Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Дрожа, Камарис повернулся к Саймону, его волосы и лоб были как бы напудрены льдом. В глазах старика застыло жалкое отчаяние.

— Моя вина… — прошептал он. Зубы его стучали. Прейратс наблюдал за появлением шатающегося Саймона. Потом священник кивнул, натянуто улыбаясь:

— Я знал, что ты где-то здесь, в башне, кухонный мальчик. Ты и последний меч.

Саймон чувствовал, что его притягивает все ближе к тому месту, где встретились Тёрн и Скорбь. Через Сверкающий Гвоздь, чья песня вибрировала в нем, он мог чувствовать также и музыку остальных двух мечей. Танцующий пульс жизни, который был во всех них, рос по мере того, как приближался момент их соединения. Саймон ощущал это как сужение быстрого течения реки, но также он чувствовал, что существует барьер, каким-то образом держащий клинки врозь. Хотя два из них соприкасались и только несколько локтей было между ними и третьим, они оставались такими же разделенными, как и раньше.

Но что теперь изменилось и что чувствовал Саймон в самых глубинах своего сознания, так это то, что великие перемены грядут. Некое огромное вселенское колесо лежало на своей оси, готовое повернуться, и, когда это случится, все барьеры рухнут. Мечи пели, ожидая.

Прежде чем он понял, что делает, Саймон шагнул вперед. Сверкающий Гвоздь соединился с двумя другими клинками. Ужасная волна от их контакта прошла не только через Саймона, но и через всю комнату. Черная пустота, в которой встретились мечи, углубилась. Это была черная дыра, в которую мог упасть и погибнуть весь существующий мир. Свет изменился: звездное сияние, сочащееся сквозь окна, углубилось, заливая комнату кровавым светом, и тут ужасный колокол прогремел в пятый раз.

Саймон задрожал и закричал, когда башня пошатнулась, и энергия мечей, все еще сдерживаемая, но сейчас готовая освободиться, прошла сквозь него. Сердце запнулось, помедлило и почти остановилось. Мир помутнел, потом постепенно вернулся обратно. Он безнадежно завяз в чем-то, что жгло, как огонь, и тянуло, как магнит. Он отчаянно пытался вырваться, но, сделав почти невероятное усилие, только покачнулся, пойманный рукоятью Сверкающего Гвоздя, как рыбка крючком. Эхо колокола угасло.

Даже сквозь музыку мечей Саймон мог чувствовать, как растет холодное присутствие, которое он ощутил еще на ступенях — огромное и тяжелое, как гора, холодное, как межзвездные пустоты. Теперь оно было ближе и в то же время парило за какой-то непостижимой стеной.

Элиас, которого, казалось, почти не трогала бьющая через край мощь мечей, пронзил его взглядом безумных зеленых глаз.

— Этого я не знаю, Прейратс, — пробормотал он, — хотя в нем есть что-то знакомое. Но это не имеет значения. Все условия соблюдены.

— Разумеется. — Священник прошел мимо, так близко, что край его рясы коснулся руки Саймона. Саймону хотелось взвизгнуть от отвращения и ярости, но ни звука не вырвалось из его губ: он был теперь всего лишь тем, что держало Сверкающий Гвоздь. Мечущийся дух меча, соединенного со своими братьями, безразличный к человеческому страданию и ненависти, ждал только того, что должно было вскоре произойти, нетерпеливо, как собака, ожидающая кормежки.

— Все условия соблюдены, — проскрежетал Прейратс, встав за плечом короля, — и теперь машина запущена. Скоро Утук’ку, старейшая, овладеет Прудом Трех Глубин. Тогда мы достроим Пятый Дом и все переменится. — Он посмотрел на Саймона, и глаза его блеснули. — Этот, которого вы не знаете, — кухонный щенок Моргенса, ваше величество. Это весьма удовлетворительно. Я видел, что ты сделал с Инчем, мальчик. Отличная работа. Ты избавил меня от утомительного труда.

Саймон почувствовал, как могущественная ярость закипает в нем. В красном свете казалось, что самодовольное лицо священника висит в воздухе. Мгновение Саймон не видел ничего другого. Он пытался пошевелить рукой, оторвать Сверкающий Гвоздь от его братьев и уничтожить убийцу, но был беспомощен. Пламя ярости не находило выхода и жгло его так, что Саймон боялся превратиться в пепел.

Башня снова покачнулась от страшного голоса колокола. Саймон увидел, как пол перед ним закачался. В ушах стучало, но бронзовые колокола в центре колокольни не шевельнулись. Вместо этого перед ним возникла призрачная фигура, похожая на длинный цилиндрический колокол. Пока он вибрировал, Саймон видел, как пламя застилает окна, а небо становится бесконечно черным.

Когда шум стих, Прейратс поднял руку:

— Она победила. Час настал.

Король опустил голову:

— Помоги мне Бог. Я долго ждал.

— Ваше ожидание окончено. — Священник перекрестил руки перед его лицом, потом опустил их. — Утук’ку захватила Пруд Трех Глубин. Мечи здесь и ждут только Слов Уничтожения, чтобы разъединить то, что связывает их. Тогда заключенная в них сила запоет свободно и принесет вам все, что вы заслужили.

— Бессмертие? — спросил Элиас доверчиво, как ребенок.

— Бессмертие. Вы будете жить, когда погаснут звезды. Вы искали вашу умершую жену, ваше величество, но нашли нечто куда более великое.

— Не надо… не надо говорить о ней.

— Радуйтесь, Элиас, вам не о чем печалиться! — Прейратс свел ладони, и за высокими окнами небо царапнула молния. — Вы боялись, что у вас не будет наследника, когда ваша непослушная дочь убежала. Но вы сами будете собственным наследником, вы никогда не умрете.

Элиас поднял голову, глаза его были закрыты, как будто он грелся в лучах теплого солнца. Губы короля дрожали.

— Никогда не умру, — сказал он.

— Вы обрели могущественных друзей, и в этот час они отплатят вам за все ваши страдания. — Прейратс отступил от короля и простер к потолку руки в красных рукавах: — Я заклинаю Первый Дом.

Огромный колокол зазвучал снова, гремя, как молот в божьей кузнице. Пламя пробежало по колокольне, прыгая по обледеневшим стенам.

— На Тистеборге, среди древних камней, — нараспев заговорил Прейратс, — ждет один из Красной Руки. Для своего господина и для вас он взывает к силе этого места и открывает трещину в промежуточные места. Он раскрывает первый из А-Джиней Асу’е и возводит Первый Дом.

Саймон чувствовал, как холодное, ужасное нечто становится сильнее.

Оно каким-то образом было повсюду вокруг Башни Зеленого ангела, словно охотящийся зверь, подбирающийся сквозь тьму к огоньку костра.

— В Вентмуте, — закричал Прейратс, — на скалах над бесконечным океаном, где некогда для путешественников с затерянного запада горел Хайефур, теперь построен Второй Дом. Слуга Короля Бурь там, и куда более сильное пламя поднимается к небесам.

— Не… надо… — Бинабик, сдерживаемый магией Прейратса, пытался оторваться от стены. Его голос, казалось, доносился с огромного расстояния. — Не… надо!..

Прейратс выбросил руку в его сторону, и тролль замолчал, беспомощно корчась.

Снова зазвонил колокол, и сила его, казалось, пульсировала и пульсировала, рождая бесконечное эхо. Саймон услышал доносящиеся снаружи голоса — крики боли и ужаса на языке ситхи. Красные огни сверкали на сосульках, свисавших со сводчатого потолка колокольни.

— Над Хасу Вейлом, у древнего Камня Плача, где некогда танцевали под звездами, которые давно потухли, старейшие перед старейшими, — построен Третий Дом. Слуга Короля Бурь возносит к небесам еще одно пламя.

Элиас внезапно сделал неверный шаг. Лезвие Скорби ушло вниз, когда король нагнулся, хотя все еще касалось двух других мечей.

— Прейратс! — захрипел Элиас. — Что-то… горит во мне…

— Отец! — раздался слабый голос Мириамели, лицо ее было искажено ужасом.

— Потому что час настал, ваше величество, — сказал алхимик. — Вы изменяетесь. Ваша прежняя сущность должна быть выжжена чистым пламенем. — Он указал на принцессу: — Смотрите, Элиас. Вы видите, что ваша слабость делает с вами? Видите, что вам может принести эта поддельная любовь? Она превратила бы вас в старика, хнычущего из-за лишнего куска еды и просыпающегося в мокрой постели.

Король выпрямился и повернулся спиной к Мириамели.