Элмер Гентри - Льюис Синклер

"Из нее выйдет чудесная жена и мать… замечательная жена для пастора… идеальная жена для епископа", - заметил он про себя.

На вечернюю воскресную службу в методистской церкви Банджо-Кроссинга обычно собиралось не более сорока человек; в этот вечер набралось около сотни. И в этот вечер Элмер еще не совсем уверенно, нащупывая почву, порвал со стародавней церковной традицией, положив начало своим, знаменитым впоследствии "Веселым Воскресным Вечерам".

Выбрав несколько наиболее бодрых гимнов - "Вперед же, воинство христово", "О животворные слова", "Твори добро и согревай", величественный "Когда нас трубы призовут на суд", - он предложил пропеть лишь по одной строфе из каждого вместо того, чтобы тянуть все до конца, а затем ошеломил свою аудиторию, громко заявив:

- Ну, а теперь вот что. Пожалуйста, не удивляйтесь, друзья, и не думайте говорить, что это, мол, не приличествует церкви, потому что я все равно попробую взбодрить ваш дух, расшевелить вас так, чтобы самому сатане стало тошно! Вспомните: ведь это господь создал и ласковое солнце и зеленые холмы - значит, наверняка он же стоит за спиною тех, кто сочиняет веселые песни! Вот я и хочу, чтобы вы все, как один, дружно и разом грянули "Дикси" [142]! А после для старичков, вроде меня, споем строфу из великолепного старого гимна, что вдохновляет праведных, "Ты - наш оплот".

Кое-кто действительно был неприятно поражен, но молодежь - девушки и юноши, сдержанно переглядывавшиеся на задних скамейках, - пришла в восторг. Он несколько раз заставил их пропеть хором "Дикси", и наконец развеселились все, кроме разве что двух или трех святош-ревматиков.

Темой проповеди он выбрал текст из послания к га-латам: "Плод же духа: любовь, радость, мир".

- Не вздумайте никогда слушать нытиков, - наставлял он, - нерешительных людей, которых пугает суровость доброго старого методистского учения, которые утверждают, будто детали не имеют значения, будто догма и установленные правила ничего не значат! Так нет же, они очень важны! И отпущение грехов и крещение! И это что-нибудь да значит, если, в то время как люди суетные и порочные находят удовольствие в безумии алкоголя и зловонии табака, мы, методисты, остаемся чистыми, незапятнанными, непорочными.

Но сегодня, в день первой встречи с вами, братья и сестры, я не хочу входить в эти подробности. Я остановлюсь на самом основном - все прочее служит лишь дополнением к нему. Что же это основное - как по-вашему? Что это, братья? Что, как не Иисус Христос и его любовь ко всем и каждому из нас?

Любовь! Любовь! Любовь! Сколь прекрасно само это слово! Любовь не плотская, но божественная, ощущение небесной благодати. Что есть любовь? Слушайте же! Любовь - это радуга, сверкающая пред нами великолепием красок, пронизывающая и рассеивающая темные тучи жизни. Это утренняя и вечерняя звезда, что лучезарно сияет на сумеречном горизонте, призывая все живое радоваться дивному творению божьему - небесному своду! У колыбели младенца, что спит так мирно в то время, как над ним с невыразимым обожанием склоняется мать, реет чудо любви. В последние скорбные минуты, утешая сердца, навеки отмеченные ее печатью - даже над безмолвной могилой, - тоже сияет любовь!

Что есть великое искусство - я говорю не о посредственных картинах, но о творениях прославленных старых мастеров, что служат нам великим нравственным уроком, - что же есть матерь искусства, источник вдохновения поэта, патриота, философа, выдающегося деятеля, политического или финансового? В чем черпают они творческие силы, как не в любви?

О, не случалось ли вам слышать тихую мелодию, что плывет на заре над полями, словно возникая где-то в неведомых таинственных далях? Не кажется ли вам, что вы слышите далекий шелест крыл херувимов, когда дорогая сестра наша играет заключительный гимн? А что есть музыка, дивная, прекрасная музыка, нежная мелодия? Ах, музыка - это голос любви, волшебницы, превращающей нас, простых смертных, в венценосных царей! Любовь - аромат дивного цветка, любовь - это мощь атлета, дающая ему силы претерпеть пыль и зной, устоять в бою ради доблестной победы! О любовь, любовь, любовь! Если бы не она, мы были бы хуже зверей! С нею земля - рай и мы все - боги!

Да, такова любовь, созданная Иисусом Христом, любовь, которую несет от поколения к поколению его церковь, а в особенности, как думается мне, великое, мощное, демократическое, либеральное братство методистской церкви! Да, вот что значит она для нас!

Мне вспоминается один случай, относящийся к дням моей ранней молодости, когда я еще учился в университете. У меня был товарищ по курсу - не стану называть вам его имени, скажу лишь, что мы его звали Джимом, - юноша приятной наружности, юноша, обладающий всеми данными для того, чтобы стать верным служителем христовым, но - увы! - по-мальчишески гордый своим умом, настолько одержимый духом себялюбия и бахвальства, что никак не хотел смириться пред источником всякого разума и признать Иисуса как своего спасителя.

Я очень любил Джима - даже готов был поселиться с ним в одной комнате, надеясь, что мне удастся образумить его и вернуть на путь спасения. Однако он начитался книг, принадлежащих перу таких личностей, как Ингерсолл и Томас Пэйн, - чванных глупцов, вообразивших, что они умнее самого всемогущего бога! Джим предпочитал цитировать порочный, внушенный дьяволом бред вместо того, чтобы внимать целительному журчанию благословенного источника, каковым является для нас священное писание! А я все убеждал и убеждал его - судите же сами, как я был молод и неразумен! Но вот в один прекрасный день на меня снизошло вдохновение! Я понял, что существует нечто более веское и убедительное, чем любые доводы рассудка. "Джим, - сказал я ему, - ты любишь своего отца?" Его отец был достойный старый джентльмен, истинный христианин, сельский врач и, подобно многим сельским врачам, героически самоотверженный, многоопытный человек. "Так ты любишь своего старого отца?" - спросил я.

Джим, естестенно, обожал отца и даже вроде бы обиделся, что я задаю ему такой вопрос.

"Ну, еще бы, конечно!…" - ответил он. "А скажи, Джим, - говорю, - твой отец тоже любит тебя?" "Ну да, понятно", - отвечает Джим. "Так послушай же, Джим, - говорю я опять, - если твой земной отец тебя любит, то насколько же сильней должен любить тебя отец небесный, - он, кто сотворил всякую любовь, - как же бесконечно должен он любить тебя и скорбеть о тебе!"

Так вот, друзья мои, это его и сразило. Вся ученая дребедень, вычитанная из книг, разом вылетела у него из головы. Уставился на меня - в глазах дрожат слезинки - и пролепетал: "Понимаю теперь, что ты хотел сказать, друг, и с этой минуты склоняюсь пред Иисусом Христом, как перед господом своим и учителем!"

О, да воистину прекрасно светозарное сияние божественной любви! Разве вы не чувствуете ее? Не о вялом приятии говорю я, не о ленивой, машинальной привязанности, но о страстной…

Готово! Полная победа!

Забавно было наблюдать, как старые фанатики, которых коробило от пения "Дикси", поддались его обаянию и признали его силу. Он говорил, обращаясь прямо к каждому из них, одному за другим, - и покорил их всех.

По окончании службы они трясли ему руки еще горячее, чем утром.

Клео стояла немного позади как загипнотизированная. Когда он подошел к ней, она выдохнула, глядя на него невидящими глазами:

- О ваше преподобие, это величайший день для нашей старой церкви.

- Вам понравилось то, что я говорил о любви?

- Ах… любовь… да!

Она говорила точно во сне, не замечая, что он нежно пожимает ей руку, и молча вышла из церкви рядом с ним, а в его душу ее исступленное благочестие вселило чувство, похожее на страх.

На этот раз, увлеченный делом, Элмер не обратил особого внимания на церковные сборы. Впрочем, это произошло по недосмотру - он прекрасно знал технику своей профессии. Просто он считал, что в первый день ему следует утвердиться на позициях духовного вождя, а потом уже, завоевав себе признание, он позаботится и о том, чтобы это духовное руководство должным образом вознаграждалось. Разве такой труженик не достоин вознаграждения?

Приезд Элмера отмечали во вторник вечером в подвальном этаже церкви. С половины восьмого, когда стал собираться народ, и до четверти девятого Элмер был занят бесконечными рукопожатиями.

Прихожане хвалили его красноречие, его вдохновенный слог. Он видел, что Клео гордится тем, что ему оказан такой прием. Ей удалось ему шепнуть:

- Вы понимаете, что это значит? Так радушно еще никогда не встречали нового проповедника. О, я так рада!

Брат Бенем призвал всех к порядку, и сестра Килвин исполнила соло "Священный город" - довольно плохо. Брат Бенем в короткой и не очень гладкой речи выразил общее восхищение по поводу проповедей брата Гентри. Брат Гентри, в свою очередь, долго и прочувствованно говорил о своем восхищении братом Бенемом, другими членами семейства Бенемов, остальными членами конгрегации, Банджо-Кроссингом, округом Банджо, Соединенными Штатами Америки, епископом Тумисом, методистской епископальной церковью (северной) и всем, что с нею связано.