Единственный выживший - Дин Кунц

– Четыре или пять, не больше, – ответила Мерси, не глядя на него.

Предчувствие словно молния пронзило Джо, и он поспешно закрыл глаза, ослепленный этим ярким светом, но даже сквозь багровую темноту за ширмой опущенных век он продолжал видеть десятки самых невероятных возможностей, которые и пугали, и манили его.

– Не могли бы вы… описать ее?

– Маленькая, ладненькая девочка, совсем как куколка и прелестная, как бутон цветка, но в этом возрасте все дети очень милы, разве нет?

Джо открыл глаза и, увидев, что Барбара смотрит на него в упор, прочел в ее взгляде жалость и предостережение.

– Будь осторожен, Джо, – тихо сказала она. – Пустая надежда может жестоко обмануть.

Мерси, ничего не заметив, водрузила на проволочную подставку еще один противень, полный золотистых бисквитов.

– Какого цвета были у нее волосы?

– Светленькие, чуть вьющиеся.

Еще не успев осознать, что он делает, Джо вскочил на ноги и шагнул к Мерси, которая деревянной лопаточкой снимала готовые печенья с остывшего противня и складывала их на тарелку.

– А какого цвета были у этой девочки глаза? – негромким, но напряженным голосом спросил Джо.

– Ну, этого я, пожалуй, не вспомню.

– Постарайтесь. Пожалуйста…

– Голубые, наверное, – подумав, сказала Мерси и поддела лопаточкой очередное печенье.

– Наверное?

– Она же была блондиночка.

Джо взял из рук удивленной Мерси лопаточку и отложил в сторону.

– Посмотрите на меня. Мерси. Это очень важно.

– Спокойнее, Джо! – снова предупредила его Барбара. – Держи себя в руках.

Джо знал, что она права. Безразличие было его единственной броней, его единственной защитой от жгучей, невыносимой боли. Оно было с ним постоянно, потому что только в нем Джо мог черпать утешение. Надежда представлялась ему птицей, которая в конце концов всегда вырывается из рук и улетает навсегда; светом, который обязательно гаснет; бременем, способным раздавить, когда уже нет сил его нести. Однако сейчас Джо чувствовал внутри напугавшую его самого безрассудную готовность взвалить на себя это бремя, ступить в полосу неверного, дрожащего света и тянуться, тянуться за сверкающими в вышине белыми крыльями.

– Мерси, – сказал он, – не у всех блондинок бывают голубые глаза, верно?

Завороженная его неожиданным пылом и силой чувств, Мерси Илинг повернулась и встала лицом к лицу с Джо.

– Ну… наверное, – согласилась она.

– У некоторых ведь бывают зеленые глаза?

– Точно.

– А если как следует подумать, то я уверен – вы вспомните, что встречали блондинок и с карими глазами.

– Наверное, но немного.

– Но все-таки встречали, – настаивал Джо, в котором снова вскипело предчувствие. Его сердце вело себя совсем как норовистая лошадь, которая брыкается и бьет подкованными сталью копытами.

– Так вы уверены, что у этой маленькой девочки были голубые глаза? – спросил он.

– Нет, не уверена.

– Могли они оказаться серыми?

– Не знаю. – Мерси пожала плечами и бросила едва заметный вопросительный взгляд в сторону Барбары, но та ничего не сказала.

– Постарайтесь вспомнить.

На этот раз глаза Мерси устремились куда-то в пространство, словно она старалась оживить в памяти полустершиеся образы, однако после секундного размышления она отрицательно покачала головой.

– Я не могу точно сказать. Может быть, и серые, а может – нет.

– Посмотрите на меня, Мерси. Какие у меня глаза?

Она посмотрела.

– Они серые, – с нажимом сказал Джо.

– Да, – неуверенно согласилась Мерси.

– Серые, но необычного оттенка.

– Да.

– С легкой примесью лилового.

– Пожалуй.

– Не вспомните ли вы, не такими ли были глаза у той девочки?

К этому моменту Мерси уже догадалась, какого ответа от нее ждут, хотя и не могла понять – почему. Она была доброй женщиной, и ее инстинктивным желанием было сделать ему приятное. Немного поколебавшись, она сказала:

– Честное слово, я не могу сказать наверняка.

Джо почувствовал, как внутри у него все холодеет, но сердце его продолжало биться с прежней силой и частотой, не желая расстаться с тщетной уже надеждой. Стараясь говорить спокойно, он положил руки на плечи Мерси и сказал:

– Постарайтесь представить себе лицо девочки. Закройте глаза и постарайтесь думать только о ней.

Она закрыла глаза.

– Ну? – с новым нетерпением спросил Джо. – Вы видите? На левой щеке, почти возле самого уха? Видите родинку?

Веки Мерси слегка вздрогнули: она искренне старалась подстегнуть свою память.

– Это скорее родимое пятнышко, а не родинка. Она совершенно плоская и не выступает над кожей. В форме полумесяца.

После долгих колебаний Мерси покачала головой.

– Может быть, у нее и была такая метка… Я просто не помню.

– А улыбку? Улыбку вы помните? Озорную, слегка кривоватую? Когда она улыбалась, у нее слегка приподнимался левый уголок губ.

– Насколько я помню, девочка совсем не улыбалась. Она была очень сонной… и слегка ошеломленной. И конечно, она очень устала, лапочка.

Джо лихорадочно порылся в памяти, не в силах припомнить ничего такого, что могло бы пробудить память Мерси Илинг. Он мог бы часами потчевать ее самыми подробными рассказами о непринужденной грации и врожденном очаровании своей дочери, о ее веселом, неунывающем нраве, о ее музыкальном смехе, который звучал колокольчиком всякий раз, когда ей удавалась какая-нибудь проделка. Он мог бы долго описывать ее высокий выпуклый лоб, медно-золотой оттенок бровей и ресниц, задорно вздернутый носик, изящно вырезанные уши, напоминающие самые изысканные раковины; не смог бы Джо умолчать и о пытливом блеске любопытных глаз, о глубоких замечаниях, свидетельствующих о не по годам развитом уме, а также о выражении хрупкости и затаенной внутренней силы на ее хорошеньком личике, которое не раз заставляло его сердце сжиматься от нежности, когда он смотрел на спящую дочь.

Но все это были субъективные впечатления, и, сколь подробны бы они ни были, сколькими деталями ни изобиловали бы, они все равно не могли навести Мерси на ответы, которые ему хотелось получить.

Он убрал руки с ее плеч.

Мерси открыла глаза и покачала головой.

Джо схватил со стола деревянную лопаточку, которую он взял у нее минутой раньше. Снова положил. Он просто не знал, что ему делать дальше.

– Мне очень жаль, – сказала Мерси.

– Ничего-ничего, просто я подумал… Я надеялся… Не знаю. Я сам не знаю, на что я надеялся.

Самообман никогда не удавался Джо. Он казался ему похожим на старый, скверно сидящий костюм со множеством прорех, сквозь которые проглядывает голое тело. Мерси Илинг еще могла обмануться, поскольку она сама этого хотела, но самого себя Джо обмануть не мог, и сквозь плохо скроенную ложь ему была хорошо видна беспощадная правда: он отлично знал, что он думал и на что надеялся. То, что с ним сейчас произошло, было лишь очередным проявлением поискового стереотипа, только теперь он не преследовал никого между стеллажами магазина, не высматривал воображаемую Мишель сквозь витрину супермаркета, не кидался к школьной ограде в надежде разглядеть Крисси среди толпы других девчушек, но все равно это была та же самая, застарелая и запущенная болезнь, которая гнездилась в самом его сердце. Одного упоминания об этой таинственной девочке, возраст и цвет волос которой по чистой случайности совпали с приметами его дочери, оказалось вполне достаточно, чтобы Джо, позабыв о логике и фактах, снова ринулся в безнадежную погоню за миражом.