Стамбул. Сказка о трех городах - Беттани Хьюз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Прокопия Айя-София вселяла благоговейный трепет:
«В высоту он поднимается как будто до неба и, как корабль на высоких волнах моря, он выделяется среди других строений, как бы склоняясь над остальным городом, украшая его как составная его часть, сам украшается им, так как, будучи его частью и входя в его состав, он настолько выдается над ним, что с него можно видеть весь город как на ладони. Его длина и ширина так гармонично согласованы, что его вообще нельзя назвать ни очень длинным, ни сверх меры широким. Несказанной красотой славится он. Блеском своих украшений прославлен он и гармонией своих размеров; нет в нем ничего излишнего, – но нет и ничего не хватающего, так как он весь во всех своих частях, в надлежащей мере являясь более пышным, чем обычно, и более гармоничным, чем можно ожидать от такой громады, наполнен светом и лучами солнца»{378}.
Даже и сегодня, в переполненном, залитом неоновыми огнями Стамбуле в ночи чувствуется грозное присутствие неосвещенной Айя-Софии. В сумерках она притягивает, словно черная дыра – полная противоположность своему средневековому сиянию, когда тысячи горящих в ней лампад направляли моряков на судах, что шли по Босфору и Мраморному морю. Мы задержались на внешних атрибутах этого поразительного сооружения, совсем позабыв о феноменальной религиозной и психологической значимости истории этого храма.
В те времена считалось, что все сущее – статуи, святилища, сооружения – пропитано некой кипучей силой. Верили, что именно эта благодатная сила сдерживает и питает все физические и метафизические явления в жизни человека. А этот храм, мать всех церквей, посвящался Софии, Премудрости Божьей.
Греческое слово sophia обозначало какое-нибудь практическое умение. Гомер называл своих героев sophos, мудрыми, если они умели укрощать лошадей или строить корабли. Слово сохранило это значение и в эпоху поздней Античности и обрело воплощение в образе богини мудрости. Богиня мудрости позволяла не только мистически, исключительно чувственно познавать мир и его тайны, но и непосредственно участвовать в реальных событиях. Это – мудрость улиц и женщин, а не одних лишь мужчин, что сидели в читальных залах.
София бегло упоминается на страницах Танаха и греческого Нового Завета, а также во множестве распространенных религиозных текстов. Чаще о богине мудрости говорится в апокрифах, религиозных текстах, содержавших, по общепринятому мнению, неприемлемые истины и поэтому исключенных из числа канонических. Многие христиане считали Софию некой возвышенной силой, породившей самого Христа.
На этой французской гравюре на дереве, относящейся к концу XIX в., представлен облик Айя-Софии до прихода османцев в 1453 г.
Пусть София и не попала в каноны, зато как в античном, так и средневековом мире она являла собой широко распространенную, народную идею. Наше слово «мудрость» и Софию объединяет общее, очень старое значение – их праиндоевропейские корни подразумевают глубокое и ясное понимание мира.
Храм Софии посвящался также и «логосу», Слову – явной и скрытой Премудрости Божьей. Так что это грандиозное сооружение покоилось не только на кирпичах и цементе, но и на идее – образном понимании извечной силы как мужских, так и женских проявлений мудрости, возможностей сладить с этим миром как рационально, так и мистически. Это – незаурядный посыл для такого сооружения в самом сердце города, полагающего себя центром всего мира{379}.
В Танахе, в главе 8 Притчей, о Хокме, той же Софии, говорится так: «Лучше жемчужин и все желанное не сравнится с нею… я – разум… от века я избрана княжить, от начала… нашедший меня нашел жизнь». Здание Айя-Софии – не просто умиротворяющий дар Богу, это – ответ.
Новое здание Айя-Софии стало венцом славы для Юстиниана и Феодоры. В городе же были и другие заботы. Теперь, после разгона восстаний, Юстиниану нужно было показать всем, кто главный! Император принялся наводить в городе порядок. В самом же дворце открыли большое зернохранилище, пекарню и цистерну, так что, если случится очередной бунт, голодать не придется. (Цистерну Юстиниана обнаружили лишь в XVI в., когда посетители заметили, как местные бурят в домах скважины и ловят в них рыбу.) Восстановили термы Зевксиппа и Большой императорский дворец, пополнили запасы воды{380}.
Во Влахернах, неподалеку от стены Феодосия, выстроили новый дворец. Юстиниан, очевидно, стремился воссоздать великолепие Древнего Рима и тут же велел возвести памятник явно в римском стиле. В 543 г. над перекроенным Августейоном возвышалась громадная колонна, на ней была установлена бронзовая статуя облаченного, как Ахилл, Юстиниана верхом на коне – взор его был устремлен на восток, в Персию. Своей высотой эта колонна – а она достигала купола Айя-Софии – посрамила памятник самому Константину, который по сравнению с ней казался ничтожным. Колонна стояла здесь до 1493 г., сначала пережив захват города османцами. Получалось, что катастрофа, постигшая Константинополь, обратилась Юстиниану на пользу.
Геродот, наблюдавший за возникновением первых греческих поселений, в том числе и Византия, назвал цивилизацию вообще to hellinikon – эллинским, греческим творением. Теперь же в Константинополе могли подправить такое представление Геродота о цивилизации – город с генетическими корнями Греции и Ближнего Востока, с прочными скелетами и мышцами римлян, покрытый кожей христианства.
Феодора с Юстинианом в раздумьях бродили по блистательному выраставшему вокруг городу: парадной площади, Августейону, мимо сената, овального форума Константина, окруженного колоссальной колоннадой, ипподрома длиной 427 метров и шириной 122 метра (во время строительных работ до сих пор натыкаются на его каменные скамьи – например, недавно, когда в садах Голубой мечети устанавливали дополнительные уборные), мимо выстроенных повсюду новых церквей, монастырей, приютов, новых резервуаров. И они понимали, что Рим не пал – он просто переместился на 1374 километра к востоку. Это – христианский Рим, и властвует в нем верховный цезарь, возвращающийся к восточным корням Христа.
Современная реконструкция колонны Юстиниана, выполненная Антуаном Хелбертом. Утверждают, что настоящая колонна возвышалась на 70 м и была видна с моря
В дни своего расцвета в Константинополе все подчинялись цветовому дресс-коду: императорских особ хоронили в гробницах из пурпурного порфира, красную
