Стамбул. Сказка о трех городах - Беттани Хьюз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ныне в Европе каждый день нашей жизни непосредственно определяется кипучей энергией Юстиниана (а возможно, и Феодоры). Через полгода после восшествия на престол Юстиниан перед лицом всего сената заявил, что приступает к выполнению масштабной этической, интеллектуальной, политической, экономической и культурной задачи: он соберет, обобщит, классифицирует и законодательно закрепит все эдикты, законы, письма и судебные прецеденты, составлявшие римское процессуальное право за прошедшие четыреста лет.
Из-за восстания «Ника» осуществление этого замысла приостановилось, но он истово реализовывался в течение более 40 лет{394}. В эпоху раннего христианского Средневековья право являло собой хаос и путаницу: местное законодательство, иудейское право, римское право, учение Христа – повсюду были разногласия. Материалы, собранные в Константинополе по приказу Юстиниана и разосланные по всему христианскому миру и империи – во имя Иисуса Христа, – действительно указали дальнейшее направление. Эти кардинальные правовые новшества, введенные в Константинополе, и по сей день составляют основу европейского права. Именно в Кодексе Юстиниана закрепили положение о невиновности человека, пока вина его не будет доказана. Западная правовая практика была преобразована и закреплена сводом законов, который ныне мы называем Corpus Juris Civilis – правовой проект Юстиниана в полном объеме. И, пожалуй, во многих из нас есть что-то от Юстиниана{395}.
И Юстиниан со своим грандиозным правовым проектом вмиг обратил на себя внимание своих подданных, как благородного, так и низкого происхождения. Это был умный ход – показать себя одновременно и справедливым правителем, и хозяином положения. Однако при рассмотрении тонкостей тех законов, что появлялись в ходе этого поистине грандиозного процесса, оказывалось, что усилия не вполне оправдывали себя. То, над чем работал Юстиниан, во многих отношениях представляло собой общие правила, в самой основе которых лежала социальная справедливость.
В первых трех строках Кодекса говорится о том, что жить по закону – значит жить честно, не нанося вреда другим людям и отдавая то, что причитается. Тут-то Юстиниан и проявил себя новым Соломоном. И хотя замысел этот был, в основном, практическим, но и масштабная деятельность по составлению каталога и отслеживанию хронологии также имела замечательные перспективы – как в социальном, так и в интеллектуальном отношении.
В большинстве древних цивилизаций считалось, что справедливость находится в ведении богов, хоть и творили ее представители бога на земле – цари, аристократия или духовенство. Греческое слово dike, «справедливость», происходит от вавилонского слова «палец». Отчасти отсюда же можно проследить происхождение английских слов index finger (указательный палец), decimal system (десятичная система) и judge (судья – тот, кто указывает обществу, как правильно себя вести, направляя по пути ius, закона или нерушимой клятвы). Сначала под справедливостью понимали повиновение системе, на которую указывали знаки богов. Затем в греческой культуре появилось понятие о справедливости. В демократических Афинах все чаще говорили о dike как о чем-то выдающемся, качестве, которое присуще всем. Считалось, что в каждом в равной степени заложена способность к справедливости. И Кодекс Юстиниана помогал реализовать это врожденное свойство.
Вот так и вышло, что зачатки нашей правовой системы были узаконены в эпоху Юстиниана в константинопольском суде, Претории, расположенном у дороги Мезе. Остатки этого здания и сейчас лежат под плохонькой городской мостовой, где старушки продают зерно для голубей, а парочка оставшихся в городе писцов печатают письма для неграмотных стамбульцев.
Феодора, похоже, поддерживала Юстиниана в выполнении этой задачи. Судя по красноречивым нюансам, она участвовала в разработке отдельных реформ, например по подготовке мер по борьбе со злоупотреблениями среди магистратов провинций{396}. Известно, что император, сомневаясь в формулировке этой части законодательства, обратился за советом к жене – этот закон епископы должны были зачитывать в церквях по праздникам, «чтобы все граждане относились к магистратам, как отцам родным, а не ворам или тем, кто замышляет лишить их имущества».
Как уже отмечалось, ряд современников указывали, что тут налицо парадокс – Юстиниан с Феодорой прославились как раз тем, что отбирали имущество по своей прихоти, т. е. занимались тем самым, что отныне объявляли незаконным{397}. Например, одного высокопоставленного придворного отправили в изгнание, конфисковав все имущество, за «оскорбление и клевету» на императрицу.
После того как Кодекс был составлен, Феодора активно участвовала в проведении законов, защищающих имущественные права женщин, гарантирующие им общение с детьми, запрещающие детоубийство, сводничество и сутенерство, а также законов, предусматривающих открытие в городе приютов для бездомных женщин и ужесточающих наказание за изнасилование. Еще стоит, пожалуй, предположить, что именно воспоминания Феодоры о личной травме сподвигли ее добавить поразительно человечный нюанс в законодательное положение, в Новеллу 134.9 (которую Юстиниан утвердил после ее смерти, в мае 556 г.). В ней говорилось, что находящихся под следствием женщин нужно содержать не в тюрьмах, а вместе с другими женщинами и помещать в монастыри.
Задумайтесь на мгновенье, какое влияние оказал этот замысел на жизнь в Константинополе. В базилики, церкви, местные представительства органов власти и в частные дома (на миллион квадратных миль вокруг) разослали гонцов и скороходов – они собирали документы. Некоторые в заверенных копиях, но зачастую это были единственные сохранившиеся экземпляры, несущие определенный правовой тезис. Юстиниан называл команду этих ревностных служащих «новые юстинианцы». Это были свежие кадры, помогавшие ему внести новый порядок в цивилизованный мир.
Из отдаленных уголков Римской империи «новые юстинианцы» спешно возвращались в Константинополь. Они, должно быть, чувствовали срочность и смысл своего задания, ведь переработка законов – задача не только императора, не только империи, но и Божья. Новый правовой кодекс нужно было разработать во имя Господа, ведь так можно наилучшим и наиболее благочестивым образом обезопасить паству.
Кроме того, вполне можно предположить, что благодаря таким масштабным занятиям правовой теорией, которая немедленно вводилась в действие, подвернулась благоприятная возможность связать церковь и государство. Законы Юстиниана вывешивались и зачитывались в церквях. Он законодательно закрепил выполнение того самого символического акта, который сегодня нам хорошо известен – когда прежде чем приступить к правовой процедуре, произносят клятву на Библии{398}. И когда в здании сената зазвучали слова из Евангелия, процесс правления и отправления православной веры стали еще теснее и непосредственнее связаны.
Сначала составление Кодекса и
