Магистр - Валерий Большаков

Первым на борт «Пардуса» поднялся Ивор.

– Сволочь бургундская предала Полутролля, – выцедил он, – Альберих засадил его в тюрьму, но оттуда Олег бежал.

– Ага! – каркнул князь. – Ну хоть не казнили – и то хлеб.

Подошли остальные – Турберн, Стегги, Карл, Тудор, Курт.

– Олег где-то в городе, – пробасил Свен, – знать бы где…

– Сыщем, – уверенно сказал Клык. – Как там, в Риме, вообще?

– Шумят, – коротко описал положение Пожиратель Смерти. – Альберих разошёлся – родную мать в темницу засадил и братца туда же – это который папа римский Иоанн. По городу шайки ходят, в дома вламываются, орут: «Бей бургундов!» – а кто там бургунд, а кто нет, не дознаются особо…

– Мы по этому… – вступил Свен. – Ну, где вода течёт…

– По акведуку, – подсказал Пончик.

– Во-во! По этому самому пробрались в город, в какие-то термы спустились, пошарахались везде… Вот.

– Может, и нам тем же путём? – осторожно спросил Тудор отца.

Инегельд покачал головой.

– Не выйдет, – сказал он. – Мы же не знаем, где Олега искать.

– Да и не просто это – по акведуку, – уточнил Ивор. – Мы столько ждали, пока стража подальше отойдёт, что ноги занемели.

– Надо Рим приступом брать! – рубанул Инегельд. – Как Неаполь! Хватит с ними чикаться!

– Дело говоришь, князюшка! – ухмыльнулся Железнобокий.

– Поддерживаю и одобряю, – сказал Пончик. – Пока там Гуго правил, надо было закон блюсти и о пользе императору думать, а теперь там засел наш общий враг! Угу… Только вот опасная это затея… Рим – большой. Угу…

Инегельд покровительственно похлопал протоспафария по плечу.

– Не боись, – пророкотал он, – сдюжим. В этом Риме домов больше, чем людей! И людишки-то – тьфу! Мелочь одна! Значит, так. Ты, Карл, остаёшься тут за меня, будешь короля стеречь и лодью.

– Ладно уж… – проворчал Вилобородый.

– «Пардуса» оставим, – развивал мысль Боевой Клык, – и «Вия» тож. Пойдём на пяти лодьях – полтыщи народу хватит, чтобы Альбериха запужать до усрачки!

Варяги загоготали и принялись деятельно готовиться. Пончик, малознакомый с бытиём варангов, удивлялся – он ожидал, что князь всё подробно растолкует, даст цэ-у отдельно каждому ярлу, а тут – раз-два, и готово! Хотя, в принципе, чего слова зря переводить, время на многоглаголание тратить? Варяги – мужики опытные, тут новичков нету, и всяк знает свой манёвр.

– Пошли, Пончик, – сказал князь, перешагивая на трап, – двинем на «Финисте»!

– Угу…

Александр перебрался на каменную лестницу, спускавшуюся к воде. В нижние ступени были вмонтированы тяжёлые бронзовые кольца, к которым и привязывали корабли. А вот и «Финист» – вместе с Пончиком на борт лодьи поднялось ещё человек двадцать, похохатывая и перешучиваясь, – варяги радовались грядущему штурму. Шурика близящиеся бои пугали, но было и облегчение – наконец-то что-то сдвинулось с мёртвой точки, началось дело – воины, друзья и побратимы, плыли вызволять своего командира.

– Вёсла на воду! Па-ашли!..

Пять лодий, одна за другой, проследовали по широкому каналу. Лет пятьсот назад над ним смыкались арки гигантских мостов, ныне от них остались лишь груды каменных обломков на обоих берегах, закованных в гранитные плиты.

Выйдя в море и обогнув спящую Остию, лодьи вошли в устье Тибра.

– Летом тут не пройти, – сказал Турберн, правя рулевым веслом, – мелка река и наносов много – завязнешь легко. А нынче, чай, снега тают, воды вешние шуруют нам в помощь. Ага! А вот и ветерок подул. Не оставляют нас боги своим попечением!

– Поднять паруса! – отдал команду Вуефаст Дорога.

Бело-синее полосатое ветрило захлопало, расправляясь, и вот выгнулось, вобрало ветер, понесло лодью, заставляя скрипеть мачту и звенеть натянутые снасти.

«Финист» шёл в середине, впереди раздували красно-белые паруса «Семаргл» Веремуда Высокого и «Лембой» Рулава Счастливого. За «Финистом» следовал «Морской змей», принадлежавший Олаву Лесорубу, а замыкал строй «Зилант», новенькая лодья Либиара Лысого.

Акила Длинный Меч перемигнулся с Инегельдом, прочистил горло и запел красивым, сильным голосом. Это была не боевая песня, где лютость мешалась с тоскою, а радостный гимн Яриле, весеннему богу, будящему всё живое после очарованного зимнего сна, зовущему траву зеленеть, цветы – распускаться, а девушек готовиться к поре любви.

Травень-май в Риме варяги опознали по-своему: лето пришло! Над Вечным городом стояла теплынь, буйно цвели жасмин и олеандр, а беломраморные колоннады на фоне пышной зелени уже как бы и не являли собой примету разрухи. Рим все еще сохранял следы былого величия, а что холмы его обезлюдели, так это даже и к лучшему: меньше толкотни…

… А песня Акилы всё лилась, всё ширилась, новые голоса подхватывали протяжный напев. Пончик увидел под нижней кромкой паруса римские башни и стены, едва обозначенные огонёчками костров, но страх не проник в его сердце – языческая хвалебная песнь прогнала темень с души, поселяя в ней радостную надежду и шалые желания.

– Париж брал, – стал загибать пальцы Вуефаст Дорога, – Лондон брал, Йорк брал, Руан, Баку, Абесгун, Ингельхайм… Рим не брал.

– Ну так пошли, и возьмём! – захохотал Инегельд. Лёгко выхватив меч, он простёр клинок, указуя на Вечный город, и рявкнул: – На Рим!

Глава 19,

в которой Олег действует один за всех

Ночь прошла спокойно – к Садам Саллюстия не долетали крики перевозбуждённых римлян, отыскивавших «бургундов», назначенных врагами, или самих несчастных «врагов», отбивавшихся от желающих их ограбить или убить. Неясные шумы, доносившиеся с холмов Рима, гасились чащами деревьев. Куда слышней были птичьи трели, уханье сов, шорохи мелкой лесной живности.

Заночевали в купальне. Вместо перин Олег постелил охапки веток и вороха опавших листьев, простыней послужил плащ Котяна.

Сухов спал чутко, держа под рукой древний римский меч-гладиус – недавний трофей печенега.

Где-то под утро он проснулся и замер, прислушиваясь. Показалось ему, что ли? Да нет, вот опять – вроде стонет кто-то.

Приподнявшись на локте, Олег встретился глазами с Котяном.

– Слышал? – проговорил он одними губами.

Бек кивнул и показал пальцами: сходим, посмотрим? Сухов кивнул и неслышно поднялся, вооружаясь мечом.

Едва начинало светать, небо в восточной стороне неясно серело. Деревья поднимались чернеющими колоннадами, ещё больше нагнетая тьму. Олег прислушался, уловил стон и двинулся на звук.

Слух привёл его к прогалу меж двух столетних платанов – прямо на выступавших корнях лежал человек в рваной накидке, руку и ногу его покрывала корочка засохшей крови.

– Потащили, – шепнул Сухов.