Медный гамбит - Линн Абби

Они почувствовали запах рынка еще до того, как увидели его: дурманящая смесь острых деликатесов плыла над ними, обильно сдобренная запахом натрия и смолы, дымом от угольных печей и, конечно, неистребимым запахом гнили.

Йохан остановился около огромного булыжника, отмечавшего границу рынка. Он покрепче сжал руки на ручках тележки, серьезно взглянул на каждого фермера, а потом еще более серьезно на нее.

— Оставайтесь как можно ближе ко мне, — предупредил он всех. — Но если вы собираетесь глазеть по сторонам, ищите вывеску: шагающий лев с пестиком. Это знак аптеки с лицензией, такие аптеки могут продавать Дыхание Рала официально, их-то мы и ищем.

— А что о тех, которые без лицензии-?

Йохан резко оборвал ее взмахом пальца. — Разница между аптеками с лицензией и без не видна на вывеске. Помните: держитесь как можно ближе ко мне.

Так они и сделали. Она охватила рукой одну из ручек тележки; это давало ей больше свободы смотреть по сторонам в поисках пестика — так как шагающий лев был нарисован практически на любой вывеске — пока они шли через рынок. Продавцы кричали им от каждой полуразрушеннй двери, предлагая одежду, дерево или изделия из кости. Грязные, оборванные мальчишки выпрашивали керамические монеты или предлагали купить перезрелые фрукты, очевидно украденные с прилавков других, более респектабельных рынков. Один ребенок ухитрился даже запрыгнуть в тележку и схватить полные пригорошни соломы, прежде чем она и фермеры сумели прогнать его.

— Что с ними случилось? Может быть они голодны? Может быть мы должны дать им что-нибудь? — беспокойно прошептала она Йохану.

— Держись ближе, — ответил дварф, и скежеща зубами он повторял эти слова каждый раз, после очередного набега.

Всякий дом и всякий ларек на эльфийском рынке был одинаково стар, неопрятен и наполовину разрушен. Вывесок с названиями улиц не было. Сами улицы отходили одна от другой под самыми разными углами и в самых неожиданных местах. Если бы она пренебрегла предупреждением Йохана и отстала бы от тележки, она бы мгновенно и безнадежно заблудилась. Калейдоскоп шума и цвета, который был таким привлекательным в ее воображении, стал намного менее интересным, когда она заметила враждебные взгляды и тайные псионические пробы, пытавшиеся прочесть ее самые тайные мысли.

Она оказалась не готова к такой бешенной невидимой атаке неизвестных умов. В свои предыдущие поездки в город она имела дело только с темпларами и их сломанными, исковерканными сознаниями, вместе или по отдельности, и совершенно не тренироваными в искусстве Невидимого Пути.

Ни одна попытка, сделанная из любопытства или для проверки, не проникала через защиту, которой ее научила Телами, и время от времени она сама улавливала недобрые мысли другого сорта. Воображение тех, кто жил на эльфийском рынке, было не менее грязно, чем сточная канавка в центре так называемой улицы, по которой они шли.

Да, рынок не был ее рощей; теперь она точно знала, что Телами была права, когда предупреждала ее об опасностях города — мужчины, сложенные как Павек, попадались на каждом шагу, одинокая женщина исчезла бы здесь быстрее, чем капля росы рано утром. Она сама не заметила, как панически вцепилась в ручку тележки, а ведь поначалу она едва держалась за нее.

Один из фермеров крикнул, что у него украли нож. Он рванулся было в извилистый переулок, собираясь схватить вора. Йохан бысто вмешался, оттащив фермера обратно к тележке, и угрюмо глядя на дюжину местных жителей с твердыми, хмурыми лицами, которые появились из ниоткуда, готовые поддержать вора, но не их.

— Ничего не произошло, — громко сказал Йохан угрюмой банде.

— Но мой-, — бедный фермер подавился словами, когда Йохан ткнул его в грудь, чтобы утихомирить.

— Все, вперед. — Йохан сказал таким тоном, который она никогда не слышала от него.

— Мы не должны были приходить сюда, — прошептала она ему.

Он ответил ворчанием, которое могло означать все, что угодно, потом резко развернул тележку влево. По заваленному мусором переулку они подошли к вывеске, на которой был изображены лев и пестик, он заметил ее во время небольшой стычки.

— Ждите здесь, — приказал он фермерам. — Кричите и погромче, если что-то случится.

Йохан сжал ей руки и они вместе вошли в пыльную, неопрятную лавку. Владелица, женщина-человек неопределенного возраста, отпрянула от стола, на котором лежала колода карт, с помощью которых предсказывали судьбу. Длинный красный халат, надетый на нее, мог бы принадлежать очень зажиточной женщине, но шелковая вышивка, когда-то украшавшая халат, давно исчезла, зато появились пятна от вина и многочисленные дыры.

— Что бы вы хотели? — спросила она голосом, огрубевшим от слишком большого количества вина и слишком малого свежего воздуха.

— А тебе надо спрашивать? — Йохан жестом показал на гадательные карты.

Акашия узнала в его тоне ту обычную грубость, с которой все обращались друг к другу в городе. Она и сама так говорила с одетыми в желтое червями. Ее это не заботило, или, точнее, не заботило до тех пор, пока она не стала относиться к Просто-Павеку как к человеку, а не как к темплару. Но теперь ее это покоробило, так как она разглядела, со второго взгляда, что эта женщина была ненамного страше ее самой. Но лавка была наполнена странными, неизвестными ей вещами, в некоторых из них она почувствовала магию, и было так душно, что она не могла использовать Путь; так что она осталось стоять рядом с Йоханом и смотреть.

Владелица в недоумении подняла плечи. — Любовное зелье?

— Дыхание Рала, — рука Йохана бысто отпустила ее; похоже старый дварф смутился.

— Тогда вы пришли не в то место. Никогда не продавала порошки для детей. Никогда не буду. — Потом, уставившись прямо на живот Акашии, она горько и пьяно расхохоталась. — Удачи. Вам она очень понадобится.

— Почему? — спросила Акашия, мгновенно позабыв предостережение Йохана молчать, пока они находятся в лавке.

— Вы не найдете его нигде, вот почему. Он исчез. Старое Дыхание, Новое Дыхание, хорошее и плохое: исчезло все. Или продано или конфисковано желтыми одеждами.

— Конфисковано?

— Ты где была, девчонка? Уже семь недель, как придурки-глашатаи каждое утро орут как резанные, что порошок подделали. — Она выругалась и вытерла нос грязным рукавом. — Он никогда и не действовал по настоящему, только на детей и стариков. Но сейчас он исчез.

— У тебя есть хоть чуть-чуть? — мягко спросила она.

Ладонь Йохана взяла ее локоть в тиски.

— Все конфисковали. В городе не осталось ничего. Если у тебя есть, держи это подальше от меня. Не приноси мне ничего из проклятой желтой таможни. Не хочу, чтобы желтяки выгнали меня из дома и отняли лавку.