Галерея святых или исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов - Пьер Гольбах

Нельзя, однако, отрицать, что обряд исповеди имел и имеет довольно часто кое-какие хорошие результаты. Этот метод, не годный для того, чтобы внушить страх людям, состарившимся в преступлениях или утвердившимся в пороках, может остановить робких людей. Но они как раз никогда не являются такими людьми, от которых общество имело бы основание ожидать опасных эксцессов. Мы видим, что иной раз церковное покаяние удерживает робкого верующего от кое-каких дурных поступков, побуждает его решиться на некоторые мелкие исправления. Но что касается крупных воров, взяточников, откупщиков, пиявок, сосущих кровь общества, то мы не видим, чтобы религия заставляла их даже в минуту смерти возвратить ограбленным ими несчастным богатство, накопленное бесчестными путями, грабежом и обманом в течение всей жизни. В таких случаях умирающий кающийся довольствуется обычно тем, что благочестиво завещает или дарит кое-что церкви или странноприимным домам и не сомневается, что после этого его душа спасена. Священники умеют использовать особенно последние минуты жизни грешников весьма выгодным для себя образом. Умирая, христиане доставляют духовенству гораздо больше барыша, чем в течение всей жизни, даже самой набожной.

Но если исповедь дает обществу кое-какие незначительные частные выгоды, то они явно уравновешиваются общими невыгодами, дающими ясно чувствовать опасность этого замечательного обряда. Институт покаяния-опасное орудие в руках духовенства. Здесь-то обладатели власти "связывать и разрешать" могут сильно волновать умы кающихся. От них начинает зависеть покой семьи, ибо они знают все ее тайны. Здесь духовник очень часто совращает кающуюся. Здесь священник подвергается искушению использовать для своей выгоды пороки женщины, над которой ее откровенное признание своих любовных дел дает ему неограниченные права. Здесь-то мы видим, как наставники злоупотребляют наивностью наиболее набожных женщин и толкают их к пороку под предлогом "мистической набожности". Здесь состоящий в безбрачии может найти утешение от строгости целибата. Здесь ловкий монах добивается лишения родственников наследства в пользу своего монастыря. Здесь лукавый поп может разжигать святую ярость, затевать заговоры, ударять в набат к бунту, точить ножи фанатизма, уничтожать врагов своей партии, вызывать подражания примеру Аода, потрясать государство. Словом, история учит нас, что именно в исповедальне были задуманы величайшие преступления.

Формулируя свои представления об исповеди, мы скажем вместе с одним просвещенным человеком, что "исповедь, может быть, и хорошая вещь, но отпущение - вещь очень плохая". Или лучше: многочисленные невыгоды этого обряда бесконечно перевешивают незначительные выгоды, какие он в редких случаях может дать.

Конечно, мы не можем сомневаться, что этот благочестивый обряд, как и все хитро придуманные римской церковью догмы и обряды, очень выгоден духовенству и был для него неистощимым источником власти и богатства. Если исходить из интересов этого сословия, мы признаем все эти установления мудрыми, удивительными, глубокими. С самого основания христианства его вожди и пастыри, как мы могли в этом убедиться, трудились на пользу себе самим с успехом, который казался бы действительно чудом, если бы не знать, до чего может дойти легковерие народов и их склонность к суеверию.

Одна и та же политика всегда руководила духовенством, от Моисея до наших дней. Мы видели, что основоположники христианской религии верно шли по стопам иудейских жрецов и пророков. Целью и тех и других было господствовать над умами и привольно жить за счет тех, кому они проповедовали свое учение. В этом, очевидно, заключается план всех обманщиков, использовавших во всех странах имя божества для обмана людей.

Апостолы и их ученики, вожаки зарождающегося движения, встретив помехи на пути к выполнению своих задач, применяли все средства, чтобы воздействовать на души и вербовать приверженцев. Сначала они демонстрировали большую кротость, неистощимое терпение и - особенно - абсолютное бескорыстие. Когда секта окрепла, епископы, преемники апостолов, приобрели деспотическую власть над верующими, стали абсолютными господами над ними и их имуществом и, наконец, возбудили в них достаточно безрассудное неистовство, благодаря которому те предпочитали идти на пытки и смерть, чем отказаться от удивительного учения, которое они получали от своих учителей.

Мы показали, какими средствами пользовались эти святые политики, чтобы оторвать своих слушателей от земли и привязать их исключительно к своим духовным вождям. Мы видели, что мрачные представления о конце света были очень пригодны, чтобы вызвать всеобщее отрешение от дел земных, и что христианские пастыри с успехом использовали эти представления, чтобы стать собственниками и распорядителями благ, к которым они сумели внушить верующим презрение. Мы отметили, что с самого начала существования церкви ее служители внушали своим приверженцам самое высокое мнение о своих особах, о непогрешимости их знаний и божественном авторитете.

Вся религиозная система христиан от ее возникновения до наших дней имела целью, как мы это показали, возвышение духовенства и унижение мирян. При помощи веры, необходимость которой служители церкви настойчиво проповедовали, народы застыли в своем первоначальном невежестве, в вечном детстве, и это заставило их оставаться под опекой своих наставников. И короли и их подданные в одинаковой степени не в силах были поднять свои веки, отягощенные верой, и все время только тем и заняты были, чтобы трудиться ради величия и богатства церкви и поддерживать ее власть.

Служители церкви в каждый век изобретали разные догмы, создавали себе новые права, придумывали обряды, дававшие повод взимать новую дань с народов. Никто не смел сомневаться в законности их прав, вожди указывали на божественный источник их или они ухитрялись найти их официально установленными в священном писании. Королям и народам приходилось склоняться под небесным игом этих толкователей воли всевышнего. Короли становились исполнителями их решений, мстителями за их обиды, преследователями их врагов. Если короли отказывались угождать их святой воле, их объявляли тиранами и лишали власти, которой духовенство признавало их недостойными, раз оно не могло извлечь из нее пользу. Нравственность этих людей, почерпнутая из двусмысленных изречений Библии, была всегда неустойчива и тем самым подчинена всегда политическим целям тех, кто выступает от имени божества. Религиозная система поработила королей, заключила народы в оковы, осудила разум, отменила науку, задушила искусства и промышленность, сделала нравственность сомнительной. А богословы добились того, что стали царствовать над миром, который они покрыли густым мраком.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

При свете слабого мерцания начинающей восходить истины поймем, наконец, нелепость химер и сказок, которыми пользовались в течение множества веков, чтобы увековечить детство человеческого рода. Пусть пробудится ум человека. Пусть он станет сильным и мужественным и устыдится тех ловушек, в которые он попадал по своему легковерию. Пусть те, на кого возложена забота об управлении народами, поймут всю опасность этих негодных лекарств, которые до сих пор безрезультатно шарлатаны применяли для исцеления человечества от зла и которые множество раз повергали его в ужаснейшие потрясения. Примем по крайней мере кое-какие меры предосторожности против лекарей, которые больше чем кто бы то ни было заражены теми болезнями, от которых они безуспешно пытаются лечить других. Откажемся от фанатической неосуществимой морали, осуществление которой само по себе привело бы к гибели общества. Людям нужна мораль более человечная, то есть основанная на потребностях человека, на отношениях, связывающих, его с другими людьми, на разуме, на опыте, на истине. Откинем мораль, основывающуюся лишь на призраках, на лжи, на внушениях, видениях, потусторонних химерах, в которых истина не нуждается для своего утверждения. Чтобы вознести человека к добродетели, не станем искать в небесах предписаний и указаний, различным образом толкуемых теми, кто присвоил себе право толковать их. Будем лучше на земле искать реальные мотивы, основанные на вечных интересах рода человеческого. Составим себе, наконец, здравые понятия о добродетели, не будем видеть в ней лишь подражание предлагаемым нам опасным образцам, действия, взгляды и навыки, полезные одному сословию. Скажем, что она состоит в действиях, взглядах и навыках, полезных обществу в целом, необходимых всем людям.

Разве для того, чтобы раскрыть понятие добродетели, нужны откровения, внушения, чудеса, пророки и попы? Разве природа не раскрывается перед всеми, кто хочет обратиться к ней за указаниями? Разве разум не кричит беспрестанно всем, кто смеет прислушиваться к его голосу, что человек создан для самосохранения, для любви, для того, чтобы сделать свое существование счастливым? Разве все окружающее не говорит человеку, что его собственное счастье зависит от счастья тех, с кем он связан? Разве простейший опыт не доказывает ему, что вредить другим-значит вредить самому себе, навлекать на себя презрение и ненависть тех, кого природа сделала нужными для его собственного счастья? Разве повседневные примеры не показывают ясно, что нет порока, который сам бы себя не наказал, что нет добродетели, которая не получила бы награды здесь, на земле, что нет преступления, которое не нашло бы, независимо от закона, мстителя в совести совершившего преступление?