СПЯЩИЙ ГОРОД - Олег Таругин

* * *

Читателей часто интересует, как складывались в дальнейшем судьбы героев книги. Постараюсь, по возможности кратко, утолить этот интерес…

Юрий Сергеевич вышел наконец на пенсию и занялся, как он сам выразился, «воспитанием внуков и разведением цветочков на балконе».

Майор Московенко женился на ставшей гражданкой России Обире (об этом позаботился Юрий Сергеевич, оформивший ей «по своим каналам» новый, якобы взамен утерянного, паспорт), спустя год у них родился первенец – девочка, названная Никой. Несмотря на статус персонального военного пенсионера, он – единственный из всей группы – продолжал работать в ГРУ в качестве внештатного сотрудника, начитывая молодым курсантам подготовленные совместно с Музыкальным лекции по истории мировых войн и тактике действий диверсионного спецназа в тылу врага.

Старший прапорщик Санжев и оба его бывших командира остались в Москве. И, поскольку материальное положение благодаря Обириным алмазам это позволяло, реализовал свою давнишнюю мечту о джазовой музыке, всерьез занявшись игрой на саксофоне. Говорят, он даже снискал определенную известность в соответствующих музыкальных кругах и несколько раз выступал на ежегодном джаз-фестивале вместе с Ларисой Долиной.

Старший лейтенант Окунев покинул Россию и обосновался в столице не залежной Украины. Вообще-то он собирался уехать в Одессу, где, как он помнил по службе в Одесском военном округе, «самые красивые девочки», однако, как оказалось, в Киеве они «тоже ничего». Одним словом, до Черного моря Окунь не доплыл, сменив одесские акации на киевские каштаны, а пенный морской прибой – на седые днепровские волны… Сейчас у него небольшой собственный бизнес, связанный с оптовыми поставками медицинских препаратов, и жена по имени, естественно, Оксана.

Бывший снайпер-дальнобойщик Мелов также уехал на Украину, в город Харьков, где и живет в настоящее время. Не имея, по его словам, «склонности к бизнесу и семейной жизни», он до сих пор не женат и работает где-то в системе железной дороги не то старшим проводником, не то главным инженером одной из служб.

О судьбе остальных оставшихся в живых спецназовцев – второго снайпера отряда Егорова, подрывника Легкопалова и бойца штурмовой группы Башки (его настоящую фамилию – Кранников – генерал узнал только после возвращения) – автору ничего не известно. По некоторым сведениям, все они остались в России и нашли свое место в нашем непростом мире, избежав при этом, как говорится, «и нищенской сумы, и кандальной тюрьмы»…

* * *

– За павших товарищей… – эхом повторил вслед за генералом Зельц, поднимаясь со стула.

Мгновение всем казалось, что сейчас он привычно одернет китель, но… на бывшем капитане был однотонный свитер, а вовсе не пустынная униформа Африканского экспедиционного корпуса… Выпили молча, не чокаясь. Первая неловкость, вызванная разницей в возрасте (Московенко поначалу никак"не мог привыкнуть, что за неполные два месяца его ровесник вдруг превратился в убеленного сединами старика, более умудренного жизнью, чем даже сам Юрий Сергеевич), постепенно исчезла, растворилась в содержимом привезенной Зельцем литровой бутылки «смирновки» («Помните, господин генерал, вы говорили, что с меня бутылка?»). Сидели вчетвером в квартире Музыкального (его жена очень кстати уехала с внуками «готовить к зиме» загородную дачу), вспоминали тех, кто был с ними в Городе и на станции, делились впечатлениями и спорили о сущности Времени – Зельц, как оказалось, не только досконально изучил русский и сейчас поражал друзей сложными литературными оборотами, но и всерьез поднаторел в научных вопросах, споря с Обирой почти на равных. Ознакомление со всемирно известными достопримечательностями российской столицы было решено отложить на потом, посвятив день дружескому застолью. Которое, надо сказать, удалось на славу, получившись типично «нашенским», в стиле эдак семидесятых годов, со всеми соответствующими моменту атрибутами – холодной, прямо из морозилки, водочкой, нависшим под высоким потолком сигаретным дымом (курить Зельц так и не бросил) и конечно же принесенной майором гитарой, коей он владел, как оказалось, ничуть не хуже, чем автоматом.

После исполнения нескольких песен из «обязательного» застольного репертуара – сверх меры обрусевший за прошедшие годы Зельц в очередной раз поразил товарищей знанием и этой стороны русской культуры – раскрасневшийся от выпитого майор неожиданно признался, что начал писать стихи. Чем несказанно удивил не только бывшего капитана, но и своего, тоже бывшего, начальника:

– Ну, Сашок, ты даешь! – Юрий Сергеевич поискал глазами зажигалку (пока Катя не видит – можно и подымить. А то опять начнется: «Сердце, ишемия, тебе доктор что говорил?») и, прикурив, укоризненно покачал головой. – Нехорошо зарывать талант в землю, тем более от друзей.

– Да нет… – Московенко смущенно потупился. – Это я только сейчас начал, после нашего возвращения. Никогда не писал, а тут… Особенно ночью…

– Ну так давай, майор. – Генерал хитро прищурился, став похожим то ли на артиста Табакова, то ли на располневшего на чекистских харчах Дзержинского. – Просим…

Московенко покраснел еще сильнее и беспомощно взглянул на Обиру, глаза которой светились уже более не скрываемой и не сдерживаемой нежностью.

– Давай, Сашенька, не стесняйся. У тебя действительно неплохо получается. Ну пожалуйста…

– Хорошо, – обреченно выдохнул тот. – Я хочу начать вот с этого… Это самое первое, я его написал в тот день, когда мы вернулись в Москву… Оно, конечно, примитивное и рифма слабовата, но… Слушайте, короче… – Он окончательно засмущался и, опустив голову, тихонько продекламировал:

И, разорвав оковы сна, Вуалью облачной укрылась, Ночная странница Луна У края неба притулилась,

И смотрит, смотрит в душу мне, Былые бередит печали, Косые тени на стене Вновь сон мой до утра отняли.

Ответь, Луна, мне, не таи

– Любой ответ гуманней пули

– В какой неведомой дали Мои друзья навек уснули?

Я к ним все ближе с каждым днем, Все меньше срок до нашей встречи, И боль отточенным штыком Пронзает сердце каждый вечер.

Ведь знаю: это был не сон, И до сих пор их вижу лица…

Ответь, скрывать какой резон?

Скажи, мне все равно не спится…

Полуостров Индостан, территория нынешней Индии. Примерно 250 тысяч лет до нашей эры

И все-таки судьба явно благоволила к непутевому фельдфебелю. В конце концов, расфокусированный портал мог открыться где угодно – в стратосфере, в толще подземного базальтового массива, на дне Марианской впадины или, например, в жерле действующего вулкана – ан нет: он распахнул свои призрачные двери всего лишь в метре над поверхностью Земли посреди девственного экваториального леса периода позднего плейстоцена.