Государь (сборник) - Никколо Макиавелли

Глава VI

О заговорах

Мне показалось неправильным опустить рассуждения о заговорах, которые составляют такую великую опасность и для государей, и для частных лиц, ибо из-за них жизни и власти лишается гораздо больше правителей, чем вследствие открытых войн. Воевать с государем в открытую дано не многим, а затеять против него заговор доступно каждому. В то же время для частного лица нет более безрассудного и опасного предприятия, ибо тут на каждом шагу подстерегают трудности и риск. Поэтому из многих заговоров лишь редкие достигли желанной цели. Итак, чтобы научить государей избавляться от этой угрозы, а частных лиц – быть более осмотрительными и довольствоваться той властью, которую им уготовила судьба, я подробно обсужу этот вопрос, не обходя стороной ни один примечательный случай, освещающий положение той и другой стороны. Поистине золотое изречение Корнелия Тацита гласит: людям следует почитать прошедшее и мириться с настоящим, они должны желать себе достойных государей, но терпимо относиться к любым. Кто поступает иначе, тот воистину чаще всего несет погибель и себе, и своей родине.

Итак, углубляясь в этот предмет, мы должны прежде всего рассмотреть, против кого затеваются заговоры. Мы увидим, что они совершаются против отечества или против государя, о каковых двух случаях я и собираюсь теперь вести беседу, ибо о тех, когда собираются сдать город осаждающему врагу, или о подобных им уже достаточно говорилось выше. В первой части мы будем обсуждать заговоры против государей и рассмотрим сначала их причины, каковых может быть множество, но одна из них важнейшая. Состоит она в возбуждении всеобщей ненависти – ведь государь, вызывающий всеобщую ненависть, по логике вещей, является мишенью некоторых частных лиц, наиболее им обиженных и желающих мести. Это желание подогревается в них всеобщим нерасположением, направленным против государя. Таким образом, государь должен избегать ненависти частных лиц, а о том, как это сделать, я не стану говорить здесь, обсудив этот вопрос в другом месте. Обезопасив себя в этом смысле, государь может меньше беспокоиться о нанесении отдельных мелких обид. Во-первых, потому что люди редко придают оскорблениям такое значение, чтоб подвергаться из-за них смертельной опасности; во-вторых, если у них и хватит на это духу и сил, всеобщее благорасположение к государю будет удерживать от этого.

Обиды наносят ущерб обычно имуществу, жизни или чести граждан. При кровной обиде большую опасность представляет угроза, чем она сама; именно угрожающий подвергается величайшей опасности, а исполнившему угрозу бояться нечего: мертвые не думают о мести, а оставшиеся в живых чаще всего о тебе забывают. Но тот, кому угрожают и кого нужда заставляет выбирать между поступком и бездействием, становится чрезвычайно опасным для государя, о чем мы подробнее скажем в своем месте. Помимо угрозы жизни, две вещи более всего задевают людей: это утрата имущества и бесчестие, и от подобных обид государь должен воздерживаться, потому что даже у обобранного до нитки всегда найдется нож, чтобы отомстить, и нет такого бесчестия, чтобы у опозоренного не оставалось жажды возмездия. Среди наносимых людям оскорблений самым чувствительным является затрагивающее женщин, а за ним следует глумление над личностью. Оно вооружило Павсания против Филиппа Македонского, как и многих других против множества других государей; Люцио Беланти в наше время устроил заговор против тирана Сиены Пандольфо только потому, что тот дал ему в жены, а потом отнял у него свою дочь, о чем мы скажем в своем месте. Главной причиной заговора Пацци против Медичи было наследство Джованни Бонромеи, отнятое у первых по приказу вторых. Еще одна важнейшая причина, заставляющая людей устраивать заговоры против государей, – это желание освободить от них свою родину. Оно подняло Брута и Кассия против Цезаря, а многих других против Фаларида, Дионисия и других узурпаторов власти в отечестве. Ни один тиран не застрахован от таких выступлений, пока он не откажется от престола. Но поскольку тираны на это не способны, почти все они плохо кончают, откуда следующий стих Ювенала: «Ad generum Cereris sine caede et vulnere pauci descendunt reges, et sicca morte tiranni» [65] .

Как я уже сказал выше, опасности, которым подвергаются заговорщики, велики во всякое время, ибо эти люди находятся под угрозой при устройстве заговора, при его исполнении и после исполнения. Заговорщиками могут быть один или несколько человек. В первом случае идет речь не о заговоре, но о твердом намерении одного из подданных убить государя. Такой человек из трех названных опасностей избавлен от одной, ибо пока он не приступит к делу, ему ничто не угрожает, потому что никто не посвящен в его тайну и известие о ней не может достигнуть слуха государя. Названное решение может зародиться в любом человеке, каков бы он ни был: велик, мал, благороден, незнатен, близок или далек от государя, ведь всякому дозволено иной раз удостоиться беседы с царствующей особой, а беседующий может исполнить свое намерение. Павсаний, о котором мы уже упоминали, убил Филиппа Македонского на пути к храму, когда тот был окружен тысячей воинов и по бокам его шли сын и зять. Правда, он был знатен и известен государю. Один испанец, нищий и отверженный, поранил ножом шею испанского короля Фердинанда; рана не была смертельной, но это доказывает, что покушавшийся имел смелость и возможность убить короля. Некий дервиш, турецкий священнослужитель, выхватил саблю перед отцом нынешнего султана Баязетом; он не нанес раны, но имел смелость и возможность осуществить это при желании. Вынашивающих подобные намерения, я полагаю, можно было бы сыскать немало, ибо хотение не сопряжено ни с опасностью, ни с наказанием, но приступают к этому лишь немногие, и из них редко кому удается избежать немедленной смерти, поэтому никому не хочется идти на верную погибель. Оставим, однако, эти одиночные умыслы и перейдем к коллективным заговорам.

Я скажу, что все известные из истории заговоры были устроены людьми значительными или приближенными к государю, ибо остальные, будучи в здравом уме, не могут об этом подумать, ведь люди бессильные и далекие от него лишены тех надежд и тех удобств, которые обязательны для исполнения заговора. Прежде всего люди невлиятельные не найдут никого, кому они могли бы довериться, не имея возможности прельстить сограждан одной из тех надежд, что вовлекает людей в опасное предприятие. Таким образом, уже в числе двух-трех человек среди них заводится доносчик и губит все дело, но если им так повезет, что этого не случится, то при осуществлении заговора им придется столкнуться с такими трудностями, ввиду отсутствия доступа к государю, что их затея обречена на неуспех. Уж если влиятельные люди, имеющие такой доступ, сталкиваются с трудностями, которые будут описаны ниже, для простых людей эти трудности бесконечно возрастают. Поэтому люди, когда речь идет о жизни и об имуществе, не теряют рассудок целиком и если сознают свою слабость, то воздерживаются от покушений, а коли уж государь им надоел, довольствуются хулой на него в ожидании, пока более достойные отомстят за них. Но когда кто-то из таких людей все же отважился бы на что-нибудь, похвалить его можно было бы за намерение, но не за благоразумие. Потому-то заговорщики бывали всегда людьми влиятельными и приближенными к государю; многих из них побуждали к заговорам как чрезвычайные обиды, так и чрезмерные благодеяния, каковы были заговор Перенния против Коммода, Плавциана против Севера, Сеяна против Тиберия. Все они были возведены названными императорами на такую ступень богатства, почета и власти, что казалось, будто для совершенства им недостает только императорского престола, не желая упустить который они строили свои козни против государей. Все эти заговоры закончились так, как того заслуживали неблагодарные заговорщики. Впрочем, во времена не столь отдаленные удачно закончился подобный же заговор Якопо ди Аппиано против мессера Пьера Гамбакорти, правителя Пизы, и названный Якопо лишил власти своего кормильца, воспитателя и покровителя. В наше время Фердинанда Арагонского задумал свергнуть некий Коппола, который достиг такого величия, что ему, казалось, остается завладеть только троном, и, пожелав этого, он расстался с жизнью. По правде говоря, если какой-то заговор против государя, устроенный значительными людьми, и может быть успешным, так это именно тот, который возглавляет, можно сказать, второй король, располагающий всеми возможностями для исполнения своего желания. Однако ослепляющая такого вельможу жажда власти помрачает его рассудок и в ходе самого предприятия, иначе, если бы такие люди умели сочетать свои преступные замыслы с благоразумием, им было бы трудно проиграть. Итак, государь, желающий предохранить себя от заговоров, больше должен опасаться чрезмерно облагодетельствованных им, нежели тех, кому он нанес тяжкие обиды. У последних мало средств, у первых их в избытке; желания же их равновелики, ибо жажда власти столь могуча и неодолима, что с ней не сравнится стремление отомстить. Таким образом, государи должны наделять своих друзей только такой властью, чтобы между ней и престолом оставались какие-то блага, которых можно пожелать; в противном случае удивительно, если с ними не случится того же, что и с вышеназванными правителями. Однако вернемся к нашим рассуждениям.