Лицо в темноте - Нора Робертс

Фыркнув, миссис Фримонт отворила перед Эммой дверь:

— Он где-то там. Возможно, в постели. Я еще не была наверху. «Старая летучая мышь», — подумала Эмма.

— Он ждет меня, — вежливо улыбнулась она.

— Меня это не касается, — заявила домработница и набросилась с тряпкой на беззащитный стол.

— Не беспокойтесь, — сказала Эмма уже пустому коридору и, расстегивая на ходу жакет, начала подниматься по старинной дубовой лестнице. — Стиви! Принимай приличный вид. У меня мало времени.

Дом напоминал огромный сарай, и уже одним этим он был Эмме по душе. На стенах широкого коридора, обитых красным деревом, в привинченных бронзовых рожках со стеклянными колпаками когда-то горел газ. Эмма сразу вспомнила фильм Ингрида Бергмана, в котором герой задумал свести с ума невинную жену. Сравнение было бы полным, если бы Стиви не потешил себя, развесив между светильниками литографии Дали.

Услышав музыку, Эмма постучала.

— Ну же, Стиви, вставай. — Ответа не последовало, и она, помолившись, чтобы тот оказался один, распахнула дверь. — Стиви?

В комнате никого не было, шторы задернуты, воздух спертый. Нахмурившись, Эмма посмотрела на смятую кровать и полупустую бутылку «Джек Дэниэлс» на столике восемнадцатого века. Заметив оставленный бутылкой круг, она переставила ее на смятый номер «Биллборда».

«Стиви уже добился неплохих результатов, а теперь стал накачивать себя виски», — подумала Эмма. Ну как он не может понять, что при его здоровье спиртное ему не меньший враг, чем наркотики!

Значит, вчера он напился, вероятно, почувствовал себя плохо и уполз куда-то, где его стошнило. Спит на полу в туалете, а если умрет от простуды, так ему и надо. Будь она проклята, если пожалеет его.

Эмма толкнула дверь в соседнюю комнату.

Кровь. Рвота. Испражнения. От стоявшего зловония она отпрянула назад, хватая ртом воздух. Перед глазами поплыли красные и серые круги, она наскочила на проигрыватель, и игла с треском проехалась по винилу. Потом, испуганно вскрикнув, Эмма бросилась к телу, распростертому на полу. С ужасом она перевернула его на спину, обнаружив шприц и револьвер.

— Нет! О боже, нет!

Охваченная паникой, Эмма начала искать рану, затем пульс. Вот следы от иголки, а на шее едва различимое биение.

— Стиви, о господи, что ты наделал?

Эмма выскочила за дверь, подбежала к лестнице.

— Вызовите «Скорую»! — крикнула она. — И побыстрее! Вбежав в комнату, она сорвала с кровати одеяло и накрыла голого Стиви. Лицо у него было пепельным, на лбу виднелась отвратительная рана. Эмма приложила к ней какую-то тряпку, потом начала хлестать Стиви ладонью по лицу:

—Очнись, черт тебя побери, Стиви! Очнись! Я не позволю тебе умереть вот так..

Она трясла его, била по щекам, в ярости прикусив губу, чтобы побороть тошноту.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — словно заклинание, повторяла Эмма. Она помнила, как нашли Даррена, лежащего на полу, а рядом валялся шприц. — Нет! Нет! Ты не умрешь.

Она погладила Стиви по голове, снова прижала палец к его шее. Ничего.

— Ублюдок! — крикнула Эмма, отбросила в сторону одеяло и принялась нажимать на щуплую грудь. — Ты не поступишь так со мной, с папой, со всеми нами.

Открыв ему рот, она сделала туда выдох и откинулась назад, чтобы нажать ладонями на грудную клетку.

— Ты слышишь меня? Стиви, вернись.

Она сражалась за него, угрожая, ругаясь, умоляя. Она настолько сосредоточила внимание на лице Стиви, ловя на нем хоть искорку жизни, что забыла, где находится, У нее в мозгу толпились воспоминания: Стиви в белом, поющий в саду, Стиви на сцене в цветном дыму, извлекающий неистовую музыку из шестиструнной гитары, Стиви играет с ней у камина, и его извечный вопрос: Кто лучше всех, Эмми?

Отчетливая мысль снова и снова возвращалась к ней. Она не потеряет еще одного человека, которого любит, вот так просто и так бессмысленно.

Когда Эмма услышала топот ног в коридоре, с нее уже градом катился пот.

— Сюда. Быстрее! О господи, папа!

— Боже милосердный! — Брайан опустился рядом с дочерью.

— Я нашла его… он был жив. Потом перестал дышать. Мышцы ее рук, продолжающих нажимать Стиви на грудь, нестерпимо болели.

— Она вызвала «Скорую»? — едва вымолвила Эмма.

— Она позвонила Питу. Достала нас по мобильному телефону.

— Черт ее побери, Стиви нужна «Скорая», — подняв голову, она встретилась глазами с Питом. — Черт тебя побери, неужели ты не видишь, что он умрет, если не получит помощь? Звони!

Пит кивнул. Он не собирался вызывать «Скорую», он позвонил в частную закрытую клинику.

— Прекрати, Эмма. Прекрати, он дышит.

— Я не могу…

Брайан взял дочь за руки, чувствуя, как напряглись ее мышцы:

— Ты сделала это, детка. Он дышит.

Эмма зачарованно смотрела на чуть заметно поднимающуюся и опускающуюся грудь Стиви.

Иногда он кричал. Иногда плакал. Тело расставалось с отравой, и появлялись новые боли. Маленькие чертики мучения, прыгающие в гнойных ранах на руках, между пальцами ног, в паху. Они носились по всей коже, сначала горячие, затем холодные. Стиви буквально видел их, с красными глазками и голодными ртами, отплясывающих по всему телу перед тем, как вонзить в него зубы.

За этим следовала такая маниакальная истерия, что санитарам приходилось удерживать его на кровати. Потом Стиви затихал, погружался в транс и глядел в одну точку.

В эти долгие промежутки тишины он вспоминал спокойный безболезненный полет. Затем голос Эммы, полный гнева, страха, отчаяния, требующий вернуться. И Стиви вернулся. Здесь его снова ждала боль, и никакого умиротворения.

Он умолял всех заходящих к нему в палату отпустить его, достать ему что-нибудь. Обещал умопомрачительные деньги и страшно ругался, когда его требования оставались безответными. Он не хотел возвращаться в мир живых. Но когда Стиви отказывался есть, его кормили через трубку. Врачи использовали сильнейшие препараты, снимающие напряжение, чтобы обмануть его мозг и заверить, что у него нет ломки. Добавляли налтрексон и лекарство, содержащее опиум, к которому не возникает привыкания. Тело Стиви ощущало парение. Сам же он тосковал по успокоительному дурману героина и быстрому удару кокаина.

Он редко оставался один, но боялся и ненавидел даже эти короткие моменты одиночества. В эти мгновения он был наедине с собой и механизмами, грохочущими в голове в ответ на его малейшее движение.

Через две недели Стиви успокоился, но стал хитрым. Он снова обманет их — ублюдков со сжатыми губами, упрятавших его сюда. Будет есть овощи и фрукты, улыбаться, отвечать на их вопросы. Будет лгать симпатичной женщине-психиатру с холодными глазами. И выйдет отсюда.