Права и обязанности некроманта (СИ) - Никитина Анастасия

Дон маячил в переулке еще часа три. По крайней мере, когда я после обеда вроде бы случайно бросила взгляд в окно, он все еще был там. А когда поздним вечером задергивала плотные портьеры — улица казалась пустой.

Только глубокой ночью, накрывшись с головой одеялом, я до боли закусила губу, сдерживая стон. Это было единственное внешнее проявление чувств, которое я себе позволила. Но мне долго пришлось лежать без сна, вглядываясь в черный навес балдахина. Мысленно я просила всех простить и потерпеть еще немного. Впервые в жизни я пожалела, что никто из моих друзей или родных не мог услышать мои мысли, потому что даже сообщение с переговорником отправлять было слишком рискованно. Параноик Лэнгли вполне мог каким-то неизвестным мне способом отслеживать и его. Сумел же гад менять внешность буквально на глазах…

Дни тянулись, превращаясь в недели. Гражданская война то затихала, а то вспыхивала с новой силой. Академия, как, впрочем, и другие учебные заведения страны, кроме военной бурсы, объявили о временном закрытии ввиду угрозы террористических атак.

В окрестностях я быстро приобрела репутацию социопата. Благо, до того, как визит Лэнгли кардинально перекроил мою жизнь, жила я в этой части города совсем недолго, и никто не заметил перемены в моем поведении. Они просто не знали меня другой. Впрочем, и те, кто знал, вроде торговцев из полулегальных магазинчиков, не удивлялись. Я никогда не горела желанием расширять круг близких друзей и всегда держалась довольно холодно и отстраненно.

В мое логово давно перестали заходить друзья. Где-то в глубине души это ныло противной занозой: почему они так легко поверили в мою маску. Но я понимала, что так будет лучше и безопаснее для всех, и не пыталась как-то донести до них правду.

А в том, что они перестали меня навещать, не было ничего удивительного. Мне и самой вряд ли понравилось бы общаться с ледяным големом, периодически язвительно прохаживающимся по умственным способностям окружающих.

Дон тоже больше не появлялся в переулке у моего дома. Но это могло быть следствием того, что я наконец стала пользоваться потайным ходом, выходившим на поверхность в парке за квартал от моего дома, и не тревожила его сигналки вокруг палисадника. Мало того, меня даже радовало, что он не приходит. Кто знает, насколько убедительно я смогла бы сыграть заносчивую стерву перед ним. Так что пока его отсутствие играло мне на руку: больше шансов усыпить бдительность Лэнгли.

Вот уж кто не оставлял меня без внимания. Встречи ближнего круга в его доме я больше не пропускала. Но профессор полюбил «заглянуть на огонек» и просто так. Он появлялся в самые неподходящие моменты, словно пытался застать врасплох. Однажды я даже проснулась среди ночи от того, что он склонился над кроватью и пристально вглядывлся мне в лицо. Спасибо тебе, неведомый автор иномирного учебника по менталистике: пассивной защите разума во время сна или обморока там отводилась целая глава. Поэтому я не заорала от ужаса, не швырнула в бледное лицо, нависшее надо мной, первый попавшийся предмет, а спокойно осведомилась, что угодно гостю. Это был первый раз, когда Лэнгли по-настоящему улыбнулся.

С тех пор я стала чаще видеть своего безумного наставника у себя дома, чем у него. Он приходил всегда без предупреждения и без оглядки на время суток. Порой он заявлялся прямо в мастерскую. Тогда я позволяла себе что-то вроде маленькой мести: отмахивалась от внезапного визитера и часа два-три занималась своими камушками и кусками металла. Но чаще мы просто разговаривали на отвлеченные темы. В том информационном вакууме, в котором я оказалась, эти беседы довольно скоро стали доставлять мне почти удовольствие.

Поразмыслив, я вернулась к исследованиям связки артефакторика-некромантия. Это было рискованно, но именно такая тема всплывала в разговорах с Лэнгли с завидной периодичностью. И я не стала его разочаровывать. Правда, причинами его интереса я все-таки интересоваться опасалась и сосредоточилась на природе этого явления. Учитывая, что через некоторое время профессор принес мне древнюю рукописную книгу давно усопшего волшебника, некогда поднимавшего простейших зомби, я попала в точку.

В общем, к моим исследованиям он, похоже, испытывал какое-то болезненное любопытство. Я же сама его забавляла. Никакого другого определения его поведению мне подобрать не удавалось. Он развлекался тем, что ставил меня в ситуации, когда многие бы давно убежали с воплями ужаса, и смотрел, что получится. Судя по тому, что я до сих пор была жива, результат этих экспериментов его устраивал. Никакого отката от Дара очищающей Лэнгли не боялся и, кстати, не получал. Похоже, его артефакты восстанавливали порушенное быстрее, чем он даже успевал ощутить дискомфорт.

Самое смешное в этой дикой ситуации, если в ней вообще могло быть что-то смешное, никто и не подозревал, что старый профессор Лэнгли, лорд Ланг, сорока пяти лет, и безымянный лидер ненормальных радикалов один и тот же маг. Знали одно или два обличья. Но все три были знакомы только мне. И я не знала, радоваться ли такому доверию, или готовить самозакапывающийся гроб.

По совету все той же иномирной книги я пыталась найти в той странной жизни, которую была вынуждена вести, хоть что-то хорошее. И, к собственному удивлению, нашла. Я получила возможность вести жизнь ученого-исследователя, не оглядываясь ни на какие внешние раздражители. Оборвать разговор на полуслове, невзирая на личность собеседника, и зарыться в книги, или вообще удрать в мастерскую? Пожалуйста. Изничтожить мраморный пол в зале для приемов и покрыть всех присутствующих толстым слоем сажи, проводя очередной эксперимент? Да нет проблем. Снять с хозяйки бала брильянтовую серьгу, потому что мне понадобился алмаз для сравнения? Расфуфыренная жена какого-то чинуши только спросила, нужна ли мне вторая.

До сих пор я находила понимание для своих изыскательных порывов только у одного человека в мире — у Дона Ликаста. И надо ж было, чтобы вторым оказался никто иной, как Лэнгли, мое бессмертное проклятье! Неудивительно, что «понимающими» стали вдруг все волшебники из его окружения. Конечно, и я порой огребала какое-нибудь пыточное плетение или ментальный удар. Но скрывать истинные мысли у меня получалось все проще и проще. Постоянные тренировки — великая сила. И мой нынешний патрон раз за разом убеждался в моей благонадежности. А после какой-нибудь болезненной «ласки» потерявшего терпение покровителя я хваталась за стилус и тетрадь, записывая выводы и ощущения и в очередной раз подтверждая репутацию чокнутой заучки.

Конечно, я рисковала, что однажды перегну палку, или Ленгли надоест его малыш-вивисектор. Но так долго я и не планировала оставаться возле него. Мне надо было всего лишь усыпить его бдительность. И на эту архиважную задачу я отводила целых три месяца. Поначалу все шло по плану. К сожалению, оказалось, что план был не мой. Но об этом я стала догадываться только через двенадцать недель после первого появления Лэнгли в моем доме.

* * *

Дрова тихо потрескивали в камине, оранжевыми отблесками гоняя по углам моего кабинета вечные тени. День выдался дождливым и промозглым, и мягкое тепло, окутавшее окоченевшие ступни, дарило почти эстетическое наслаждение. Янтарная жидкость маслянисто блеснула, когда я легко качнула пузатый бокал, вытягивая ноги к огню. «Хоть какие-то радости жизни остались. Главное, чтобы Лэнгли не принесло. Больше меня некому тревожить», — брюзгливо подумала я, делая маленький глоток конька, и тут же получила доказательство обратного.

Глухо звякнул давно молчавший переговорник, докладывая о новом сообщении. «Не к добру это», — скользнула по ментальным щитам заполошная мысль: друзья уже не пытались достать меня таким способом, а от Дона сообщения и вовсе не принимались.

— Лира. Ты давно не появлялась по известному тебе адресу. Твои друзья скучают. И я хотел бы поговорить.

— Что хотел старик? — раздался голос у меня за спиной, едва я бросила артефакт на стол.