Богач, бедняк - Ирвин Шоу

Доминик родился в Бостоне. И в то время, когда он активно занимался боксом, все болельщики знали его под другим именем — Джо Агос по кличке Бостонский Красавчик, потому что у него не был как следует поставлен удар и ему приходилось много «танцевать» вокруг партнера, чтобы не пропустить сильнейший удар и не свалиться замертво на ринге. Он провел несколько удачных боев с неплохими легковесами в конце 20-х — начале 30-х годов, и один спортивный репортер, слишком еще молодой, который поэтому не мог лично видеть его бои, писал будоражащие исторические отчеты о его поединках с такими боксерами, как Канцонери и Макларнин, когда оба эти боксера были на взлете спортивной карьеры. Этот журналист утверждал, что Джо Агос по-прежнему в отличной форме, но это, к сожалению, было далеко не так. Он цитировал слова Доминика, который якобы в шутливой форме сказал, что некоторые молодые члены клуба «Эксклюзив» доставляют ему немало хлопот при проведении спарринг-боев в спортзале и он уже подумывает об ассистенте или о том, чтобы напялить на свою физиономию маску кэтчера, чтобы ему не попортили в будущем его красоту. Он, конечно, шутил. Статья была вполне дружелюбной по отношению к нему, и ее автор представлял Доминика как мудрого старого ветерана прошлых «золотых» деньков спорта, который умел философски подходить к жизни в годы, проведенные на ринге. К сожалению, он промотал все, до последнего цента, заработанные деньги, и поэтому в его жизни не оставалось почти ничего хорошего, если не считать философии. Правда, он этого не сказал репортеру, и об этом в статье не было ни слова.

На столе зазвонил телефон. Звонил снизу швейцар. Какой-то парень хотел его видеть. Доминик распорядился пропустить парня к нему.

Парню на вид было лет девятнадцать-двадцать. На нем полинявший голубой свитер и спортивные туфли на резиновой подошве. Блондин с голубыми глазами, с лицом младенца. Он напоминал своим видом Джимми Макларнина, который здорово его отделал, едва не разнес на куски во время того памятного боя в Нью-Йорке. Руки сплошь покрыты масляными пятнами, хотя Доминик опытным взглядом сразу заметил, что парень пытался их вывести. Такого типа ни один член его клуба никогда не пригласил бы ни на разминку, ни на игру в бейсбол.

— Ну, что у тебя? — спросил Доминик, поглядывая на него поверх своих очков как у Бена Франклина.

— Вчера вечером я прочитал газету, — сказал парень.

— Неужели? — Доминик всегда был подчеркнуто любезен со всеми членами клуба, всегда им мило улыбался и старался в этом не делать исключения для не членов их профессионального объединения.

— Ну, статью о вас, мистер Агостино, в которой вы жалуетесь, что вам немало хлопот доставляют спарринг-партнеры, молодые члены вашего клуба, и что в вашем возрасте вам уже приходится туго.

— Неужели?

— Так вот, я подумал, не нужен ли вам ассистент, такой, скажем, как я?

— Ты — боксер?

— Не совсем, — ответил парнишка. — Может, когда-нибудь им стану. Мне приходится очень часто драться, — широко улыбнулся он. — И вот однажды я подумал, почему бы мне за это не получать деньги.

— Пошли со мной. — Доминик встал, снял с носа очки. Он вышел из кабинета, направился в раздевалку. Парень шел за ним следом. В раздевалке никого не было, за исключением Чарли, дежурного, который, сидя за столом у двери, дремал, положив голову на стопку полотенец.

— У тебя есть какие-нибудь вещи? — спросил Доминик у парня.

— Нет, ничего нет.

Доминик выдал ему старый спортивный костюм, пару ботинок. Он наблюдал, как этот парень раздевался. Длинные, крепкие ноги, покатые мощные плечи, толстая шея. Весит не менее ста пятидесяти фунтов, может, сто пятьдесят пять. Хорошие руки. Никаких жировых прослоек.

Доминик повел его в дальний угол спортзала, там, где лежали маты на полу, бросил ему пару перчаток, весом по шестнадцати унций каждая. Чарли завязал им обоим шнурки боксерских перчаток.

— Ну, посмотрим, что ты умеешь, малыш, — сказал Доминик и легким движением поднял к груди руки. Чарли следил за их действиями с большим интересом.

Парень держал руки довольно низко, что вполне естественно для новичка. Доминик дважды нанес ему удары левой. Но тот не смутился, продолжал напирать на него. Побоксировав с ним минуты три, Доминик, опустив руки, сказал:

— Ладно, достаточно.

Несколько раз он наносил этому парню ощутимые удары и даже вынудил его войти в клинч, когда тот подходил слишком близко, но, несмотря на это, парень ужасно быстро двигался. Дважды, когда парню удавалось добраться до него, он наносил Доминику весьма чувствительные удары. Да, он наверняка был кулачным бойцом. Каким именно — этого пока Доминик понять не мог. Но упорным бойцом — это точно.

— Теперь, малыш, слушай меня внимательно, — сказал Доминик, когда Чарли развязал им шнурки на перчатках. — Здесь тебе не салон бара. Это клуб джентльменов. Они приходят сюда не за тем, чтобы им было больно. Они приходят сюда, чтобы поупражняться, овладеть чисто мужским искусством самообороны. Если ты начнешь колошматить их, как меня, то уверяю тебя, больше одного дня здесь не удержишься.

— Ясно. Понимаю, — сказал парень. — Просто хотелось продемонстрировать вам, на что я способен.

— Пока ты умеешь немного, — охладил его пыл Доминик. — Пока. Но ты умеешь быстро двигаться, энергично работать руками. О'кей. Где ты работаешь?

— Я работал в гараже, в Бруклайне[43]. Но мне хочется найти такое место, где можно работать с чистыми руками.

— Когда сможешь начать у нас?

— Хоть сейчас. Сегодня же. Я ушел из гаража на прошлой неделе.

— Сколько ты там зарабатывал?

— Пятьдесят баксов в неделю.

— Думаю, могу положить тебе тридцать пять, — сказал Доминик. — Но ты можешь взять матрац в массажном кабинете и спать там. Кроме того, тебе еще придется помогать чистить бассейн, пылесосить маты и прочее снаряжение, проверять спортивную экипировку.

— Согласен, — сказал парень.

— Ну вот, теперь у тебя есть работа. Как тебя зовут?

— Томас. Томас Джордах.

— Постарайся избежать всяких неприятностей, Том, — напутствовал его Доминик.

Томасу Джордаху довольно долго удавалось следовать совету Доминика — избегать всяких неприятностей. Он отличался живостью. С уважением относился ко всем окружающим. Всегда, в любое время, любезно улыбался всем членам клуба, особенно пожилым джентльменам. Кроме своей основной работы он охотно, без всякого недовольства выполнял все поручения как Доминика, так и других. Ему нравилась приглушенная, дружеская атмосфера клуба, его богатая обстановка, и когда он не был в спортзале, то любил бродить по большим просторным читальным залам и комнатам для игр с их темными деревянными панелями и высокими потолками, с глубокими кожаными креслами и прокуренными картинами маслом, на которых были изображены виды города Бостона в те далекие дни, когда океан бороздили еще парусные суда. Работа была не «пыльной», и часто в течение дня выпадали продолжительные перерывы, когда нечего было делать вообще. Он приходил к Доминику, чтобы послушать его воспоминания о тех годах, которые он провел на ринге.

Доминик не спрашивал Тома о прошлом, а Том ничего не рассказывал ему о том, как он месяцами бродил по дорогам, ночевал в ночлежках в Цинциннати, Кливленде и Чикаго, о работе на заправочных станциях, о своей службе в качестве посыльного в отеле «Сиракуз». Там он зарабатывал неплохие деньги, так как возил проституток в номера клиентов, но денежная жизнь кончилась после того, как ему пришлось выбить направленный на него нож сутенера, недовольного тем, что его клиентки давали слишком большие комиссионные этому милому мальчику с лицом младенца, для которого они вполне могли быть матерями, не занимайся они другим делом. Не рассказывал он Доминику и о том, как грабил пьяных на станциях надземной железной дороги в Чикаго, как воровал деньги, оставленные в номерах, что делал он это скорее из озорства, чем от нужды, потому что, честно говоря, деньги его не очень интересовали.

Доминик учил его боксировать с «грушей». Как было приятно в дождливый день, когда в спортзале никого не было, наносить по «груше» одну серию ударов за другой, — все быстрее и быстрее и слышать эхо от ударов — бах-бах-бах! Время от времени, когда Доминик ударялся в воспоминания о прежнем своем боксерском прошлом и им овладевало честолюбие, а поблизости никого из членов клуба не было, он надевал боксерские перчатки и обучал своего ассистента различным хитроумным комбинациям: как правильно выпрямлять правую руку, как использовать в бою голову и локти, как, напирая на пятки, скользить по полу при нанесении ударов, как избегать ударов противника, делать «нырок» или отклоняться в сторону, а не пятиться или отпрыгивать назад. Доминик все еще не разрешал ему проводить спарринги с членами клуба, потому что не был до конца уверен в Томасе — для чего ему ненужные инциденты?