Талли - Паулина Симонс

Талли провела рукой по волосам.

— Лэмбер, это что — оскорбление?

Шейки засмеялась.

— Нет-нет, конечно, нет. Но у меня, наверное, не хватило бы духу так обкорнать себя. Почти наголо. — Шейки набрала ложкой побольше мороженого. — Итак, Талли Мейкер, что же ты собираешься делать, когда уедешь в солнечную Калифорнию? Оставишь своим друзьям записку?

— Я все думаю, как с ними быть, — сказала Талли. — Но моя голова что-то плохой подсказчик мне в этом деле.

— Ешь-ешь, Талли. В таких делах голова — плохой советчик.

— Спасибо за совет, Шейки, — сказала Талли. — Если серьезно, я чувствую, что должна что-то предпринять. Принять какое-то решение. Покончить с Джереми или рассказать о нем Робину, или сделать так, чтобы оба бросили меня. Но сделать что-нибудь надо.

— Останься с Робином, — посоветовала Шейки. — Он любит тебя.

— Джереми тоже любит.

— Так останься с Джереми, — повторила Шейки. — Он любит тебя.

— Шейк, а почему ты не спросишь, кого я люблю?

— Потому что ты никого не любишь. Это же ясно как день.

— А что, если я люблю обоих? — тихо спросила Талли, подбирая ложечкой подтаявшее мороженое.

Шейки махнула рукой.

— Любишь обоих… Чушь какая. Как будто это возможно.

— А почему нет? — сказала Талли. — Можно же любить двоих детей. Можно любить двоих братьев. Можно любить двух подруг. Так почему нельзя любить двоих мужчин?

— Не знаю, почему, — ответила Шейки. — Просто нельзя, и все. И вообще какой смысл говорить об этом? Ты не любишь их.

Талли ничего не ответила.

— Талл, ты слишком глубоко вбила себе в голову, что обязана выбрать что-нибудь. Кого-нибудь. А ты просто плыви по течению. Пусть все идет своим чередом. Наслаждайся жизнью! Мне кажется, ты не получаешь удовольствия от жизни, Талли. Совсем. Никогда. Даже, когда мы с тобой идем куда-нибудь развлекаться. Ты не хочешь, жить в Топике, да?

— Не особенно, сказала Талли, — медленно доедая мороженое.

— Ну тогда — давай уезжай. Уезжай в Калифорнию. Передай Джеку от меня привет.

Талли покачала головой.

— Я никуда не уеду, пока не кончится лето. И все-таки что-то нужно сделать прямо сейчас. Они оба несчастливы, Робин — из-за того, что не понимает, что происходит, а Джереми — наоборот. Но оба одинаково несчастны.

— А как ты? — спросила Шейки, перестав есть. — Ты… не несчастна?

— Я — несчастна? Нет, — выдохнула Талли. — Я счастлива, как свинья.

— Хорошо, счастливый поросенок, тогда сделай выбор, — сказала Шейки.

— Легко сказать, — сказала Талли, забирая у Шейки недоеденное мороженое. — Это ведь не так просто.

Шейки взяла свое мороженое обратно, но есть не стала, а только облизала ложку.

— А что тут сложного? — спросила она. — Ты ведь ничем не рискуешь, тебе же все равно.

Талли опять взяла мороженое Шейки.

— Нет, Шейк, ты — что-то особенное, — сказала она. — Нет, правда. — Талли заколебалась на мгновение. Одна и та же история — третий раз за неделю? Ей вдруг захотелось рассказать Шейки, она взглянула в ее милое сочувствующее лицо. Талли хотелось поговорить с ней, как с близким другом, чтобы Шейки стала ей близким другом, и Талли почти решилась рассказать. Но вдруг вспомнила, как рассказывала эту историю черной Канзасской ночью на заднем дворе дома на Сансет-корт. Как рассказывала эту историю, когда ей было десять лет. Рассказывала двум своим подругам, и они все три потом целый час лежали молча, и только цикады пели свои трескучие песенки трем десятилетним девочкам. Какой жаркой была та ночь!

«Мы лежали там в футболках и трусиках, и горячий воздух падал на меня с неба и сушил холодную кожу. А потом Джулия протянула руку и сказала:

— Да, Талл, неудивительно, что когда мама приглашает тебя остаться на обед, ты всегда соглашаешься.

— На обед? — переспросила Дженнифер. Этот «обед» начинается в двенадцать часов дня и заканчивается в полночь. Ведь Талли всегда остается на ночь. Она никогда не уходит домой».

Талли вспомнила этот разговор и не смогла рассказать Шейки. Ведь та не была ее старинной подругой.

Шейки смотрела, как Талли ест мороженое. Потом, откинув челку со лба, Шейки сказала:

— Ничего, Талли. Я знаю, что ты не любишь делиться со мной.

Талли посмотрела на пустую вазочку из-под мороженого. Может, заказать еще одно? Черт!

— И я знаю почему, — продолжала Шейки. — Ты словно бы думаешь: а какой в этом смысл?

— Да, — подтвердила Талли и перевела удивленный взгляд на Шейки. — Так и есть. Именно так я и чувствую. Какой в этом смысл, черт возьми?

— Можно тебя спросить, Талл? — начала Шейки, пытаясь привлечь к себе внимание официантки. — Это уже о другом. Твои чувства к маме не изменились? Теперь, когда она заболела?

— Нет, не очень, — нехотя ответила Талли.

— А можно еще спросить? — продолжала Шейки. — Ты уедешь в Калифорнию, даже если твоя мама останется в больнице? Разве за ней не нужно ухаживать?

Талли уставилась на Шейки.

— Что ты такое говоришь, Шейк? — удивилась она. — Ты на чьей стороне?

— На твоей, конечно, на твоей! — заверила ее Шейки. — Но все-таки как у тебя это получается? Уехать на побережье, оставив больную мать… Больную мать, друзей, колледж, не самую плохую работу, церковь, танцы и двух мужчин, которые любят тебя, — все оставить. Как ты так можешь?

— Что ты такое говоришь, Шейк?! — опять воскликнула Талли.

— Видимо, мне просто не хочется, чтобы ты уезжала, — призналась Шейки. — Я бы не уехала.

— Нет? — спросила Талли. — Почему?

— Здесь прошла вся моя жизнь, и хорошо прошла. Я стала бы скучать. А ты разве не станешь? Разве ты не скучала по своим школьным подругам, когда они разъехались?

Талли почувствовала, как немеют кончики пальцев, и быстро ответила:

— Конечно, скучала. И, наверное, буду скучать по тебе. Но у меня много дел — поступить в колледж, найти работу, новых друзей. Я буду путешествовать. Все будет хорошо, — сказала Талли. Чувствительность к подушечкам пальцев еще не вернулась.

— Неужели нет ничего такого, по чему ты могла бы по-настоящему скучать?

— Ну… — выдохнула Талли, — знаешь, чего мне будет не хватать больше всего? Супа с фрикадельками, который подают в «Каса». Потрясный суп!

Шейки сидела грустная.

— Интересно, как это у него получается — все время уезжать, — проговорила она. — Знаешь? Словно он от чего-то убегает. Говорит, что не любит снег. Но я не верю ему. Ну чем ему плоха Топика, правда?

— Конечно, ничем, — неуверенно сказала Талли.