Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков - Александр Амфитеатров

Книга с броской надписью на обложке — «Дьявол» (полное название — «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков») была написана Амфитеатровым на самом пике его успеха и вышла в свет в петербургском издательстве товарищества «Просвещение» в 1913 году. Для России это год празднования трехсотлетия дома Романовых, год наивысшего промышленного и культурного подъема, зафиксированного в материалах всеобщей переписи населения. Год грандиозных прожектов и беззаботного обжорства. Год, обещавший впереди великое процветание, Год, оказавшийся последним мирным перед несколькими десятилетиями войн, революций, неисчислимых жертв и чудовищных лишений. И в жизни Амфитеатрова этот год окажется переломным: высшая точка подъема и начало падения. Никогда позже его популярность не поднимется до уровня, достигнутого в предшествующее десятилетие. Скоро начнется война, за ней революция. Россия, оглушенная шумом внутренней тревоги, перестанет внимать бульварным байкам стареющего фельетониста. Кто в этом виноват? Дьявол?

Нет. Такова судьба всякого рукотворного успеха. В наше время такова слава звезд шоу-бизнеса — она не может держаться более десятка лет. Потом наступает упадок, потом — забвение. И все же любопытно: добравшись до самой вершины земного пути, потратив тридцать лет жизни на конструирование своей мирской славы, обменяв душевные силы и талант на тиражи и гонорары, сын священника Александр Амфитеатров берется за книгу о дьяволе. Что это? Прозрение? Схождение Данте во ад? Встреча Фауста с Мефистофелем? Да ничего подобного. Просто ходовая тема, которую можно выгодно обработать и хорошо продать. Тем более что не надо далеко путешествовать за источниками информации.

В Италии, столь милой сердцу Александра Валентиновича, жил-был такой поэт и историк, знаток Средневековья — Артуро Граф. Помимо всего прочего, он написал книгу «Il Diavolo», «Дьявол». В ней прослеживается история образа врага рода человеческого в литературе и искусстве европейцев — от античности до современности. С этой книгой Амфитеатров был хорошо знаком, переводил ее, использовал для внесения модных мистических мотивов в свои романы («Жар-цвет», например). Как раз в 1913 году маститый Артуро Граф скончался. Его смерть дала Амфитеатрову информационный повод и нравственно-юридическое основание для написания книги с таким же названием, в которой широчайшим образом использовалось произведение итальянца. Собственно, «Дьявол» Амфитеатрова — на две трети и есть перелицованный «Иль Дьяволо» Артуро Графа.

Первая и главная особенность книги Амфитеатрова в том, что его дьявол — совсем не страшный. Да тут и нет дьявола, не чувствуется запах серы. Есть литературный образ, картинка, взятая из книг, не более. Такой филологический Сатана. Несколько лет спустя Александр Блок напишет по поводу одной из пьес Амфитеатрова, посвященной теме русского бунта (ведь наш герой писал еще и многочисленные пьесы): «Все изрядно упрятано в литературу, сглажено, как у Ал[ексея] Толстого (или Римского-Корсакова), отчего эта самая русская мордобойная „правда“ выходит немного слащавой, книжной, даже… газетной». Эту оценку можно перенести и на книгу о дьяволе. Владыка тьмы пострижен, побрит и одет во вполне пристойные одежды, сшитые из книжных листов.

С точки зрения филологической науки того времени, книга вполне неплохо обставлена источниками и цитатами. Однако постоянные ученые ссылки на Исидора Севильского, Татиана Сирийца, Цезария Гейстербахского, Герберта Аврилакского и иже с ними порой напоминают стиль булгаковского Михаила Александровича Берлиоза. Какая-то присутствует в них уверенная доктринерская поверхностность, и не верится, что автор действительно все это читал. Берлиоз трагически проигрывает в споре с Воландом, потому что он не знает того, о чем говорит, а Воланд знает. Амфитеатров с амбициозностью, свойственной начитанному человеку, рассказывает нам о том, чего не знает (и не хочет знать) в реальности.

Впрочем, и начитанность его весьма ограничена. Следуя за Артуро Графом, Амфитеатров в описании дьявола остается исключительно в русле традиций западноевропейской католической демонологии. Вот вехи этой традиции: Библия, откомментированная католическими теологами; античная мифология и философия; ранняя патристика, преимущественно латинская; средневековое схоластическое богословие вплоть до Фомы Аквинского; сумма католического учения, выработанная ко времени Тридентского собора. Побочный продукт — обиходная демонология, отраженная в фольклоре европейцев и в памятниках письменности от «Золотого осла» до «Молота ведьм». К этому добавлены в качестве приправы кое-какие сведения о религиях и культах Древнего Востока плюс немножко данных из этнографии и фольклористики. Необъятное духовно-культурное наследие восточнохристианского мира практически не использовано Амфитеатровым. Из всех Отцов Восточной (Православной) Церкви, уделявших внимание вопросам происхождения зла и природы диавола, в книге упоминаются: Василий Великий, Григорий Богослов (Назианзин), Мелитон Сардийский, Иоанн Златоуст — по одному разу; Григорий Нисский, Иоанн Дамаскин — каждый дважды. Такие столпы православия, как Максим Исповедник, Дионисий Ареопагит, Симеон Новый Богослов или Григорий Палама, не упомянуты вовсе. А, скажем, Блаженный Августин — семь раз, чтимый латинскими средневековыми схоластами Ориген — девять раз, папа римский Григорий Великий — десять раз, Фома Аквинский — девять раз. Дело, конечно, не в количестве упоминаний и ссылок. Дело в том, что учение восточных Отцов, с его детально разработанной космологией, антропологией, ангелологией и демонологией, учение, воспринятое Русской православной церковью, вроде бы совершенно неизвестно русскому поповичу Амфитеатрову, как неизвестно оно было итальянцу Артуро Графу.

А между тем это учение было выработано не в латинских скрипториях, не в диспутах схоластов, не в профессорских и писательских кабинетах, а в реальном подвижническом соприкосновении с силами зла, в ежечасном борении с ними. Достаточно прочитать что-нибудь из житий православных святых, что-нибудь из описаний иноческого опыта и подвига, собранных в «Добротолюбии», чтобы кожей ощутить подлинность того знания о бесах и отце их, Диаволе, которое выстрадано Отцами христианского Востока. Но Амфитеатрова не интересует истина о добре и зле. При чтении его книги становится ясно, что ни в какого дьявола он не верит, и в Бога не верит, а только использует их имена для очередной литературной саморекламы. Он вообще не верит в то, о чем пишет. Неверие порождает незнание. От незнания происходят невольные ошибки и сознательная ложь. Порой Амфитеатров попросту вводит неискушенного читателя в заблуждение. Возьмем, например, такой пассаж из главы четвертой:

«Христианство прокляло плоть, покрыло позором любовь. Акт любви, олицетворенный в эллинизме самыми яркими и красивыми божествами Олимпа, христианство объявило зловредною гнусностью, Адамовым грехом, которого гибельное влияние на человека парализуется только искуплением и исшедшими от него таинствами. Безбрачие для христианина — состояние, гораздо высшее брака, а целомудренное воздержание — одна из основных добродетелей. Ориген, прозванный Адамантом, чтобы не упасть с вершины этой, собственною рукою лишил себя возможности к половому греху. Стоя на такой точке зрения, аскеты тратили лучшие свои силы на отчаянный труд борьбы с плотским вожделением, спеша гасить в себе — часто нечеловеческими усилиями — даже самомалейшую искру любовного пожара, душить хотя бы призрак, хотя бы темный намек страстного волнения».

В этом абзаце все — передержки, подмена понятий, клевета и ложь. За основу взято вовсе не христианское мировоззрение (разделяемое и Католической, и Православной церквами), а его мракобесно-ригористическое истолкование в духе воинствующей контрреформации и «Молота ведьм», да еще присыпанное осколками откровенно сектантских учений. Церковь не проклинает, а благословляет плоть (хотя и требует сдерживать ее неуправляемые порывы). Отношения полов, находящие реализацию в акте телесной любви, осеняются церковным таинством браковенчания. Половое воздержание само по себе никогда не считалось высшей добродетелью, — иначе и сам род христианский прекратился бы. Безбрачие не ставится «гораздо выше брака»: первоверховный апостол Петр был женат и многие высоко чтимые Церковью святые состояли в браке, имели детей. Адамов грех заключается вовсе не в любовном соитии (об этом ничего не говорится в Книге Бытия), а в обмане Творца, вызванном неверием в Его слово. Истинные подвижники Церкви, аскеты, преподобные, «тратили лучшие свои силы» на борьбу с «плотским вожделением» не потому, что отвергали сотворенную Богом природу человека, а ради молитвенного сосредоточения, и не осуждали тех, кто живет простыми человеческими радостями. Да и не может вера Христова «проклинать и покрывать позором» плоть и любовь, потому что сам Христос, Бог воплотившийся, принявший в себя всю человеческую природу, сказал Своим ученикам: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга». Конечно, речь в тринадцатой главе Евангелия от Иоанна идет не о половой любви, но вольно же нам, маловерам, из всех смыслов великого слова «любовь» оставить один, выделив для него какую-то странную социально-психологическую резервацию!