свиста, когда в 1941 году был завербован НКВД. К 1954 году он дослужился до звания капитана и в том же году получил приказ ликвидировать Околовича. В помощь ему были приданы два агента-немца. Убийство человека для Хохлова не было чем-то необычным: во время войны он убивал и приказывал убивать. На этот раз приказ вызвал у него внутренний протест. В своей книге «Именем совести», изданной в США в 1959 году, он утверждает, что не мог совершить предумышленное убийство в мирное время. В этом его поддержала его жена Яна, женщина очень религиозная. Кроме того, он был удручен перспективами дальнейшей работы в органах безопасности после дела Берии. Готовясь выполнить поручение начальства, Хохлов изучал досье на НТС и пришел к выводу, что эта организация может помочь ему в решении стоящей перед ним дилеммы: он придет к Околовичу, признается во всем, и тот поможет ему организовать переход на Запад и вызволить из Союза жену и дочь.

Вечером 18 февраля 1954 года Хохлов постучал в дверь квартиры Околовича во Франкфурте-на-Майне. Когда тот открыл дверь, последовало представление и признание Хохлова в своей миссии, а также его просьба о помощи. Лидер НТС предложил ему на выбор американцев, англичан или французов. Агент КГБ предпочел первых.

Сотрудники ЦРУ отнеслись к Хохлову с недоверием, сочтя его за провокатора и подвергнув пристрастному допросу. Один из них высказал мнение, что тот, возможно, просто «чокнутый». Хохлов был подвержен аресту, обыску, затем — брошен в тюрьму. Чтобы заставить своих новых хозяев верить, пришлось ему выдать обоих своих помощников-немцев и сообщить о тайнике, где хранилось оружие убийства — пистолет, замаскированный под зажигалку. В конце концов, месяц спустя ему поверили. Руководство в Вашингтоне решило преподнести дело Хохлова как победу Запада над Востоком в «холодной войне» и настояло, чтобы тот провел пресс-конференцию о своем перебеге. Взамен ему обещали вызволить жену и дочь из России. Пресс-конференцию он провел, она наделала много шума. Но американцы не выполнили обещания о вызове семьи. Однако жребий уже был брошен, у него не было иного выхода. Хохлов стал активным сотрудником НТС.

Советские власти были вынуждены реагировать на это весьма неприятное дело — они утверждали, что заявление Хохлова — это злостные выдумки ЦРУ Был выпущен также слух, что Хохлов — родственник Околовича и что оба они — фашистские военные преступники. Но были приняты и некоторые внутренние меры. Еще в сентябре 1954 года «спецбюро» было преобразовано в «девятый отдел», а с преобразованием МГБ в КГБ в 1954 году — в отдел 13 первого главного управления.

Тем не менее, акты политического террора продолжались. В ноябре 1954 года агент КГБ М. Исмаилов связал проволокой заведующего азербайджанской редакции радио «Освобождение» Абдула Фаталибея и избил его до смерти. В декабре 1954 года некий Вильдпретт сознался, что получил приказ убить лидера НТС В. Поремского.

Вскоре пришла очередь самого Хохлова, который, очевидно, был приговорен в Москве к высшей мере наказания.

15 сентября 1957 г., участвуя в работе одного совещания во Франкфурте, он почувствовал себя плохо и упал в обморок. Придя в себя, он жаловался на сильную тошноту, и врачи сочли, что у него резкий гастрит Но лечение не помогло. На пятый день в больнице, где он лежал, в его палату зашла медсестра и застыла в ужасе. «Что такое?» — спросил он и сам посмотрел на себя в зеркало в ужасе. Коричневые пятна и синие вздутия обезобразили его лицо и тело, из глаз сочились липкие выделения, через поры кожи просачивалась кровь, его кожа была сухой, как при холере. При просто прикосновении руки с головы выпадали клочья волос. Опытный медик-профессор решил, что он отравлен талием — редким ядовитым металлом — и назначил соответствующее лечение, но все было бесполезно. Анализы показали, что белые кровяные тельца в его крови быстро гибнут, кости разрушаются, кровь превращается в плазму, железы, вырабатывающее слюну, атрофируются.

Ночью 22 сентября врачи сообщили Околовичу, что больной при смерти. Лидер НТС, считая себя обязанным Хохлову жизнью, обратился за помощью к американцам, и умирающий был перевезен в американский военный госпиталь во Франкфурте. Американские врачи начали заочную дуэль с отравителями. Круглые сутки они делали больному уколы кортизона, витаминов и экспериментальных медикаментов, оживляя его внутренним питанием и переливанием крови. Рядом стоял анестезиолог, готовя для его рта растворы, так как в нем самом не было слюны. Приходили специалисты для консультаций, прибывали новые лекарства. Сражение со смертью продолжалось целую неделю. Затем по причинам, которые врачи так и не поняли, их интенсивное лечение и воля Хохлова к жизни начали постепенно приносить положительные результаты. Три недели спустя состояние больного заметно улучшилось, хотя он совершенно облысел и был обезображен шрамами.

Лишь через несколько лет один известный американский токсиколог, изучив историю болезни, нашел ответ. Оказалось, что Хохлов был отравлен талием, подвергшимся сильной дозе атомной радиации, в результате которой металл распадается на крошечные частицы. Попадая в человека с пищей, радиоактивные частицы полностью распадаются и поражают всю систему жизнеобеспечения смертоносной радиацией.

В то время, как отравленный Хохлов боролся за жизнь в американском госпитале во Франкфурте, его коллега по КГБ Богдан Сташинский 12 октября 1957 года ликвидировал в Мюнхене одного из руководителей украинских националистов Льва Ребета.

15 октября 1959 года подошла очередь Степана Бандеры. Если верить тому, что пишут на Западе, после перебега Б. Сташинского й суда над ним в ФРГ в 1962 году советское руководство резко ограничило практику политических убийств и дало указание допускать такие убийства в мирное время «лишь в особых обстоятельствах». По некоторым свидетельствам, акты политического террора и после этого проводились, но не советскими гражданами, а наемными убийцами из иностранных граждан. Вопрос о недопустимости таких актов в наш цивилизованный век, без суда и следствия, тем. более на территории иностранных государств, — такой вопрос в то время, очевидно, и не ставился.

(А. Тихонов. Мокруха по-чекистски // Детектив. — 1990. — № 11.)