Мандарины – не главное. Рассказы к Новому году и Рождеству - Виктория Кирдий

– Ты рассказал ему, почему? – спросила жена, разглядывая заспиртованные кабаньи яйца.

– У меня еще будет такая возможность, – улыбнулся Ваня.

– На следующей охоте?

– Или на свадьбе. Это уж что раньше произойдет.

Виктория Кирдий

Я люблю декабрь

Я люблю декабрь – в этом месяце начинает прибавляться световой день. Кругом огоньки, люди спешат в гости с подарками, лица беззаботны и легки. Воздух пронизан искрами торжества. А январь мне напоминает снеговиков на тарелке, которых принес приятель в качестве гостинца. Ощущение праздника в январе так же тихо истаивает, как те крошечные снеговики с апельсиновыми шкурками вместо морковок.

У моего брата был сосед, капитан милиции, и накануне Нового года брат за компанию с ним решил пойти к стоматологу. Для храбрости выпили по сто грамм, зажевали лаврушкой. Во дворе стоматологии они обнаружили елку, привязанную к фонарному столбу. На ней болтался одинокий зайчик из картона. Час простояли обнявшись, просили у зайчика новые зубы.

В девяностые годы на стихийных рынках появилось много диковинных товаров. Отправились с однокурсницей купить подарки к Новому году. А купили рисовую водку. Очнулись в сугробе, не прерывая разговора о семантике русского языка. Пришли к выводу, что рисовая водка не самое праздничное винно-водочное изделие.

Поехали с братом на елочный базар. И среди пышного и богатого меню хвойных нашли абсолютно плоскую елку, словно она росла между бетонных плит. Это ж надо было не просто проклюнуться из семечка, но еще и вымахать под два метра. Ее и купили, за дерзость.

Маленькому сыну я не могла показать настоящего Деда Мороза, но сообщила, что в морозильнике находится его почтовый ящик, и туда можно складывать письма с желаниями. Сына потрясло не то, что Дед оставлял крошечные подарочки в морозильнике, а то, что он умеет читать.

Принято вспоминать первую елку в детском саду. Мое самое яркое воспоминание именно оттуда, но совсем в другом возрасте. Студенткой я подрабатывала в детском саду, шила костюмы к утренникам. Мне оставили ключи от музыкального зала. И нетрудно догадаться, что в новогоднюю ночь в музыкальном зале собралась большая компания студентов. До самого утра мы водили хоровод вокруг елки, переодеваясь в костюмы зайцев, лис, медведей, снежинок, матрешек и прочей сказочной живности. Пропуск в детство, кажется, можно достать в любом возрасте.

Старший брат прикрутил к доске негодные коньки, нам эта доска казалась роскошными ледяными санями. Полярная экспедиция собиралась из соседского мальчика, провиант – из булки с сахаром и дверного коврика для тепла. Самому выносливому выпадало быть оленем.

Зимой, детьми, мы с братом наливали воду в валенки, ждали, когда они заледенеют, и катались в них в парадном на цементном полированном полу. Это все, что я хотела сказать о фигурном катании.

В ту же зиму, в тех же валенках я вступила в идеально круглую лужу, подернутую льдом. И с головой ушла под воду в люк. Мамина радость. Мама молниеносно вытащила меня за шарф. Фигурное катание на этом и закончилось. Но после мне так понравилось малиновое варенье, тело, растертое спиртом, и сухая горчица в шерстяных носках.

Маленькими детьми нас с братом на каникулы вывозили в зимний лагерь. Все, что я оттуда запомнила, – ледяные горы и вместо санок коровьи шкуры. Мы не знали, что они такие скользкие, просто делали из них чум и сидели в нем тунгусами до посинения.

Как-то я прочла историю о ньюфаундленде. Зимой на прогулке он залез в сугроб, что-то выкопал оттуда и сунул в рот. Хозяин попросил выплюнуть. Пес сделал вид, что да, выплюнул и закопал. А вернувшись домой, открыл пасть, откуда вывалился котенок. Во рту согрелся и ожил. «Гены пальцем не раздавишь», – сказал хозяин ньюфа. Так и живут теперь втроем.

Встречали как-то Новый год на даче. Ни елки, ни игрушек, ни гирлянд. Нашли в саду старую ветку да и нарядили радиодеталями и дачным хламом. Праздник можно создать из чего угодно.

Жука Жукова

СемьЯ

Каждый год разговоры о том, что приготовить на Новый год, начинаются как минимум за месяц. Я всегда за утку. Брат лоббирует свинину. Мама робко просит готовить только закуски: «Ребята, не нужно ночью наедаться, салатиков легких побольше наделаем, я пирог испеку…», но мы строго осаживаем ее: «Мы не будем наедаться, но в доме обязано пахнуть по-новогоднему».

– Уткой с яблоками! – ору я.

– Фиг тебе! Пап, давай буженину.

– В прошлом году была буженина!

– Не ври! В прошлом году была утка, потому что ты расплакалась, как лялька, и папа тебя пожалел.

Мама качает головой:

– Ребята, не вздумайте свинину на стол, год Свиньи наступает.

Я исподтишка, чтобы родители не видели, показываю брату язык. Брат бьет меня по башке ладонью. Папа строго качает головой.

– Сын, не смей бить младшую сестру.

– Она первая начала.

– Пап, а он все равно бьет.

Мой муж и жена брата смотрят на нас как на идиотов. Это мой сороковой Новый год, у брата сорок четвертый. Традиция.

Сегодня наряжаем елку, вернее планируем, что наряжать будут дети – преемственность поколений, а мы просто сядем в кресло и будем управлять.

Дети у нас с братом общие. Нет, мы, конечно, помним, кто чей, но разницы не делаем. Я считаю, тот ребенок свой, которому можно дать по жопе. Чужому не дашь.

Как раз сейчас младший напрашивается, он тянет елку за лапу, сейчас эта вся шаткая конструкция свалится ему на голову.

Елка у нас что надо! Папа сам ходит выбирать, никому не доверяет. Мама каждый год бухтит,