Невеста рока. Книга первая - Деннис Робинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ведь она могла убить его!
— О Боже, Боже, смилуйся надо мною, — прошептала она.
И проговорила громко:
— Как вы думаете, сэр, когда он проснется, он вспомнит все?
— Вне всякого сомнения, ведь вы же сказали, что его разум обратился к прошлому, когда он пришел в себя от пули, которая, как вы сказали… случайно попала в него сегодня ночью, — ответил Нокс, многозначительно кашлянув.
Елена кивнула. Слезы катились по ее щекам.
Затем она сказала доктору, что желает остаться у постели Гарри до его пробуждения на случай, если ему понадобится уход. Однако, когда ранним утром молодой человек открыл глаза, он выглядел на удивление здоровым, его даже не мучила головная боль. Он увидел Елену, сидящую подле постели в коричневом бархатном платье, с волосами, связанными на затылке лентой, и взглянул на ее лицо, бледное, но бесконечно ласковое.
— Фауна! — прошептал он.
Это имя, всегда означавшее для нее ужас и страдания, теперь прозвучало как нечто волшебное. А как он произнес его, как смотрел на нее… это снимало с него любую вину и возводило его обратно на пьедестал!
— Гарри, о Гарри, любовь моя, — промолвила она и упала на колени, уткнувшись головою в его грудь.
Он нежно обнял ее, но снова пришел в смятение.
— Почему же я назвал тебя так? Я ведь знаю, что ты также и Елена. О, великий Боже, что же это значит? Ведь ты же не Фауна, а маркиза де Шартелье!
— Я и то и другое, — проговорила она. — И обе эти женщины беспредельно любят тебя и просят у тебя прощения за то, что сомневались в тебе. О Гарри, я никогда не смогу простить себя! Ведь я могла отнять у тебя жизнь, которая для меня намного дороже моей собственной!
Он покачал головой и какое-то время лежал молча. Постепенно к нему вернулись и другие воспоминания, приведшие его в глубокое изумление.
— Я страшно озадачен, — произнес он. — Умоляю, расскажи мне все!
Она поведала ему их историю, и, когда все прояснилось, мысли его обрели былую стройность. Хотя он по-прежнему с изумлением и восхищением смотрел на прекрасную поникшую головку, лежащую у него на груди.
— Фауна, — произнес он, словно не веря себе. — Фауна, невольница… и она стала самой выдающейся женщиной и женою Люсьена де Шартелье. Едва ли такое можно осознать до конца!
— И тем не менее это правда.
— Самая удивительная правда!
— Я должна была догадаться, что ты все это время не узнавал меня. А я… — Она запнулась, затем продолжала: — Я никогда не смогу простить себе те страдания, которые причинила тебе!
— Ты ведь ничего не знала. А я ничего не рассказал о себе. Почти все наши разговоры касались совершенно других вещей. Видишь ли, когда я впервые вернулся из Индии, я мало с кем говорил об этом несчастном случае и о своей болезни. Врачи запретили мне вспоминать о происшедшем, и я тоже считал, что для меня будет лучше жить настоящим и постараться полностью вычеркнуть прошлое из своей жизни.
Она взяла его руку и нежно поцеловала.
— Я люблю тебя, — нежно приговорила она.
— Это говорит Фауна, — произнес он.
Она подняла голову и посмотрела на него глазами, полными слез.
— Нет, это говорит Елена. У меня нет больше гордости. И я желаю служить тебе, как тогда, прежде!
— Полно тебе. С тех пор ты проделала долгий путь… и никогда не должна говорить мне это слово «служить». Это я должен быть твоим слугою, как и твоим возлюбленным. А тебе должно запомнить одно — больше никогда, никогда в жизни с тобой не случится того, что тебе довелось пережить со мной.
— Теперь я знаю это.
— А я знаю, что бесконечно люблю тебя и желаю лишь одного — чтобы ты стала моей обожаемой женой.
— Разве ты можешь жениться на квартеронке? — тихо напомнила она.
Он взял Елену за подбородок и приподнял ее лицо.
— Эта квартеронка — моя любовь. Я желал ее задолго до того, как был поражен ослепительным взглядом прекрасной Елены.
— Какие чудесные слова, — прошептала она.
— Но что же теперь? — сказал он. — Ведь моя Фауна остается Еленой, женой де Шартелье.
— Люсьену недолго осталось пребывать на этом свете, — со вздохом промолвила она.
— Так, значит, ты станешь моей законной женой!
— Нет, Гарри, — проговорила она прерывающимся голосом. — С такою кровью, как моя, я не должна иметь от тебя детей.
— Это единственное в тебе, на что я не желаю обращать внимание, и требую, чтобы ты забыла об этом, — решительно произнес он. — Состав крови вообще не имеет никакого значения. Я люблю тебя, и ты всегда будешь со мной. Ты уже попыталась однажды убить меня. Неужели ты снова захочешь меня убить?
Она порывисто обняла его, покрывая страстными поцелуями.
— Гарри, не напоминай, у меня в жилах кровь стынет, когда я думаю об этом!
И впервые легкая улыбка появилась на губах Гарри.
— Знаешь что, моя самая прекрасная и умная Елена: одному никогда не станет учить тебя Гарри Роддни — это хорошо стрелять.
Теперь и она улыбнулась.
— Поверь, Люсьен сделал из меня отличного стрелка, — сказала она. — И уверяю тебя, я стреляю очень метко.
— Значит, я должен возблагодарить Небеса за то, что в моем случае тебе не удалось продемонстрировать это выдающееся умение.
Она склонила голову, и он открыл ей свои объятия.
— Ну иди же ко мне, дорогая… поцелуй меня, а затем прикажи доктору отправляться домой, ибо он больше мне не нужен. Мне хочется лишь одного — встретить этот восхитительный день наедине с тобой.
Внезапно тишину нарушил цокот копыт, раздавшийся во дворе. Звуки были настолько отчетливы, что Фауна поднялась с колен, подошла к окну и раздвинула занавеси. Солнце стояло уже высоко. Мириады мельчайших росинок искрились на ровных лужайках, а над деревьями прозрачной дымкой стлался легкий туман. Уже пробудились птицы, оглашая окрестности переливчатым пением. Озеро было покрыто еле заметной рябью. Елена увидела одинокого всадника, быстрым галопом скачущего по подъездной аллее. Она всмотрелась и узнала его. И тут же повернулась к постели.
— Это посланник, который прибыл ко мне, Гарри. Один из людей Люсьена.
— Узнай, что ему нужно, а затем возвращайся ко мне, — сонно проговорил Гарри и закрыл глаза. К нему пришел наконец покой, хотя он все еще никак не мог привыкнуть к чудесной перемене обстоятельств и его удивление от осознания того, что Фауна и Елена — одно и то же лицо, было нескончаемо.
Когда его возлюбленная вернулась, он увидел, что лицо ее помрачнело. В руке она держала письмо.
— Это письмо от доктора Суренна, он написал его сразу после полуночи, — промолвила она. — Я оставила ему адрес на случай непредвиденных обстоятельств.
— Маркиз?.. — вопросительно посмотрел на нее Гарри.
— Он умер.
На минуту воцарилось молчание, затем раздался тихий голос Гарри:
— С моей стороны было бы лицемерием сказать, что я опечален по поводу смерти Сатира, но честно могу заявить: «Да упокой Господь его душу».
Елена прикусила губу. Странная задумчивость появилась в ее восхитительных глазах. Она тоже не хотела лицемерно оплакивать Люсьена, но понимала, что ее великий наставник ушел навсегда и вместе с ним она лишилась неповторимого друга.
— Люсьен не верил в Бога, — взволнованно прошептала она, — временами мне казалось, что он вступил в сделку с самим дьяволом. Но он так много сделал для меня, и я не могу испытывать к нему иного чувства, кроме благодарности.
Гарри кивнул и произнес:
— Я тоже весьма уважаю его память.
Елена подошла к открытому окну и стала читать письмо. Прохладный утренний ветерок развевал ее локоны.
— Суренн пишет, что маркиз принял смерть храбро, даже шутил при этом. Он передал для меня послание. Оно весьма странное, но я понимаю его, как всегда понимала Люсьена.
— Что же он пишет?
— Он просит Суренна попрощаться с его женой. «Передайте ей мои сожаления о том, что я больше никогда не увижу ее, но все же я доволен, что не узнаю исхода ее поездки, ибо совершенно уверен, что испытал бы от этого глубочайшее разочарование».
— Что он хочет этим сказать? — спросил Гарри.
Она подошла к постели и опустила на него взгляд.
— Люсьен был странным, циничным, а временами даже по-садистски жестоким человеком, — задумчиво проговорила она. — И все же по отношению ко мне он всегда был очень добр, если не считать того, что не выносил, когда я становилась сентиментальной. Видишь ли, он подозревал, что вчера, приехав к тебе, я проявлю слабость. И это послание означает благодарность тому, что он не дожил до той минуты, когда смог бы увидеть, как я снова улыбаюсь тебе. Ему хотелось, чтобы я оставалась непреклонной в своей ненависти. Он был злым человеком, но одним из самых сильных его переживаний было, когда я забывала накормить его рыбок.