Сочинения - Жак Лакан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, в таких условиях было бы лучше отказаться от этой идеи о его понимании основ психоза: это возвращает нас к цели его лечения.
Чтобы измерить путь, разделяющий нас, достаточно вспомнить все задержки, которыми отмечали его паломники. Всем известно, что ни одна разработка механизма переноса, какой бы искусной она ни была, не смогла так расставить вещи, чтобы на практике он не воспринимался как отношение, чисто двойственное в своих терминах и совершенно запутанное в своем субстрате.
Давайте зададимся вопросом, что, если принять перенос только за его фундаментальное значение как феномена повторения, он должен повторять в преследующих личностях, в которых Фрейд обозначает его эффекты?
Я прямо-таки слышу слабый ответ: следуя вашему подходу, отцовская неадекватность, несомненно. В этом стиле не было недостатка во всевозможных отчетах: "свита" психотика стала объектом скрупулезного перечисления всех биографических и характерологических ярлыков, которые анамнез позволил извлечь из драматических персон, даже из их "межчеловеческих отношений".
Но давайте действовать в соответствии с теми структурными условиями, которые мы наметили.
Для того чтобы психоз был запущен, Имя Отца, verworfen, закрытое, то есть никогда не занимавшее место Другого, должно быть вызвано в символическую оппозицию к субъекту.
Именно отсутствие Имени Отца в том месте, которое оно открывает в означаемом, запускает каскад перестроек означающего, из которых проистекает нарастающая катастрофа воображаемого, вплоть до достижения уровня, на котором означающее и означаемое стабилизируются в бредовой метафоре.
Но как субъект может призвать Имя Отца в то единственное место, где оно могло бы его достичь и где его никогда не было? Просто с помощью настоящего отца, не обязательно родного отца субъекта, но А-отца.
Опять же, этот А-отец должен занять то место, на которое субъект не мог позвать его раньше. Достаточно, чтобы этот А-отец занял третью позицию в каком-то отношении, основанном на воображаемой диаде o-o′, то есть эго-объект или реальность-идеал, которая интересует субъекта в поле эротизированной агрессии, которую она вызывает.
Попробуем найти эту конъюнктуру в начале психоза. Возникает ли она у только что родившей женщины перед лицом ее мужа, у кающегося, исповедующего свои грехи, перед лицом его духовника, у влюбленной девушки при встрече с "отцом молодого человека" - она всегда найдется, и найдется легче, если позволить себе руководствоваться "ситуациями" в том смысле, в каком это слово используется в романе. Следует, однако, заметить, что для романиста эти ситуации - его истинный ресурс, а именно то, что делает возможным возникновение "глубинной психологии" там, куда никакая психологическая проницательность не позволит ему проникнуть.
Чтобы перейти к принципу отчуждения (Verwerfung) Имени Отца, следует признать, что Имя Отца дублирует на месте Другого само означающее символической триады, поскольку оно представляет собой закон означающего
Эта попытка, похоже, ничего не будет стоить тем, кто в поисках экологических координат психоза блуждает, как заблудшие души, от фрустрирующей матери к задыхающейся матери, чувствуя, однако, что, продвигаясь к положению отца семейства, они, как говорят в игре "охота на тапочки", становятся теплее.
Опять же, в этом нащупывании отцовской неадекватности, в этом постоянном, тревожном колебании между доминирующим отцом, покладистым отцом, всемогущим отцом, униженным отцом, неловким отцом, жалким отцом, любящим дом отцом, отцом на свободе, не будет ли слишком большим ожидать некоторой разрядки напряжения от следующего замечания: а именно, что эффекты престижа, которые вовлечены во все это и в которых (слава Богу!) не полностью опущено троичное отношение Эдипова комплекса, поскольку почитание матери считается в нем решающим, сводятся к соперничеству между двумя родителями в воображаемом порядке субъекта - то есть к тому, что сформулировано в вопросе, который кажется нормальным, не говоря уже об обязательном, в любом уважающем себя детстве: "Кого ты любишь больше, маму или папу?".
Моя цель в этой параллели не в том, чтобы что-то сократить: наоборот, ведь этот вопрос, в котором ребенок не перестает конкретизировать тошноту, которую он испытывает от инфантилизма своих родителей, - именно тот, с помощью которого те дети, которыми родители действительно являются (в этом смысле в семье нет других, кроме них), пытаются скрыть тайну своего союза или разрыва, а именно того, что их отпрыск прекрасно знает, - это и есть вся проблема, и она поставлена как таковая.
Скажут, что акцент делается именно на связи любви и уважения, благодаря которой мать ставит или не ставит отца на его идеальное место. Любопытно, отвечу я, что вряд ли учитываются те же связи в обратном направлении, где доказывается, что теория участвует в завесе, наброшенной на соитие родителей младенческой амнезией.
Но я хочу подчеркнуть, что нас должно волновать не только то, как мать приспосабливается к личности отца, но и то, как она воспринимает его речь, слово (mot), скажем так, его авторитет, иными словами, то место, которое она отводит Имени Отца в провозглашении закона.
Далее, отношение отца к этому закону следует рассматривать само по себе, ибо в нем можно найти причину того парадокса, благодаря которому разрушительное воздействие отцовской фигуры особенно часто наблюдается в тех случаях, когда отец действительно обладает функцией законодателя или, по крайней мере, имеет преимущество, будь он на самом деле одним из тех отцов, которые принимают законы, или же он позиционирует себя как столп веры, как образец честности и преданности, как добродетельный или как виртуоз, служащий делу спасения, какого бы то ни было объекта или отсутствия объекта, нации или рождения, защиты или спасения, наследия или законности, чистого, нечистого или империи - все идеалы, которые предоставляют ему слишком много возможностей оказаться в позе недостойного, неадекватного, даже мошеннического, и, короче говоря, исключить имя Отца из его позиции в означаемом.
Для получения этого результата не нужно так много, и никто из тех, кто практикует анализ детей, не станет отрицать, что нечестное поведение для них абсолютно прозрачно. Но кто сформулирует, что воспринимаемая таким образом ложь подразумевает обращение к конституирующей функции речи?
Таким образом, он доказывает, что немного строгости - это не слишком много, чтобы придать самому доступному опыту его истинный смысл. О последствиях, которые можно ожидать от их изучения и техники, можно судить в другом месте.
Я даю здесь только то, что необходимо для понимания неуклюжести, с которой самые вдохновенные авторы обращаются с тем, что они находят наиболее ценным, следуя за Фрейдом по территории, на которой он отводит главенствующую роль переносу отношения к отцу в генезисе психоза.
