Военные мемуары - Призыв 1940-1942 - Шарль Голль

Но особенно откровенно проявляли свои намерения англичане в Джебель-Друзе. Между тем там не происходило никаких боев, и генералы Вилсон и Катру пришли к соглашению, что союзные войска могут войти в эту область только тогда, когда по этому вопросу будет принято общее решение. Можно легко представить себе наше удивление, когда стало известно, что в Джебель-Друз вошла целая английская бригада. Англичане самочинно взяли на свою службу друзе кие эскадроны, и некоторые вожди, созванные и подкупленные Бассом, или иначе "коммодором Бассом", заявили, что они не признают французские власти. Так называемый "Французский дом" в Сувейде, который занимал наш представитель, был насильственным образом захвачен и превращен в резиденцию английского командования. В присутствии войск и местного населения французский флаг над резиденцией был спущен и поднят флаг Великобритании.

Нужно было действовать немедленно. 29 июля генерал Катру по соглашению со мной отдал приказ полковнику Монклару срочно направиться в Сувейду во главе внушительной колонны, овладеть "Французским домом" и вновь взять под свое начало друзские эскадроны. Уилсон, своевременно уведомленный о происходящем, немедленно обратился ко мне с посланием, в котором в угрожающем тоне требовал остановить движение колонны. Я ему ответил, что "колонна уже прибыла к месту назначения... что ему представляется возможность уладить вопрос о расквартировании английских и французских войске генералом Катру, который уже сам ему это предлагал... что я сожалею о его угрозах, что если хотят честного военного сотрудничества с моей стороны, то необходимо, чтобы никто не посягал в Сирии и Ливане на суверенные права Франции и достоинство французской армии".

В это же самое время Монклару, прибывшему в Сувейду, командующий английской бригадой заявил следующее: "Ну что ж, если потребуется драться, будем драться". Монклар ответил ему тем же. Однако события не зашли так далеко. 31 июля Монклар мог обосноваться во "Французском доме", торжественно водрузил над ним трехцветный флаг, разместил свои войска в городе и реорганизовал друзские эскадроны под командой французского офицера. Через некоторое время английские войска покинули область.

Но если удавалось урегулировать один инцидент, тут же повсюду возникали другие. Между прочим, Уилсон заявил, что он собирается установить в стране то, что он называл "чрезвычайным положением", и взять в свои руки всю полноту власти. Мы предупредили его, что в таком случае мы противопоставим его власти свою власть и что это приведет к разрыву. Литтлтон был в курсе происходящего, однако от вмешательства воздерживался. Даже когда он узнал, что Катру собирается начать в Бейруте и в Дамаске переговоры в связи с будущим подписанием договоров, английский министр написал лично ему и просил его, как само собою разумеющееся, чтобы при этих переговорах присутствовал Спирс. Это настойчивое стремление вмешиваться в наши внутренние дела и посягательства на наши права, усиливавшиеся с каждым днем, уже становились нетерпимыми. 1 августа я телеграфировал Кассену, чтобы он посетил Идена, и заявил ему от моего имени, что "вмешательство Англии в наши дела привело нас к самым тяжелым осложнениям и что сомнительные выгоды, которые английская политика может извлечь из посягательств на право Франции, представляются весьма незначительными в сравнении с теми огромными осложнениями, которые может повлечь за собой ссора "Свободной Франции" с Англией".

Но Лондон ссоры не желал. 7 августа Литтлтон посетил меня в Бейруте и провел у меня весь день. Это послужило предлогом для совещания, которое могло бы иметь окончательный характер, если бы вообще для англичан что-либо могло иметь на Востоке окончательный характер.

Министр честно признал, что английские военные не выполняют наших соглашений от 24 и 25 июля. "Причина этого, - утверждал он, - только опоздание, объясняемое плохой работой службы связи, а может быть, и некоторым недопониманием, о чем я весьма сожалею и чему намерен положить конец".

Он казался удивленным и недовольным, узнав об инцидентах, которые были вызваны английскими агентами и о которых сообщил ему Катру. Литтлтон заявил также, что Виши нарушает соглашение о перемирии. Так, например, 52 взятых в плен в недавних боях английских офицера, которых вишистские власти обязаны были немедленно освободить, не были освобождены, и даже неизвестно их местонахождение. Литтлтон сказал, что в связи с этим Денц будет переведен в Палестину и нам впредь будут предоставлены все возможности вербовать французских военнослужащих.

Я не скрывал от Литтлтона, что мы были выведены из терпения теми методами союзников, которыми они осуществляют сотрудничество. "В таком случае, - заявил я, - мы предпочитаем идти собственным путем, чем терпеть все это, а вы идите своей дорогой". В ответ на его жалобы и ссылки на препятствия, которые мы якобы чинили английскому командованию, я ответил ему, напомнив завет Фоша, что всякое действенное союзное командование должно быть беспристрастным. Литтлтон, - добавил я, - может говорить и писать что ему угодно по этому поводу, но слова Фоша к англичанам нельзя применить. А если Уилсон, для того чтобы захватить власть в Джезире, Пальмире и Джебель-Друзе, ссылается на необходимость обороны Леванта, то это неудачный аргумент. Враг в настоящее время далеко от Джебель-Друза, от Пальмиры и Джезире. Если же считать, что существует возможность возникновения новой угрозы со стороны держав оси в отношении Сирии и Ливана, то для ее устранения следовало бы выработать общий англо-французский план обороны, а не проводить английскую политику, направленную на подрыв наших позиций.

Литтлтон, видимо, был заинтересован, чтобы наша встреча хоть в чем-нибудь закончилась согласием, и, как мяч на лету, подхватил мое предложение о "плане обороны". Он предложил мне для обсуждения этого вопроса пригласить генерала Вилсона, которого не было с нами, так как я не хотел, чтобы он присутствовал на совещании. Я отказался, но согласился, чтобы Уилсон и Катру встретились где-нибудь вне Бейрута, где они могли бы договориться по этому вопросу. Их встреча состоялась на другой день. Но из этой встречи ничего не вышло, и это было лишним доказательством, что англичане думали о чем угодно, но только не об обороне Леванта от немцев. Тем не менее чтобы доказать свою добрую волю, английский министр, покидая меня, вручил мне письмо, повторившее уже высказанные им заверения о политической незаинтересованности Великобритании. Кроме того, на словах Литтлтон заверил меня, что я буду вполне удовлетворен практическими последствиями нашей беседы.