Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов

— Говорят, будто дьячок послал жену смотреть, как нашего попа представлять будут.

— Небось попадья придет, не утерпит. Вот бы поглядеть, как она себя будет чувствовать.

— Ей и стоит…

На улице показалась группа взрослых.

— Куда вы? — крикнули им от калитки.

— Пойтить посмотреть, что эти умные головы вытворять будут.

— Попа, говорят, будут изображать?

— Там и попадья попала…

— О? Подождите, вместе пойдем.

— Нет, это правда, надо пойтить посмотреть. Ежели безобразие какое, то прекратить. А то их оставили без больших, они там черт знает что разведут.

— Куда бежите? — крикнуло несколько голосов от калиток, когда шедшие подходили к концу улицы.

— Хотим безобразие это прекратить, — ответило несколько голосов.

— И хорошее дело.

— А ты, бабушка, куда?

— Да вот посмотреть хочу, что эти разбойники будут делать. Может, после этого и жить больше нельзя.

— А денег откуда возьмешь?

— Нам бесплатно, кормилец, объявили.

— Это другое дело…

— А ведь иные, поглядите, как на настоящее представление идут.

— Чтой-то старух-то сколько привалило?

— Им бесплатно.

— Небось рады эти молокососы, что к ним столько народу идет смотреть. А того не понимают, что идут над ними же смеяться, — говорили в толпе, которая уже приближалась к освещенному театру.

Из театра вышло несколько ребятишек. Увидев приближающуюся толпу, они бросились обратно. Слышно было, как торопливо, испуганно захлопнулись двери и как зазвонил телефон.

Толпа остановилась около театра.

— Что ж они заперли-то?

— Должно, рано еще. Ждут, когда наберется побольше.

Простояли минут десять.

Вдруг послышался дребезг колес по мостовой. Кто-то быстро ехал к театру. Оказалось, что это начальник милиции с двумя милиционерами. Они быстро осадили лошадь у подъезда и выскочили с таким поспешным видом, как будто прискакали по чьему-то вызову.

— Вы что тут собрались? — спросил подозрительно начальник милиции у толпы.

— Билетов ждем. Да что ж они, товарищ начальник, назначают в десять часов, а уж сейчас больше десяти, — сказал крайний человек в поддевке.

— Да еще в середку не пускают. Ведь теперь не лето.

— Час простоим да и разойдемся…

— Тьфу, черт! А я уж думал… — сказал начальник и недоговорил.

— Прикажите пускать начать. До каких же это пор ждать! — послышались еще голоса.

— Сейчас распоряжусь.

— Матушки, милиция! — крикнул кто-то из темноты, и в свете фонарей показались фигуры бегущих к театру людей.

— Отпирают! Не напирайте там! — кричал какой-то человек в рыжей меховой шапке.

Люди, спершись в дверях и выставив для защиты боков локти, проламывались в открывшиеся двери. А в дверях стояли милиционеры и кричали на всех:

— Граждане, осади! Других подавите.

— А вы пропускайте. Чего вы держите! — кричали сзади.

— Напирай сильней. Старухи, не толкайтесь под ногами, куда вас лихая столько натащила! Вам в церкви место, а не тут. Старый человек, а тоже лезешь!

— Им бесплатно, — сказал кто-то.

— Батюшки, а меня пропустят? — спрашивала пожилая женщина у человека в рыжей шапке, к которому ее прижали грудь с грудью в толпе.

Человек в рыжей шапке, отклонившись головой назад, чтобы несколько издали посмотреть налицо женщины, сказал:

— Навряд… молода. О, черт их возьми, ну прямо все бока растолкали.

— Там, небось, в зале-то, никого нету. Они нарочно давку такую устраивают. Ведь это какой народ: где тесно, он туда и прет.

— Сама-то зачем прешь?

— Я раньше пришла.

А стоявшие сзади смотрели на ломившуюся толпу и говорили:

— Ну, прямо за людей стыдно. Нарочно пошла посмотреть на народ.

— Я тоже. А учителя пришли с таким видом, как будто на какое важное дело идут. Да проходите вы там, сейчас уж небось начнется! — крикнула женщина в вязаной шапочке.

— Куда ж тут проходить? — сказал раздраженно рабочий, которого сдавили со всех сторон так, что он, положив локти на плечи старух, точно плыл, куда его несло течением. — Вы-то чего сюда приперли?

— Это не ваше дело, — сказала женщина в вязаной шапочке. — Устраивается не для вас одних, а для всех.

— Для всех ежели устраивать, так тогда кому нужно — не попадет.

— Поставили бы хорошую цену, вот бы тогда призадумались, а то бежит всякий, кому не лень. Да еще старух этих набилось. Откуда они взялись только?!

— Граждане, не напирайте! — кричал милиционер. — Временно закрываю двери, а то давка.

И он закрыл двери.

— Вот тебе здравствуйте! Ждали, ждали и опять ждать. Пришли, еще утреня не начиналась, а уж теперь небось половину отслужили, а у них еще народ весь не прошел.

— Да еще места не достанешь… — говорили в толпе.

Минут через десять двери открылись. Какая-то старушка юркнула было внутрь, но милиционер поймал ее за хвост и вытеснил обратно.

— Граждане, не толпитесь, расходитесь — нету мест больше. Не приказано.

— Тьфу! Чтоб тебя черти взяли, — сказал кто-то, — два часа стоял.

— А может, стоячие, батюшка, есть? — сказала старушка.

— Нету стоячих! Все вышли. В церковь лучше иди.

Некоторое время непопавшие все еще стояли перед закрывшимися дверями, словно дожидаясь чего-то. Потом медленно стали расходиться.

— Откуда идете? — спрашивал кто-нибудь по дороге.

— Да вот ходили было посмотреть, что эти пустые головы там устроили.

— Видели что-нибудь?

— А ну их к свиньям! Нешто туда пробьешься, кабы у них организация была, какая следует. Знают, что народу будет Много, и не могли места заранее распределить. Теперь вот утреню пропустили.

1922–1923

Верующие

Разнесся слух, что священникам запретят служить и запечатают церковь.

Когда собрались на собрание в школу, все были взволнованы, а печник, не дождавшись, когда откроют заседание, крикнул из угла от печки, где он стоял:

— Вы что же это, нехристи окаянные, уж до веры, знать, добрались?

— До какой еще веры? — сказал председатель.

— До такой… церкви прикрыть, что ли, надумали?

— Церковь может быть закрыта только в том случае, ежели не представите списков верующих и не подадите в совет.

— Попробуй только, закрой…

— Сами черту продались и нас хотите к нему на сковородку?

Председатель, нахмурив брови, смотрел в разложенную перед ним бумагу и делал вид, что не слушает и не слышит. Но потом поднял голову, некоторое время смотрел на печника и сказал:

— Об чем разговор?

— Об чем… знаешь… об чем…

— Граждане, вопрос о церкви сейчас будет обсуждаться в свой черед. Прошу не нарушать, Иван Никитьев, молчи.

— Нет, брат, где молчали, а тут — подожди. Как до веры дошли, тут вам крышка.

— Кончил, что ли? — спросил председатель.

— Кончил… когда только вы, черти, кончитесь.

— Ну и ладно. Так вот