Пути зла - Джон Тренейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Искренне ваш друг,
Тобес».
Комната была белой, абсолютно белой, и, кроме Дианы, здесь никого не было. Она сидела у квадратного, грубо сколоченного деревянного стола, на котором стоял стакан ледяной воды. По другую сторону стола – пустой стул, тяжелый, почти неподъемный, как и тот, на котором она сидела. Над головой висела лампочка с абажуром из плотной бумаги. Пол был выложен плиткой. В одной стене окно, забранное решеткой. В комнате ощущался слабый запах дезинфекции. Обстановка стерильная, аскетичная.
Дверь за ее спиной открылась. Диана сделала движение, собираясь обернуться, но на плечо ее опустилась чья-то рука. Она вздрогнула от неожиданности – кто-то подкрался сзади совершенно бесшумно. Но, увидев лицо вошедшего, она улыбнулась. Это был отец Бенедикт.
Диана приехала в Нью-Йорк, на самую западную его окраину. Водитель такси, молодой пуэрториканец, сначала не хотел её везти. Она с трудом его уговорила. Здесь, в Обители Христа, Царя Небесного, маленькая община братьев обеспечивала супом, верой и надеждой греховную плоть и заблудшие души тех, кто жил поблизости. В стенах этого дома виднелись дырки от пуль; несколько окон было разбито, но братья (их было одиннадцать, по одному на каждого истинного ученика Христа) не позволяли себе транжирить деньги на ремонт. Все их скудные средства шли на спасение молодых мужчин и женщин от уличных банд и кокаина. Отец Бенедикт, очевидно, не доверял Диане – она бы на его месте вела себя так же, – поэтому все сведения она собирала по крупицам, собственными силами.
Когда она шла сюда, в эту комнату, она проходила мимо открытой двери, бросив беглый взгляд внутрь, увидела мужчину в монашеской рясе, который о чем-то вполголоса беседовал с тремя чернокожими женщинами. На столе перед ними лежали авиабилеты. Как Диана потом догадалась, здесь находился перевалочный пункт одного из засекреченных маршрутов. Согласно программе «Свобода», эта организация вывозила из штата тех членов банд (вместе с их семьями), которые хотели покончить со своим преступным прошлым и начать на новом месте новую.
Отец Бенедикт сочувственно выслушал историю Дианы. Его серые глаза смотрели на нее участливо, с некоторым беспокойством.
– Диана, – проговорил он, усаживаясь напротив нее, – вы, конечно, понимаете, что ни один из братьев не обязан рассказывать о своем прошлом.
– Да, конечно…
– Единственное, что я мог для вас сделать, – это спросить брата Майкла, не согласится ли он увидеться с вами.
Его голос и мягкие деликатные интонации – интонации образованного человека, причем уроженца Восточного побережья, – действовали на Диану успокаивающе; она с готовностью кивнула. Затем надолго воцарилось молчание.
– И Терри… брат Майкл… что он говорит? – спросила она наконец.
Отец Бенедикт промолчал. Он указал глазами на дверь. В следующее мгновение Диана услышала у себя за спиной шелест монашеской рясы. Неловко поднявшись, она опрокинула стул. Брат Майкл ловко подхватил и поставил его на место. Она тотчас же живо представила, с каким успехом он принимал участие в уличных драках.
Мужчины стояли рядом, глядя на Диану. Затем отец Бенедикт перевел взгляд на Терри (Диана не могла думать об отце Тобеса иначе как о Терри) и, очевидно получив от него какой-то тайный знак, вышел из комнаты. Терри по-прежнему смотрел на нее ничего не выражающим взглядом.
На вид ему было лет сорок пять; чисто выбрит, держался настороженно, физически крепкий. Правда, излишне костлявый, плоти маловато; пышки (го-те) не сделаешь, как сказала бы Ма-ма, зато гибкий и ловкий. И высокий, или, вернее, когда-то был высоким; сейчас он сильно сутулился, отчего казался значительно ниже ростом.
– Так чем же я могу помочь вам? – спросил он, присаживаясь напротив нее.
Голос у него был резкий, суровый – полная противоположность мягкости и деликатности отца Бенедикта.
– Я доктор Диана Цзян…
Она рассказала – во второй уже раз за сегодняшний день – о затруднительном положении Тобеса.
Он выслушал и молча смотрел на нее. В конце концов Диана вынуждена была спросить:
– Вы ведь отец Тобеса?
– То было в прошлой жизни.
Он произнес эти слова тоном, не терпящим возражений, – словно давая понять, что их встреча окончена. Однако не поднялся; они молча смотрели друг на друга.
– Вы можете помочь ему, – сказала она.
– Как?
– Дополнить данные, которыми я располагаю, некоторыми фактами. Заполнить пробелы…
– Что-нибудь из его детства?
– Да.
– Спросите его знакомого. Если он захочет рассказать вам – расскажет. Если нет – то нет.
– Он не хочет рассказывать о своем детстве.
– Я – тоже. Да, я отец. Но это было очень давно. Какая необходимость вспоминать прошлое?
Однако он по-прежнему не поднимался из-за стола, человек, которого «посадили под замок, а потом выбросили ключ», раскаявшийся грешник. Его необходимо было переубедить… Но как?
– Скажите… он способен на убийство?
Он вскинул голову, отбрасывая назад свои давно не стриженные волосы; на лбу его открылся белый шрам с едва заметными следами швов.
– В тот день, когда мы расстались, – объяснил Терри, – он пошел на меня с топором. К счастью, мы оба были пьяны.
Он тряхнул головой, и волосы вновь закрыли страшный шрам. За все это время Терри ни разу не улыбнулся, а тут вдруг на лице его появилась улыбка. У него были чистые белые зубы – ни черноты, ни желтого табачного налета. Однако в нижнем ряду зияла уродливая дыра.
– Еще один подарок моего сыночка, – сказал он, коснувшись пальцем губы.
– А ваши подарки? Давайте поговорим о них.
Улыбка мгновенно исчезла. Диана понимала, что общается отнюдь не со святым.
– Его психика нарушена, – сказала она, пристально глядя на Терри. – Возможно, ваш сын сумасшедший, может быть, даже убийца-маньяк. Мне необходимо установить истину. Но он не подпускает меня к себе. И не желает думать о своем спасении. Вы знаете о нем все. Я только что от Сэма Бейкера, помните его? Он рассказывал мне, как… о скандале в школе.
В ответ – молчание.
– Расскажите мне о Пушистике, – попросила Диана. – О котенке, которого так любил ваш сын.
Терри поднялся. Лицо его абсолютно ничего не выражало.
– Расскажите о котенке, которого вы изжарили. Тобес придумал на этот счет шутку: «Кот на сковородке под соусом чили», – вот что выдал он как-то раз на сеансе гипноза.
Терри молча направился к двери.
– Расскажите мне о мягком дерьме, – сказала она, повысив голос, – я не понимаю, что означает это выражение.
Терри взялся за ручку двери. Она в гневе закричала:
– Это вы, вы изнасиловали Тобеса! Ведь так же?! Так почему бы вам не покаяться, брат Майкл, почему бы не обрести мир в душе?
Встречаю ее словами:
– А вы смелая… Смелая – потому что снова пришли ко мне после всего, что случилось в прошлый раз…
Диана Цзян входит в комнату, известив лишь легким стуком о своем прибытии. Черт побери! Ведь я мог бы, например, онанировать… Думаю, она вампир: если вы хоть раз впустили его к себе, все кончено, теперь уж он от вас не отстанет.
Она насторожена, боится. Но все же она смелая, на сей счет – никаких сомнений. Или глупая. Или хочет уничтожить меня и действует в соответствии с планом, согласно которому сегодня – день посещения… Поэтому теряю самообладание, хватаюсь руками за голову, потом говорю:
– Входите-входите. Пожалуйста, присаживайтесь.
Сначала взгляд ее останавливается на цветах. Узнает ли она, что послужило мне образцом при составлении букета? Букет в точности повторяет тот, что я видел в ее белоснежном доме – в склепе-на-холме. Диана одаривает меня своим ироническим взглядом.
– Верно, – отвечаю на ее немой вопрос, – в таких делах я мастак.
– Сегодня не слушаешь музыку? – спрашивает она тоненьким девчоночьим голоском; не похоже на ее обычный голос, – должно быть, сильно нервничает.
– Устал слушать одно и то же. Хочется передохнуть.
– Значит, Вагнер – твой кумир?
– Верно, угадали.
– И больше всего тебе нравится конечно же «Кольцо»?
– О, так вы знаете Вагнера?
– Интересуюсь.
– Тогда вам не нужна моя подсказка, сами узнаете мотив. А сейчас, извините меня, доктор, я занят. Поговорим в другой раз.
Закуриваю. Доктор Диана внимательно разглядывает пачку «Мальборо». Предлагаю и ей, как подобает джентльмену. Отказывается. Некоторое время молчим. Потом:
– Тобес, полиция уже была здесь? В связи с Максин Уолтертон…
– Не в связи с Максин. Почему они должны интересоваться мной в связи с Максин?
Она не отвечает. Заставляет мучиться неизвестностью… Понятно…
– Вы бы поосторожнее с Максин, – ворчу я.
– Ты ее знал?
– Немного. Почему… полицейские подозревают, что я убил ее?