Зачем жить, если завтра умирать (сборник) - Иван Зорин

Мораль: бесплатный сыр всегда в мышеловке.

Женщина всему корень.

Кто сделал таким Обушинского?

Кто довёл его до этого?

Разве он был счастлив?

Теперь Устину жаль Обушинского уже по другой причине. Он видит, что тот провёл жизнь с нелюбимой женщиной, насупленной тихоней, возле которой состарился, не имея ни малейшего представления о семейном счастье, считая, что всё, свойственное их отношениям, закономерно, нормально и распространяется на всех, как нарочно подбирая знакомых, у которых было всё то же самое – дрязги, обиды, отсутствие любви…

Обушинский не подозревал, что может быть по-другому (а может ли? – думает Устин), прожив как разведчик на вражеской территории, всегда начеку, всегда собранный, готовый дать отпор, и умер не от разрыва сердца, как числилось в заключении о смерти, а пал в неравном бою, погиб на поле вечной семейной битвы.

Да, такого Обушинского, озлобленного и затравленного, жаль не меньше доброго и покладистого отца Мелании.

Два часа спустя.

Устин дома. Стаскивает в прихожей ботинок.

Опять этот вкрадчивый тон:

– Как всё прошло, дорогой?

Будто сама не знает. Грудин уже наверняка позвонил. Что ж, она добилась своего, незнакомого мужчины, который носил мою фамилию, и дух простыл.

– Платон настаивает на больнице.

Глаза широко открываются. Она всё-таки хорошая актриса.

– Ты удивлена?

Она не выдаёт себя ни согласием, ни отрицанием. Просто возвращается к главному.

– И когда?

– Через месяц.

Она вздыхает. Это можно понимать, как «Значит, ничего экстренного» или «К чему такая спешка?», а можно и как «Жаль, что не завтра». Отдельно от лица у неё появляется улыбка. Страдания или сострадания? Скорее первое, ведь придётся ещё терпеть. Она снова вздыхает. Да, сомнений не остаётся, её великодушие безгранично, как и терпение. Она не настаивает, зачем, раз всё решено. Когда? Одна и та же ошибка. В каждое мгновение одна и та же. Мы думаем, что всё так и будет всегда, а между тем всегда так точно не будет. Но мы продолжаем думать. Поэтому всё, что случается, случается для нас неожиданно. Но только для нас. Решение о больнице было принято явно не вдруг.

– У меня скоро командировка.

Как будто продолжая тему, словно невзначай. Устин уже принялся за другой ботинок. Он ждёт: «Ну, давай же, съязви: „Клубы везде есть“, брось мне это в лицо с усмешкой, я же вижу, ты еле сдерживаешься!»

– Недельная.

Устин поддаёт жара. Но она только вздыхает. Никаких «Погуляй напоследок» или «Не сойди с ума раньше времени». Значит всё решено твердо. И теперь уже ему не терпится сорваться: «А ведь ты права, клубы, действительно, есть везде!» Ладно, вот и поговорили, незнакомому мужчине по фамилии Полыхаев пора возвращаться. Он ставит ботинки в шкаф, проходит в комнату в носках и растягивается на диване. Книга у него под подушкой.

Как оживить игру? Как придать ей смысл?

Устин возвращается к повзрослевшей Мелании.

Пусть у неё рождается девочка, вес два сто, всё время кричит и ест за троих. Чтобы сделать карьеру, Мелании приходится много, где побывать, Устина занята на студии, и младенец на руках у деда.

Она требует примитивных забот – пелёнки, каши, соска, но Обушинский счастлив, любой ребёнок – ангел, потому что хранит от безумия. Когда внучка тянет свои пухлые, в складках, ручки, Обушинский забывает обо всём на свете, он рад ей больше, чем когда-то дочери, и это понятно, он стал старше, мудрее, у него меньше осталось своего, а впереди его ждут букварь и таблица умножения, значит, мир на годы снова обретет ясность и простоту. Мелания не замужем, так случилось, но Обушинский не хочет об этом думать, он выше предрассудков, главное, ребёнок. А Устина переживает.

– Кто отец? – упершись Мелании в живот, спросила она, выслушав её признание.

– Какая разница?

Действительно, никакой. Разве сама Устина так раньше не думала? Откуда в ней это проснувшееся ханжество? Но речь идёт о своей кровиночке, и она настаивает:

– И всё же.

– Отстань, я всё равно не буду с ним жить.

– Он знает?

– Нет. И прекрати, пожалуйста, этот допрос.

Устина хорошая мать. Она тактично умолкает. Или она настолько хитра? В глазах у неё наворачиваются слезы.

– Ну, мама, в чём дело, – обнимает её Мелания, прижимаясь животом. – Всё же хорошо, сама же говорила, был бы ребёнок, а отец найдётся.

Это шутка. Устина через силу улыбается, размазывая по щеке слёзы.

– Ладно, это мой начальник, у нас служебный роман. У него есть семья. Находишь это пошлым?

– Дело твоё. И всё же он подлец.

– Ну, пожалуйста, не начинай. К тому же он не знает и, надеюсь, не узнает. Обещаешь?

Устина кивает и, продолжая движение, рыдает на плече у дочери.

В тёмном зале мерцает экран, Устин уже несколько дней в маленьком провинциальном городе. Почему он выбрал его? А какая разница, ткнул пальцем в карту, города все одинаковые, клубы есть везде. К тому же здесь его никто не знает, можно ходить в ближайший к гостинице. Устин ест, спит и играет. Кому какое дело? Пусть на него исподлобья косится чернявый, с проседью, администратор, всё равно скоро уезжать. Главное, это продвинуть игру. Дальнейшее направление её сюжета уже угадывается, отчётливо проступает семейный расклад. Пока Обушинский нянчится с внучкой, Устина решает проблемы дочери. Они близки, как никогда. На новом витке всё повторяется симметрично: теперь Устина всюду таскается за ней «хвостиком» – в ванной советует ей шампунь, чтобы волосы оставались пушистыми, в прихожей у зеркала застегивает ей сзади «молнию» у платья, неразлучные подруги, обсуждая за столом кавалеров Мелании, они шушукаются – не посвящать же в свои женские секреты Обушинского. У Обушинского не за горами пенсия, и тогда он окончательно увязнет в своём бабьем царстве, но такая перспектива его не пугает, наоборот, он этому рад…

Устин жмурится, выходя из тёмного зала. Сунув руку в карман, достаёт деньги, чтобы расплатиться.

– А ведь я тебя знаю, – поднял глаза из-за стекла чернявый администратор.

– Мы не знакомы, – мотает головой Устин, протягивая купюру. – И, пожалуйста, на вы.

– На вы только идут, – оскалился администратор. – Мы не знакомы, но я хорошо тебя знаю, потому что я старше, а все проживают одну жизнь. Ты неудачник.

Устин покраснел.

– Все вы тут неудачники, много перевидал, – чернявый завозился у кассы. – Я же вижу, жизнь не складывается, вот и компенсируетесь. Только бесполезно всё.

– А вам-то какое дело?

– Да жалко вас! Ты, небось, тоже в любовь играешь, настоящей-то нет, хоть так. И семью себе заводишь, а всё равно ничего не выходит. И не выйдет.

– Откуда тебе знать?

– Так все такие, всем одного и того же не хватает.

– Я про то, что не выйдет.

– А как же! Жизнь везде одна, кто её сопротивления одолеть не в силах, тому лучше и не родиться. Как говорится, кто здесь мучился, тому и в раю ад.

Чернявый вдруг снял очки, которых Устин не замечал, уставившись рыбьими глазами. Устин оторопел.

– И что же делать?

– Для начала запрись в ванной и набей себе морду. – Чернявый расхохотался. – А знаешь, почему в ванной? Там зеркало, чтобы не промахнуться!

Устин застыл, склонившись к стеклу. Преодолевая силу тяжести, вверх ползла муха, и Устин подумал, что услышал много правды, в сущности, всю, простую и ясную: он неудачник.

Хлопнув кассой, администратор протянул ему сдачу. Муха при этом взлетела.

– Будете брать или нет? И что вы так на меня смотрите? Переиграли?

Устин вздрогнул.

– Немного. Оставьте себе.

– Бывает, – улыбнулся вслед администратор.

За дверью Устин поднял воротник, хотя было совсем не холодно, и решил сменить клуб.

Через двадцать минут после этого.

Поднимаясь в лифте к себе в номер, расположенный на верхнем этаже, Устин оценивает своё положение, перебирая последние события, намечает свои шаги:

Жена меня всё-таки разыскивает, звонок на третий день, жаль, что разговоры в жизни нельзя стирать, как в игре, мало того, приходится их вести: «Как дела?» «Нормально, как у тебя?» «Всё хорошо. Где питаешься?» «Кафе при гостинице весьма приличное». «Значит, тебя всё устраивает?» «Вполне». «Я рада». Пауза. «Платон не звонил?» Я напрягаюсь, перекладываю телефон в другую руку. «Нет». «Он, кажется, нашёл место». Ах, вот оно что! Предупредить, что сроки сокращаются, как это мило. «Я понял, передавай ему привет». Даю отбой. Она тут же перезванивает. «Что-то со связью. А ещё Платон сказал, ему нужно твоё письменное согласие». Прижимая телефон к уху плечом, долго записываю номер больничного факса. «Постараюсь отправить сегодня». «Было бы здорово, не тяни. Ну, пока». Она даёт отбой, чтобы я не успел попрощаться. Да, она умеет дать понять, кто здесь командует. Значит, сразу по возвращении. Сколько осталось? Три-четыре сеанса. Надо форсировать игру. Но как? Впрочем, развязка уже просматривается, время берёт своё, Устина и Обушинский дряхлеют, а это совсем не интересно, все старики похожи друг на друга, стало быть, можно пропустить, и остаётся лишь подобрать болезнь, которая их доконает. Диабет? Пневмония? Отмахнуться от анамнеза нельзя, его собирают всю жизнь, он сопровождает нас, определяя судьбу. Может, он и есть судьба? В старости уж точно. Или устроить несчастный случай? Обушинского сбивает машина, которая уезжает с места аварии, вечер, безлюдно, он истекает кровью на тротуаре, до которого удаётся доползти, ни помощи, ни свидетелей, винить некого, кроме себя или случая, Устине сообщают только под утро, когда она уже стала обзванивать морги, она едет в больницу, Обушинский ещё жив, но умирает у неё на руках, не приходя в сознание. Трагично и вместе с тем отдаёт патетикой. Нет, старость осторожна, и тихое увядание будет правдоподобнее – но и в этом варианте остаётся что-то недосказанное и одновременно трафаретное. Может, стоит идти от себя?