Богиня прайм-тайма - Татьяна Устинова

Я должна тебя отпустить, и отпущу, потому что ты должен быть спокоен и уверен, и за спиной у тебя первый раз в жизни все будет легко и надежно устроено, но, господи, если бы ты только знал, как это трудно!

Я боюсь за тебя и, кажется, люблю тебя – именно так, как надо, как пишут в книжках и показывают в кино.

Откуда ты взялся на мою голову?! И почему именно сейчас?! И почему так получилось, что у тебя странная трудная работа, очень похожая на мою собственную?!

И почему так получилось, что ты читал про Муми-тролля – ведь про него, кажется, не читал никто, кроме меня?!

– Я прошу тебя, – сказала она прямо в его глаза, – пожалуйста. Очень прошу.

– Что?..

– Будь осторожен. Не лезь просто так на рожон.

– Я никогда просто так не лезу на рожон.

– Лезешь. Я же знаю. Вы все уверены, что если у вас камера, значит, вам ничего не страшно! Но она еще… никого не спасла.

– Со мной ничего не будет.

– Пообещай мне, – вдруг велела она.

– Что пообещать?

Он никогда никому и ничего не обещал.

– Пообещай мне, что с тобой все будет в порядке.

И он сказал:

– Со мной все будет в порядке. Ты слетаешь на свою “восьмерку”, вернешься, и я… тоже вернусь.

“Восьмеркой” называлась предстоящая встреча лидеров мировых держав в Париже.

– И позвони мне, если сможешь.

– Я буду звонить тебе каждый день.

– Ники!

– Правда. Или три раза в день. Или каждые полчаса. Ты с ума сойдешь от моих звонков.

– Не сойду. Ты, главное, звони.

– А ты смотри, не подцепи там никого… в Париже.

– Кого?

– Тони Блэра. Джека Строба. Кто у них там еще более или менее?..

– Ники!

– И не швыряй нигде кошелек. Украдут, будешь торчать в Париже без денег до моего возвращения.

– Ники.

– И не сядь на очки. И под ноги смотри. И дорогу переходи только на зеленый. И обратный билет положи в сейф в отеле.

– Ники.

– И не забудь зарядник для телефона. – Ему вдруг сильно стиснуло горло, но он справился с собой. – И не гуляй одна по вечерам. И таблетки от аллергии сразу сунь в чемодан. Я люблю тебя.

– И я люблю тебя.

Он перевел дух.

– В самом деле?

– Ну да. Конечно.

Говорить больше было невозможно и не о чем, и они стали целоваться, и целовались долго и отчаянно, и тискали друг друга, и хватали, и катались по кровати, и свалили на пол одеяло и еще что-то, сильно загрохотавшее по полу, и краем сознания Ники удивился, что это такое может быть.

Времени совсем не оставалось, и он все помнил, что у него мало времени, а потом забыл. Он обо всем забывал в постели с ней – а раньше такого не было, и это тоже как-то отличало теперешнее от всего другого.

Он все зачем-то выискивал отличия, и их было так много, что казалось, все это происходит не с ним.

И как тогда, в первый раз, глядя в запрокинутое к нему очень красивое, не правдоподобно красивое лицо, он вдруг весь сжался.

Она знаменитость и признанная красавица. Секс-символ этой страны. Недостижимая мечта любого мужчины. Кроме того, она еще “большой телевизионный босс”, умница, спортсменка, комсомолка и все на свете.

А он?! Он кто?! “Пегий пес, бегущий краем моря” – и больше ничего. Совсем ничего? Нет, он всегда знал себе цену или убедил себя, что знает, но что он может значить в ее жизни?! И как долго сможет значить?!

Невозможно было думать об этом в постели с ней, но он все-таки думал, потому что у него вдруг тяжко закружилась голова, и он так и не понял – от нее или от мыслей.

В эту самую секунду, здесь и сейчас, она была с ним, и на несколько мгновений ему показалось, что этого достаточно.

Должно быть достаточно!

Все было нормально, пока они не стали прощаться.

С Этой минуты все пошло наперекосяк.

В просторном “холле”, так поразившем его воображение в первый приход, они стали друг против друга – Алина в холщовых домашних брючках и короткой черной майке и Ники в куртке и джинсах, с перчатками, зажатыми в кулаке. Перчаток он не любил.

Пауза затягивалась. Пауз Ники тоже не любил.

– Ну… я пошел?

– Давай. Будь осторожен за рулем.

Он кивнул, усмехнувшись. Ничего на этот раз не зависело от его осторожности за рулем!

Он потянул с пола рюкзак и неловко пристроил его на плечо. Теперь они занимали ровно половину “холла” – громоздкий Ники и его громоздкий рюкзак, – и он моментально и остро почувствовал свою неуместность в этом аристократическом холле с сухими цветами в высокой вазе, с парой бронзовых негритосов, слившихся в объятиях, с японской циновкой, высоким зеркалом и непонятной картиной, которая Ники не нравилась.

Уютное гнездышко, убежище звезды – черт побери все на свете!.. Он-то как сюда попал?!

Он еще потоптался, покосился на нее. Она улыбалась глянцевой телевизионной улыбкой, как будто в камеру, и эта улыбка сильно его задела.

– Пока.

– Пока.

Она поцеловала его в щеку глянцевым телевизионным поцелуем – лучше бы не целовала! – и одним движением открыла оба замка.

Ники протиснулся мимо, выбрался на площадку и глупо помахал рукой, в которой были зажаты перчатки.

Она кивнула и закрыла дверь.

Попрощались.

На лифте он не поехал. Он бы умер от клаустрофобии, хотя ничем таким никогда не страдал.

Он сбежал восемь этажей вниз, сильно грохоча ботинками по ступеням, и бабулька-вахтерша высунулась на грохот из своей каморки – очки сдвинуты на кончик носа, а в руке газета.

Интересно, что она читает в семь часов утра?!

– До свидания, – пробормотал Ники, посмотрел на газету и усмехнулся.

Называлась она “Эротика и жизнь” – дает бабулька-вахтерша!

…”Лендровер” встретил его привычным холодным и острым запахом. Пахло кожей, сложной автомобильной парфюмерией, которую он любил, и Алиниными духами.

Он повернул ключ и посидел, прислушиваясь к ровному урчанию двигателя.

Духи.

Он хмуро оглядел салон и увидел. Ее вчерашний шарфик, который она сорвала с шеи, когда они начали безудержно целоваться, потому что вдруг оказалось, что нет никакой возможности дотерпеть до дома, был засунут в карман на двери. Перегнувшись, Ники потянул за тонкую ткань и вытащил его весь.

Черт возьми. Ужас.

Шарфик перетекал у него по ладони, а он сидел и смотрел, как перетекает.

Он не пойдет назад – ни за что. Они уже попрощались – кончено. Он “держит себя в руках и отдает себе отчет” – как всегда.

Вот вернется из Багдада, и они… они…

Что?..

Поженятся? Будут жить долго и счастливо? Состарятся вместе? Родят красивых и здоровых детей и умрут в один день??

Он сжал кулак с шарфиком – показалось, что в там ничего нет, – потом решительно сунул его в карман, дернул рычаг и нажал на газ. “Лендровер” прыгнул, приземлился, слегка дрогнул тяжелым и сильным телом, похожим на его собственное, – Ники всегда считал, что они похожи, он и его машина.