Мир на костях и пепле - Mary Hutcherson

просто считает, что после всего случившегося детям будет полезнее немного продлить каникулы и иметь возможность приобрести свежее печенье, чем сидеть за партой?

Улыбаюсь, чувствуя, как градус напряжения постепенно снижается, и бросаю несколько быстрых взглядов на Пита, который неторопливо бредет по улице, смотря себе под ноги.

После вчерашнего дождя кое-где виднеются небольшие лужи, практически испарившиеся за день. Сегодня впервые за много дней подряд нет изнуряющей жары, поэтому можно идти по городу так долго, как нам захочется, не обливаясь при этом потом.

Мы доходим до здания будущей больницы в конце улицы, когда Пит останавливается и набирает в грудь воздуха, выглядя при этом совершенно растерянно, и я тоже моментально подхватываю волнение. Он молчит слишком долго, чтобы можно было продолжать спокойно стоять напротив, и я даже не замечаю, как слова начинают литься из моего рта.

— Пит, я знаю, что не должна была так говорить. Конечно же, это никакой не шанс. Это ужасно, и я бы все отдала, чтобы с тобой не случилось всего этого, но… Это уже случилось, так что я обещаю, что постараюсь дать тебе ответы на любые вопросы, какими бы сложными они ни были. Ты имеешь право знать свое прошлое, и это эгоистично с моей стороны выбирать за тебя, что помнить, а что нет.

Под конец я уже чувствую, как во рту пересыхает, и каждый звук дается все сложнее и сложнее. Пит внимательно дослушивает, а потом улыбается. Такая реакция немного удивляет, и, наверное, по моему лицу становится понятно, что ему было бы неплохо это объяснить.

— Просто ты украла половину моей речи, — говорит он, только сильнее меня путая.

— О чем ты говоришь?

— Я хотел сказать примерно то же самое, — Пит делает маленький шаг вперед. — Ну, по крайней мере, про эгоизм. Только не твой, а мой. Я не должен был ждать, что ты с радостью начнешь воскрешать в памяти Игры, потому что ты имеешь полное право попытаться забыть их как страшный сон.

— Нет, ты не прав, я не имею такого права. Некоторые вещи, которые тебе хочется вспомнить, знаю только я, так что…

— Китнисс, не надо, — он перебивает меня, приближаясь еще ближе, и берет за руку немного крепче, чем обычно. Это не совсем порыв нежности, скорее желание настоять на своем, но я не против в любом случае. — Давай не будем спорить.

— Чтобы не спорить, мы должны прийти к общему мнению.

— Хорошо. Тогда договоримся, что ты можешь не объяснять то, чего не хочешь, ладно?

— А ты можешь спрашивать о чем угодно, и я постараюсь ответить.

Пит согласно кивает, и я киваю в ответ.

— Так просто? — снова ухмыляется он. — Я из-за этого всю ночь не спал и выслушал бесконечно длинный монолог Хеймитча.

Теперь уже улыбаюсь и я.

— Все же правило про разговоры не должно иметь никаких исключений.

— Да, — соглашается Пит, переплетая наши пальцы. — Это отличное правило.

Мы отправляемся домой и ужинаем в компании Хеймитча, который не упоминает ничего из произошедшего в последние дни, за что я ему очень благодарна. Пит жалуется, что не имеет ни малейшего представления, как найти сотрудников, и ментор предлагает ему попросить помощи у Сэй, потому что она лучше всех остальных знает добрую половину Дистрикта.

Когда Хеймитч уходит домой, а я вытираю последнюю тарелку, Пит, ничего не спрашивая, берет с полки одну из книг и размещается на диване, отчего я окончательно успокаиваюсь, выбрасывая из головы остатки дурных мыслей.

— Хеймитч кое-что сказал мне утром, — говорит он спустя пару страниц и закрывает книжку, поворачиваясь лицом так, что наши коленки упираются друг в друга.

— И что же?

Пит прикрывает глаза, коснувшись ресницами щек, и снова смотрит на меня своими бездонными голубыми глазами, в которых больше света, чем в самом солнечном дне на моей памяти.

— Он предположил, почему ты не хочешь говорить про многие вещи, и я хочу убедиться, что он не прав, — мое сердце выдает несколько тяжелых ударов, но я все же киваю, мысленно готовясь отвечать на любой вопрос, потому что обещала сама себе. — Ты ведь не считаешь, что я могу обидеться или разочароваться из-за того, что было раньше, да?

Сглатываю, чтобы заставить голосовые связки работать, и отвожу глаза в пол.

— Если бы это тебя обидело, то я бы поняла причину.

— Китнисс, — нервно вздыхает он. — У меня, конечно, есть проблемы с головой, но я не идиот.

— Пит… — снова начинаю я, но не успеваю договорить, потому что он придвигается еще ближе, сжимая рукой мое плечо.

— Если это не обижало меня тогда, то почему должно обидеть сейчас?

Он говорит тихо, поддерживая зрительный контакт, и я начинаю чувствовать, как по щекам расползается румянец.

— Это всегда тебя обижало, — шепчу в ответ, невольно бросая взгляд на его губы.

Слишком близко, чтобы сохранять спокойствие и помнить, как собирать буквы в слова.

— Тогда можешь считать, что я тебя простил, — говорит он и целует.

И если так выглядит прощение, то, клянусь, я готова извиниться за очень многое.

Губы Пита теплые, а дыхание горячее, и я чувствую этот жар на своем лице, а через несколько мгновений уже и во всем теле. И это неописуемо — чувствовать себя так рядом с кем-то. Быть зажатой между диваном и напряженным больше обычного телом в плену настойчивых рук и чувствовать себя как никогда в безопасности.

Хочется через нежные прикосновения пальцев и губ дать Питу все ответы, вывернуть себя наизнанку и предъявить в качестве доказательств своих чувств. Хочется отдать ему совершенно все и получить не меньше взамен.

И это ощущение… Оно все еще немного чужое, хоть и начинает становиться привычным, одновременно пугающее и пленящее, чертовски обжигающее, заставляющее все мысли улетучиваться как можно дальше.

Это голод. Но не тот голод, который вынуждал блуждать по зимнему лесу в поисках пропитания, отмораживая пальцы. Тот голод отбирал надежду, создавая внутри болезненный вакуум, затягивающий в себя все хорошее. Он был доказательством ничтожности, напоминал о том, как низко находится наше истинное место в жизни.

А этот голод заставляет тебя надеяться, наполняет изнутри волнительным трепетом и возносит куда-то ввысь. Он одновременно обещание и просьба — даже почти мольба о чем-то большем, хоть и кажется, что этого никогда не будет достаточно. Только утолить его еще сложнее, ведь чем больше ты получаешь, тем больше становится нужно: чем ближе наши тела, чем крепче объятия, тем он сильнее заполняет живот и грудь, не давая дыханию восстановиться.

— Пит, — шепчу я, сама не зная