Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Вы же не собираетесь меня убить? — попытался отшатнуться назад совершенно потерявший самообладание Недоманский, но уперся в дощатую стенку.

— Хотите проверить?

— Вас услышат! — не слишком уверено заявил капитан.

— Если вы не заметили, то вокруг постоянно идет стрельба. Текинцы при всяком удобном случае палят по нашим солдатам, те платят им той же монетой. Не думаю, что кто-то обратит внимания на одиночный выстрел, а уж связать его с найденным в выгребной яме пьяным в дым офицером и вовсе никто не сможет.

— Дмитрий Николаевич, — лихорадочно зашептал наконец-таки сломленный Недоманский, — я знаю, я виноват перед вами, но я… я не виноват! Вы просто не все знаете. Да! Это все Костромин, он страшный человек! Я… я не смог ему противостоять. Клянусь честью, я пытался, но…

— Да неужели?! — издевательски хмыкнул Будищев. — И чем же я вызвал неудовольствие его интендантского высокородия?

— Ей богу не знаю! Да и нет никакого неудовольствия, просто получилось уж больно глупо с вашими вещами, а Костромин не привык уступать.

— А откуда вы все узнали о моей безвременной кончине?

— Кто-то из казачьих офицеров сообщил…

— Кто именно?

— Не помню.

— Врете!

— Да как вы смеете!

— Смею! Итак, кто?

— Говорю же, не помню.

— Михаил Аркадьевич, мы зря теряем время! Ну ладно, из какого полка этот казак?

— Таманского, — нехотя ответил капитан, что не укрылось от внимательного взора Будищева.

— Бриллинг? — прямо спросил он, и, заметив, как дрогнуло лицо Недоманского, понимающе ухмыльнулся. — Он тоже в вашей компании?

— Нет, — помотал головой генштабист. — Костромин очень злился на него, когда понял что это ложь. Говоря по совести, я совсем не завидую хорунжему. Из-за этой глупости он нажил себе смертельного врага!

— Пусть очередь займет, — непонятно к чему заметил Будищев, неуловимым движением убрав револьвер.

— Дмитрий Николаевич, — облегченно вздохнул офицер, сообразив, что расправа над ним отменяется, — клянусь честью, я все исправлю. Я пойду к Арцышевскому, или если понадобится к самому Скобелеву и расскажу, как все было. Поверьте мне!

— Не стоит, Михаил Аркадьевич, — без тени улыбки отвечал ему Дмитрий. — И о сегодняшнем нашем рандеву тоже не распространяйтесь, ладно!

— Конечно-конечно, вы целиком и полностью можете располагать мной!

— Кстати, давно хочу спросить, — неожиданно сменил тему прапорщик. — У кого вы строили [2] свой мундир?

— У Норденстрема. [3]

— Зря. Хотя, кителя у них сравнительно неплохо получаются, но вот шаровары почему-то дерьмом воняют.

Действующая армия — не лучшее место для скандалов, а потому его постарались елико возможно приглушить. В другое время и другому человеку с погонами прапорщика постарались бы просто заткнуть рот, однако с Будищевым такой номер не прошел, а приезд Милютиной и вовсе спутал местному начальству все карты. Всем было известно, что у графини Елизаветы Дмитриевны состоялся приватный разговор со Скобелевым, но поскольку о его содержании никто не знал, слухи ходили самые дикие. Но именно после него события понеслись вскачь.

— Господа, я до крайности разочарован всеми вами! — внушительно заявил Михаил Дмитриевич, вызвавший к себе всех участников трагикомедии. — Да-да, всеми!

— Но, позвольте, — попытался возразить Костромин, но увидев бешенный взгляд Белого генерала осекся.

— Не позволю! — почти крикнул тот. — Самоуправство, которое вы себе позволили, неприлично было бы даже в кабаке! А вы, милостивый государь, в армии! Да-с! А уж про пропавшие деньги у меня вовсе нет слов!

— Это случайность, — буркнул в сторону интендант. — Недостающие деньги принадлежащие господину Будищеву оказались в шкатулке, в которую никто не догадался заглянуть.

— Аукцион вы устроить догадались, — саркастически усмехнулся Скобелев, — а вот осмотреть выставленные на нем вещи, нет!

— Виноват!

— То-то, что виноваты! Теперь вы, господин Нехлюдов.

— Я, — вскинулся молодой человек. — Я готов…

— Молчать!

И без того бледное лицо чиновника побелело еще более, руки нервно теребившие полу сюртука сами собой опустились, дыхание замедлилось и вообще казалось, что бедолагу вот-вот хватит удар.

— Уж коли не умеете себя вести в приличном обществе, так сидите дома! — продолжал разнос генерал, добавив пару эпитетов, которые не везде можно повторить.

— Но это прапорщик меня оскорбил! — чуть не плача возразил юноша.

— Радуйтесь, что не пристрелил! — рявкнул Михаил Дмитриевич. — С него бы сталось…

— Он… он… угрожал мне…

— Чем же?

— Господин Будищев пообещал господину Нехлюдову, — счел возможным вмешаться Костромин, — засунуть его деньги в противоестественное отверстие!

— Куда-а? — выпучил глаза Скобелев.

— В задницу, ваше превосходительство! — отрапортовал сам виновник торжества, преданно поедая глазами командующего, после чего добавил немного извиняющимся тоном, — вот только не успел разменять их у маркитанта. Пятаков у него не хватило.

— Шутить изволите? — нахмурился генерал.

— Никак нет!

— Значит так! — принял решение Михаил Дмитриевич. — Я принял решение и приказываю, деньги и личные вещи прапорщику вернуть!

— Уже сделано…

— Не перебивать! Вашу мать! Мать! Мать! Мать!

Вспышка начальственного гнева была бурной, но недолгой. Обложив большим петровским загибом всех присутствующих, так что покраснели даже стены, генерал успокоился и продолжил уже обычным тоном.

— Коллежского асессора Нехлюдова из армии выслать с занесением соответствующей записью в служебный формуляр. Прапорщику Будищеву публично принести ему извинения. Аукционы запретить! Личные вещи погибших офицеров опечатывать в присутствии их сослуживцев и отправлять родным почтой за казенный счет! Всем ясно?

— Так точно!

— Тогда вон с моих глаз!

Получившие выволочку чиновники сочли за благо немедля выполнить распоряжение Белого генерала и опрометью бросились наружу через узкий проход, каким-то чудом ухитрившись не сбить друг друга с ног.

— А вы, милостивый государь, извольте задержаться! — остановил Дмитрия командующий.

— Слушаюсь!

Дождавшись, когда статские покинут штаб, Скобелев вернулся на свое место и сделал знак адъютанту. Тот немедля расстелил на столе большой лист плотной бумаги с чертежом текинской цитадели и русскими осадными укреплениями вокруг нее. Вокруг тут же собрались самые близкие его сотрудники во главе с Куропаткиным и с каким-то непонятным ожиданием уставились на Будищева.

— Вы умеет читать карту? — поинтересовался Михаил Дмитриевич.

— Немного, — пожал плечами прапорщик.

— Шеман хвалит вас. Вержбицкий тоже и даже покойный Мамацев отзывался о вас, как о хладнокровном и храбром офицере. Что молчите?

— Жду, когда вы скажете, что от меня хотите.

— А вы — наглец, Будищев! Ладно, я сам такой был. Речь не об этом. Ваш лейтенант сказал, что вы один из лучших специалистов в России по гальванике. Это так?

— Так точно.

— И разбираетесь во взрывчатке?

— Приходилось иметь дело.

— Смотрите, это крепость Геок-тепе. Стены ее, как вы сами имели возможность убедиться, довольны крепки и высоки. Можно конечно разбить их артиллерией, но это долго, а потому неприемлемо. Еще несколько таких вылазок и мы останемся без солдат! Вам понятно?

— Что уж тут непонятного, — хмыкнул Дмитрий. — Стену нужно рвать взрывчаткой.

— Хорошо, что вы это понимаете. А теперь слушайте. Ваше поведение не всегда достойно высокого звания российского офицера. Однако я готов дать вам шанс. Если вы подорвете стену текинской цитадели, я твердо обещаю забвение всем неблаговидным поступкам, награду, соответствующую подвигу, и прекрасную аттестацию. Вы ведь не собираетесь и дальше служить?

— Нет, мне нужен только чин и соответствующее положение.

— Прекрасно! Полагаю, мы поняли друг друга?

— Вот только…

— Что?

— Текинцы не идиоты и спокойно работать саперам не дадут. Нужно заставить их отказаться от вылазок, иначе мы до морковкина заговенья будем подкопы рыть.