Любовный эксперимент по-американски (СИ) - Елена Армас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорил он со знакомой мне страстью. Точно такие же нотки звучали и в моем голосе, когда я рассказывала о своих творческих делах, о мечте; и у Лукаса, стоило спросить его о кулинарии.
— Главная сложность, — продолжил он уже без прежнего энтузиазма, — заключается в крутой линии мола. Когда ловишь накатывающую на берег волну, тебя может со страшной силой швырнуть на песок. Это все равно что удариться о бетонную стену — либо сломаешь шею, либо повредишь позвоночник. Руки-ноги тоже, если упадешь неудачно.
Его горло сдавило спазмом, глаза закрылись.
— Место суровое, не просто так его посещают лишь профессионалы. Естественно, я был в курсе этих особенностей и осознавал риски. И все же…
И все же что-то произошло…
Положив ладонь ему на грудь, я услышала глухие удары сердца.
— И все же, — тяжело дыша, повторил Лукас, — я умудрился вдребезги разбить колено. Потребовалась хирургическая операция.
На его лицо легла тень, расколовшая мое сердце на тысячу кусочков. Я едва не закричала — настолько несправедливо было случившееся. Он в один миг потерял все, и мне хотелось ему хоть что-то вернуть.
— Я не смогу возобновить карьеру. Моя правая нога… Словом, это не в моих силах, Рози. Сделать еще несколько операций, восстановиться и приблизиться к пику формы? Возраст уже не тот. Физиотерапия позволит мне чувствовать себя нормально — для обычного человека, не спортсмена.
Я обхватила рукой его подбородок и погладила по щеке.
— Один удар — и все… Одна волна, и я… — Лукас снова замолчал, устремив затуманенный взгляд в темноту. — Я пошел ко дну, Рози. В самых разных смыслах.
— Ничего подобного! — горячо зашептала я, запустив пальцы в его волосы. Обхватила за шею. — Ты жив, ты дышишь, ты не на костылях.
Черты Лукаса исказились.
— В тот день ты потерял многое, и все же ты здесь, со мной, — успокаивала его я, понимая, что он хочет услышать. — Да, ты уже не станешь прежним, только тебе это и не нужно. Каждое утро ты открываешь глаза и улыбаешься наступающему дню своей неповторимой улыбкой. Ты потерял многое, но не все. Самое главное — сохранил себя. Просто… изменился.
Лукас наклонил голову, лег щекой на мое запястье и уже через секунду заключил меня в объятия.
— Ven aquí.
Перевести я не могла, хотя что тут переводить? Иди ко мне…
И я подползла ближе. Когда дело касалось Лукаса, все сомнения отпадали. Свернулась клубочком, положив голову ему на грудь.
— Даже не верится, что я нашел тебя.
Он ошибался. Это я его нашла.
Глава двадцать пятая. Лукас
Проснулся я от судороги в ноге.
Я прекрасно понимал, чем чреват пропуск сеансов физиотерапии. Следовало восстановить функции собранного заново сустава, вернуть к жизни атрофировавшиеся мышцы. Я пренебрег лечением, и тело таким образом выражало протест. Винить оставалось только себя — за глупое упрямство.
До вчерашнего вечера я особого значения редким протестам травмированного сустава не придавал — не было серьезного повода. А потом тот ублюдок пнул меня сзади, и я упал на колени. У меня тогда перехватило дыхание — даже шевельнуться не мог. Боялся, что Джимми набросится на мою спутницу, а я не сумею его остановить. Лишь страх заставил меня подняться на ноги и увидеть, как Рози размахивает сумочкой, словно принцесса-воительница.
Бедро вновь свело спазмом, и я сморщился от боли. А, понятно: лежу на боку, перенес вес на поврежденную ногу. Попытался перекатиться на спину, однако мне что-то помешало. Персики…
Открыв глаза, я обнаружил источник восхитительного пьянящего аромата.
Рози… Лежит подле меня, свернувшись калачиком.
Я непроизвольно обнял девушку во сне, и ее макушка уткнулась мне в горло, спина — в грудь, а попка уютно устроилась в районе моего паха, упершись в как всегда восставшую ранним утром мужскую плоть.
Dios… Никогда еще утренняя эрекция не казалась столь приятной. В то же время по ряду причин я испытывал смущение. Вот только моему естеству на эти причины было наплевать — его волновало лишь ощущение прижавшегося ко мне мягкого теплого тела. Чем дольше я обнимал Рози, чем выше моя рука поднималась по ее животу, тем меньше значили моральные терзания.
Рози заворочалась, поерзав ягодицами, и напряжение в паху достигло предела; сна как не бывало.
Я тяжело выдохнул и с трудом удержал себя от безумного поступка. Очень нехорошего поступка. Рефлексы твердили: подтяни Рози так, чтобы ее ягодицы легли как нужно. Так, чтобы…
Она снова задвигалась, выгнув спину, прошлась попкой по всей длине затвердевшего в трусах орудия, и эрекция стала просто сумасшедшей.
— Ah, joder…[38] — тихо выдохнул я.
Забыв обо всем, положил руку ей на живот, провел по нежной коже подушечками пальцев. Надо остановиться, прекратить это безумие… Я не мог. Не мог — и не хотел. Подсознательно желал притянуть ее еще ближе, и древний инстинкт перевешивал все благие намерения, которых я придерживался до сегодняшнего утра. Словом, остановиться не удавалось.
Мерное дыхание Рози вдруг затихло.
— Тебе хорошо, ангел? — прошептал я ей на ухо, чувствуя себя последним подонком.
В глубине души надеялся, что она возмутится, обернется, спросит — чем это я, черт возьми, занимаюсь, однако с ее губ слетел довольный вздох.
— Думала, сплю и вижу сон, — пробормотала Рози, схватила меня за руки и заставила обнять еще крепче.
Черт, просто сжала ягодицами мой стояк, как будто в кровати больше некуда было подвинуться…
— А сон оказался правдой… Ты здесь…
Я слегка прикусил мочку ее уха.
— Ты не спишь. — Только бессовестный мерзавец мог опуститься до того, на что дальше решился я. Знал, как она реагирует на мой испанский и, конечно, прошептал: — Buenos dias, preciosa.
Рози шумно выдохнула и, зашевелившись, потерлась о мой пах. Вверх, вниз… Она точно знала, каким будет эффект.
Я едва сдержал готовый вырваться стон, остановил невольное движение бедер и, продолжая прикусывать мочку уха, зашептал о том, что хочу с ней сделать.
— Ммм… И правда сладкий сон, — хрипло пробормотала она, и у меня в трусах словно забилось второе сердце.
Я промычал нечто неразборчивое, передвинув лежащую на ее животе руку выше, к краю топика. Запустил пальцы под тонкую ткань, чувствуя, как вскипает кровь. Мир будто растворился в темноте, осталось лишь безумное желание.
— Сон — это ты, — шепнул я, зарывшись носом в
