Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

Правда сам «изобретатель» в этом празднике жизни никак не участвовал, но и своим подчиненным не запрещал. Прежде он и сам трофеев не чурался, но ему их Шматов собирал, а теперь…

— Вашбродь, дозвольте обратиться, — отвлек Будищева от мрачных мыслей матрос.

— Чего тебе, Деев? — сфокусировал на нем взгляд Дмитрий.

— Тут это, — замялся сначала парень, но потом, видимо набравшись храбрости, решительно попросил, — а возьмите меня в вестовые!

— Что ты сказал? — удивился прапорщик.

— Дык, — снова смешался матрос, — вашему благородию все одно по чину вестовой положен…

— Думаешь, хлебное место? — покачал головой офицер, поняв, наконец, о чем речь.

— И это тоже, — не стал лукавить моряк. — Вы, вашбродь, не сомневайтесь. Я бедовый. Могу и за платьем ходить, и кашеварить, и все иное прочее. А ежели чего не умею, так научусь. Вот ей богу научусь!

— Я подумаю, — сухо прервал его заверения в компетентности Дмитрий.

С одной стороны, мысль о том что нужно искать замену Федору не вызывала у него ничего кроме злости, а с другой, Деев ведь прав. Одному трудно, а офицеру и вовсе не возможно. Белье стирать, мундир чистить, сапоги ваксить. Еду, опять же, готовить. У маркитантов ни черта кроме шашлыка, да водки с закуской не найдешь. Если у них столоваться, то ни печень, ни бюджет не выдержат, а войне конца краю не видать.

Вечером принимавшие участие в штурме войска, сдав Великокняжескую калу сменщикам, возвращались в лагерь. Удачное сражение вызвало подъем боевого духа у солдат и казаков, так что теперь никто не вспоминал случившуюся накануне вылазку текинцев. Напротив, у всех на устах был прошедший только что бой, когда и артиллерия, и пехота, и новомодные митральезы, действуя как единое целое, захватили целую крепость и с минимальными притом потерями. Некоторые были настолько окрылены успехом, что желали нового штурма в надежде покончить одним ударом с коварным врагом.

На подходе к лагерю в глаза военным бросилось несколько свежих могил. Как оказалось, Скобелев, опасаясь за боевой дух вверенных ему войск, решил не проводить пышных похорон и долгих прощаний, а приказал отпеть и похоронить павших в ночном деле, пока их товарищи были в бою. [1] Нижние чины упокоились в общем захоронении, а для господ офицеров выкопали отдельные могилы. Судя по еще не выветрившемуся запаху ладана, эта скорбная работа была закончена совсем недавно.

На одном из крестов было написано «подполковник и кавалер Д.О. Мамацев», а рядом с ним все еще стояли заплаканные Катя и Люсия, да еще какой-то человек, на которого уставший за долгий день Дмитрий поначалу не обратил внимания.

— Екатерина Михайловна, позвольте выразить вам свои искренние соболезнования! — скорбным голосом проговорил Будищев.

— Спасибо, Дмитрий Николаевич, — всхлипнула молодая вдова. — Мой муж очень ценил вас как офицера и человека. Он всегда говорил, что вы далеко пойдете…

Произнося последние слова, мадам Мамацева снова зарыдала. Баронесса тут же бросилась ее успокаивать, а прапорщик стоял столбом, не зная как на все это реагировать. Говоря по совести, он ужасно проголодался, и ему теперь было не до душевного состояния несчастных вдов. В принципе, выразив сочувствие, он мог спокойно уйти, но что-то заставило его остаться.

— Хороший был человек, — раздался знакомый голос. — Бравый такой…

— Федя? — не веря своим ушам, спросил Дмитрий.

— Ага, — с достоинством кивнул пропавший денщик. — Я это!

Это и в самом деле был Шматов, но бог мой, а каком виде. Вместо почти щегольского наряда на нем был рваный туркменский халат, а добротные яловые сапоги сменили какие-то невообразимые опорки с подвязанными, чтобы не отвалились, подошвами. На пол лица расплылся дивный, отливавший перламутром синяк, а голова перевязана серой холстиной.

— Ты где был, сукин сын? — изумился Будищев, разом позабыв о хороших манерах в присутствии дам и тому подобных глупостях.

— Тут такое дело, — невольно попятился Шматов, хорошо знавший, что когда его приятель говорит подобным тоном, ничего хорошего ожидать не приходится.

— Федора нашли среди трупов текинцев, — поспешила вмешаться Люсия. — Он был оглушен, но ничего серьезного. Так сказал доктор Студитский.

— Но… как?!!

— Спросите Нефес-мергена. Это он нашел вашего слугу и притащил в госпиталь. Полагаю, он искал среди павших текинцев своих кровников, а нашел вашего денщика.

— Твою мать! — не смог удержаться от витиеватой фразы Будищев, после чего подошел к Федьке и сграбастал его в объятия. — Я уже думал, что ты погиб!

— Значит, будет долго жить, — печально улыбнулась немного успокоившаяся Катя.

— Если он меня теперь не задушит, — слабо пискнул Федор. — Тише ты, медведь, ить я же ранетый!

— В самом деле, — поспешила вмешаться Люсия. — Отпустите его, а не и впрямь что-то сломаете. Я говорила, что нашему другу лучше остаться в госпитале, но он меня не послушал.

— Чего я там не видал? — счастливо улыбаясь, выдохнул освободившийся от объятий Шматов. — В госпитале я еще в Балканскую кампанию належался. Но там хоть государь-наследник-цесаревич захаживал, а тут что же…

Уже потом, он рассказал свою историю, заставив позабывшего про голод и усталость приятеля ржать во весь голос. Накануне вылазки, зная, что Будищев до утра не вернется, он пошел в правофланговый редут, проведать служившего в батальоне апшеронцев земляка. Но поскольку там было грязно, надел вместо своей щегольской шинели из офицерского сукна один из ватных халатов.

Когда напали текинцы, он успел выхватить подаренный ему револьвер и палил из него, пока не получил сзади саблей по голове. К счастью, удар пришелся плашмя и только оглушил парня. Затем, кто-то из текинцев позарился на его добротные сапоги, и оставил босиком. Зато когда стали складывать трупы, Шматова из-за халата определили в текинцы и одному богу известно чем все могло кончиться, если бы его не нашел рыскающий среди вражеских трупов туркмен.

— Были бы мозги, было бы сотрясение! — только и смог выговорить согнувшийся от хохота Дмитрий.

— Все-таки, Будищев не самый воспитанный человек, — заметила, поджав губы, Екатерина Мамацева, когда приятели ушли. — Так ругаться при дамах… фи!

— Знаешь, а я, кажется, первый раз видела его абсолютно счастливым, — задумчиво заметила Люсия.

— Что за странные идеи тебя посещают, милая?! — искренне возмутилась Катя. — Какое тебе дело до его счастья? Напротив, это он должен составить твое!

— Ты думаешь?

— Честно говоря, уже немного сомневаюсь.

[1] Реальный факт.

Глава 20

В то время пока Куропаткин штурмовал Великокняжескую калу, в русском лагере происходили большие перемены. Повинуясь приказу белого генерала все части перемещались ближе к вражеской цитадели, а в редутах вместо сменных гарнизонов появились постоянные. В более или менее глубоком тылу остались только медики, да еще разного рода чиновники, в большом количестве присутствующие на театре военных действий. В основном это были интенданты, но вместе с ними почтмейстер, представители гражданского управления, полицейские, а также ревизор, специально прибывший с Кавказадля проведения расследований местных злоупотреблений.

Впрочем, Будищеву и чудесно спасшемуся Шматову не было до этого никакого дела, если бы не их имущество, оставшееся совершенно без присмотра во время передислокации. Между тем, помимо одежды и оружия, там имелись весьма ценные вещи. И так уж случилось, что именно на долю представителей статской публики выпала забота о багаже прапорщика и его слуги. Надо отдать им должное, все было самым скрупулезным образом собрано, описано, упаковано и ожидало дальнейшей судьбы на госпитальном складе. Последний был выбран исключительно из-за того, что находился под охраной. Туда и пожаловали приятели в поисках утраченного.

— Извините, Дмитрий Николаевич, — устало отозвался вышедший покурить после очередной операции Студитский, — совершенно не было времени заниматься чем-то кроме своих пациентов.