Мир на костях и пепле - Mary Hutcherson

Я засыпаю первая (конечно же), но совсем скоро начинаю видеть кошмар, просто восхищающий в извращенном смысле этого слова своей реалистичностью. Пит будит меня и долго успокаивает, прежде чем я возвращаюсь в реальность и осознанию, где вообще нахожусь. Он уговаривает меня подняться наверх и попробовать уснуть снова, пока сам располагается на диване снизу, но я даже не успеваю как следует задремать, как уже несусь обратно вниз из-за шума и застаю Пита нервно дышащим на полу около столика, сжимающим его край с такой силой, что белеют костяшки пальцев. В этот раз ни мои объятия, ни слова поддержки совершенно не помогают, так что я просто мечусь рядом, чувствуя полную безысходность.

Приступ лишает Пита остатков сил, и вскоре он засыпает, сидя в кресле, еле слышно бормоча текст книги, пока я пытаюсь улечься на идиотском диванчике напротив. Следующее воспоминание — шум на кухне, от которого я молниеносно подрываюсь на ноги с колотящимся сердцем, еще сильнее перепугав Пита, наливающего себе в стакан воду.

— Все в порядке? — спрашиваю я, чувствуя, как учащенный пульс толчками разносит кровь в каждую затекшую конечность.

— Это кресло явно не предназначено для сна, — отвечает он, потирая шею.

И это так глупо, что в огромном доме нам двоим нет места для того, чтобы комфортно расположиться, лишь из-за того, что у каждого свои непреодолимые заскоки: Пит боится спать на одной кровати, потому что часто просыпается от приступов, а я не могу предложить ему другую спальню, потому что за полгода так и не набралась смелости зайти в эти комнаты.

Больше той ночью мы уже не спим, что очень сказывается на самочувствии весь следующий день.

— Ужасно выглядите, — подмечает за завтраком Хеймитч будничным тоном, намазывая джем на кусочек вчерашнего хлеба, и я отвечаю ему лишь хмурым взглядом, а Пит вообще находится в прострации, безостановочно помешивая ложкой свой чай последние минут восемь и глядя в никуда. — Нет, я серьезно, вы не пробовали спать по ночам?

— А у тебя есть рецепт, как это сделать, не выпивая годовую норму алкоголя за ужином? — рычу я, и Хеймитч только усмехается, отставая со своими допросами.

К счастью, в пекарне кроме нас теперь находятся работники, не пережившие за последние годы две Арены Голодных Игр, пытки и возглавление Революции, а поэтому спящие немного крепче и от этого работающие более продуктивно.

Пит раскачивается только к вечеру, а я так и не могу прийти в чувства уже скорее не от недосыпа, а от тревожных мыслей, постоянно возвращающих меня к ночной беседе.

После ужина у меня даже не хватает сил вымыть посуду, так что этим впервые за тысячу лет занимается ментор, обычно предпочитающий валяться у телевизора.

— Может быть, вам стоит сегодня переночевать каждый в своем доме? — бросает он, собираясь уходить, и Пит просто кивает, а я не нахожу в себе достаточно сил, чтобы поспорить.

Но спустя несколько часов мы все равно оказываемся каждый у своей телефонной трубки. Я так до конца и не понимаю, проснулась ли от криков Пита или от собственного кошмара, в котором тонула в кровавом море, барахтаясь и с трудом глотая воздух на поверхности, но итог один — снова ночь, и снова никакого сна.

— Кажется, последний разговор не лучшим образом сказался на наших перекошенных мозгах, — грустно усмехается Пит, и я с сожалением отмечаю, что он прав.

Тем не менее, мы возвращаемся к этому разговору уже на следующий день. Я спрашиваю, возможно ли вообще понять, когда мне стоит держаться подальше, а когда лучше помочь, если приступ уже начался, и мы погружаемся в многочасовые размышления на эту тему. И я снова засыпаю в своей постели одна, пытаясь унять дрожь в руках и учащенное сердцебиение, изо всех сил стараясь сдерживать непрошенные слезы.

Мне так и не удается понять, что является причиной подобного состояния: страх, отчаяние, беспомощность или все вместе, так что решаю ничего не анализировать, и просто надеюсь на несколько часов более-менее спокойного сна.

Утром я чувствую себя старым ржавым куском железа, со скрипом выползая из кровати, услышав возню на кухне. Сэй, как в старые добрые времена, занимается завтраком, тихонько напевая знакомый мотив, и охает, когда замечает меня на лестнице. Удивление на лице сменяется внимательным прищуром, а потом открытым беспокойством.

Когда я добираюсь до стола, передо мной мгновенно материализуется кружка с чаем и тарелка горячей каши с яблоком, а в руку опускается ложка. Сил хватает только на то, чтобы улыбнуться женщине в ответ на заботу, но, кажется, вместо этого выходит измученная гримаса, что только ухудшает положение.

Сэй садится напротив и молча наблюдает за тем, как я технично переношу порции каши из тарелки в свой рот, и начинает говорить только тогда, когда мне удается проглотить последнюю ложку.

— Китнисс, тебе нужно как следует выспаться, — только и замечает она, хотя я ожидаю как минимум привычные комментарии об отвратительном внешнем виде, которыми меня ежедневно радует ментор.

— Это гораздо сложнее, чем кажется, — пожимаю плечами, обхватывая руками кружку, и придвигаю ее ближе к себе.

Женщина грустно вздыхает и несколько раз в нерешительности открывает и закрывает рот, подбирая и обдумывая слова.

— Тебя что-то тревожит? — наконец осторожно спрашивает она, и я снова только пожимаю плечами. — Ты можешь рассказать, если хочешь. Мне или Хеймитчу. Или даже этому вашему столичному врачу. Любой из нас с радостью попытался бы тебе помочь, дорогая.

— Я знаю, — только и отвечаю я, возможно, слишком резко, но от ее слов отчего-то снова начинают жечь уголки глаз, что становится слишком опасным в нынешнем состоянии. — Я в порядке. Это просто обычная бессонница.

— Какая-то заразная бессонница, раз она у вас с Питом одна на двоих, — тихо бормочет она, поднимаясь со своего места и возвращаясь к плите, попутно захватывая мою пустую тарелку.

И поскольку мне совершенно не хочется продолжать этот разговор, я начинаю гипнотизировать жидкость в стакане, прилагая все усилия, чтобы выглядеть полностью сосредоточенной до тех самых пор, пока на пороге не появляются Хеймитч с Питом.

Хеймитч сразу же начинает петь хвалебные оды стряпне Сэй, которая, по его словам, буквально призвана вернуть его с того света после вчерашнего бурного вечера, а Пит мягко дотрагивается до моего плеча вместо приветствия. Я поднимаю голову и встречаюсь с ясными голубыми глазами, напоминающими чистое бескрайнее небо и улыбаюсь, надеясь, что в этот раз получится верно передать желаемую эмоцию.

Пит тоже выглядит слегка потрепанным, но не сильнее, чем после обычной бессонной ночи, а