Кровь за кровь - Виталий Гладкий

– Человек, приходивший в ваше агентство и зарегистрировавшийся в книге записей под фамилией Завалихин, – ответил с насмешкой Удод. – Неужто не помните?

– В нашей фирме я человек маленький. Что скажут, то и делаю. И к книге регистрации клиентов я не имею никакого отношения. Между прочим, к нам приходят многие, разве всех их запомнишь?

– Не валяйте дурака, Сильверстов! – резко сказал подполковник. – Вот здесь, – он постучал узким сухим пальцем по папке, – вся ваша жизнь. И ни в одной бумажке я не нашел даже намека на то, что вы слабоумны.

– Контора пишет… – ответил я философски.

– Пишет, – согласился не без ехидства Удод. – И подсказывает, что вам хорошо известна история с Завалихиным и Соломоновым, ныне покойными.

– Ах, да-да-да… – Досадливо морщась, я потер виски. – Вот теперь кое-что прояснилось…

Соломонов /или Завалихин, я уже подзабыл/ дал нам задание найти бумажник… или кошелек… В общем, что-то в этом роде.

– И вы нашли?

– Конечно. Нам повезло. – Я благодушно осклабился. – Мне потом даже зарплату выдали… гы…

Удод смотрел на меня, словно целился – прищурив один глаз. Правый. Похоже, у него чтото было на уме, и он никак не решался сказать.

– Может быть, может быть… – пробормотал подполковник – наверное, в унисон своим мыслям. – Ну-ка, посмотрите… – Он открыл сейф и достал оттуда… хорошо известный мне лопатник Завалихина! – Этот бумажник вам знаком?

– Так точно! – радостно и бодро рявкнул я и хотел взять бумажник в руки. – Тот самый, что мы передали клиенту.

Но Удод бумажник не отдал. Он лишь помахал им у меня перед носом и уточнил:

– Вы не ошибаетесь?

– Ни в жысть! Точно вам говорю – он. И монограмма, и заклепки позолоченные.

Тиснение… Все сходится.

– Хорошо… – подполковник как будто просветлел лицом.

Он вернул лопатник на прежнее место и закрыл сейф на замок.

– Ну что же, продолжим… – Он сел в свое порядком потертое креслице и снова стал букой.

– Как, разве мы не закончили? – Я изобразил наивное удивление.

– Мы только начали, – скверно улыбнулся своим отмороженным лицом Удод.

Я промолчал, лишь недоуменно пожал плечами. А что скажешь? С ментурой особо не поспоришь. Пусть базлает, я послушаю.

– Расскажите, что вы делали… – подполковник сказал дату, – после полуночи?

– Вам рассказать в подробностях? – Я был сама честность. – Или в общих чертах?

– Самым подробным образом.

– Значится так… – Я снова с глубокомысленным видом уставился в потолок. – Это было, это было… Минуточку… Ага, вспомнил. День, можно сказать, для меня знаменательный. Я вам уже говорил насчет холостяков… Так вам нужно именно после двенадцати? Как скажете… Ну, во-первых, я съел яичницу… по-моему, из шести яиц. Эдакий поздний ужин.

Выпил два стопарика. Маленькие, пятидесятиграммовые. Такая доза мне, что слону комариный укус. Вы пьете водку или предпочитаете вино? Ах, вообще не употребляете.

Разумно, разумно… Долго жить будете. А я вот больше к водочке имею наклонность.

Правда, в последнее время такое дерьмо продают… Самопал, изготовленный черт знает из чего. Уж лучше пить самогон. Все, все, продолжаю. Потом моя подруга пошла в душ… я уже там был, сразу после того, как… Мы, знаете ли, и до двенадцати успели… если не ошибаюсь, два раза…

– Вы издеваетесь надо мною!? – Удод мгновенно почернел от ярости – будто обуглился.

– Помилуй Бог, товарищ подполковник! И в мыслях такого не было. Вы ведь просили рассказать все, притом в подробностях. Вот я и… Ну, а потом мы опять, скажем интеллигентно, прилегли…

– Довольно! – взревел подполковник. – Адрес, фамилия!

– Чья фамилия?

– Этой… вашей подруги!

– А-а… – Я понимающе кивнул. – Нет проблем… – Я продиктовал. – Скажите, зачем она вам?

– Чтобы подтвердила, что вы лжете.

– Я!? О чем вы говорите, товарищ подполковник!? Я же сейчас не на посиделках. Как я могу лгать? И зачем?

– Вот я тоже думаю – зачем? – Удод снова зашуршал бумагами. – С какого времени вы знаете Храпова? – быстро спросил он, впившись в меня немигающим взглядом.

Да понял я, понял! И беззаботность моя всего лишь маска. Храпов, передовой бригадир "Горлифторемонта" – вот гвоздь сегодняшней программы. Ах, Жердин, Жердин…

Обещался не сдавать нас… Сука!

– Понятия не имею, кто это, – ответил я, глядя на Удода, словно сидящий на горшке младенец, широко распахнутыми невинными глазами, в которых не было ни единой лишней мысли, кроме самой главной – как бы не подвести такого хорошего дядю мента и сказать ему всю правду и ничего иного, кроме правды.

– А вы хорошо подумали? – вкрадчиво поинтересовался подполковник.

– Тут и думать нечего. Храпов… Может, у него есть какое-нибудь прозвище? А где он работает?

– Работал… – Свинцовый взгляд Удода давил, прессовал, буровил – короче говоря, смотреть в его зенки было очень неприятно.

– Уволился и уехал? – высказал я предположение.

– Да. Очень далеко уехал. Так далеко, что теперь его никому не достать. Храпова убили.

– Что вы говорите!

– Бросьте, Сильверстов… – поморщился подполковник. – Вы хороший артист, но все имеет свои пределы. Даже наглая, беспардонная ложь. Вам неизвестен Храпов? Ну понятно – вы убили его, даже не поинтересовавшись именем.

– Бли-и-ин… – Я открыл рот пошире и изобразил юродивого. – Това… Товарищ подполковник! – возопил я в ужасе. – Да вы что, в натуре! Никого я не убивал!

– Я ведь вам уже говорил, что в этой папке вся ваша жизнь. Так вот, здесь черным по белому написано, где и кем вы служили.

Ну здесь, предположим, ты несколько загнул, мент с птичьей фамилией. Где служил – это и козе понятно, какие секреты… А вот кем – увольте. Такие сведения спрятаны очень глубоко и откопать их даже УБОПу не дано. За подобную информацию чечены платили большие бабки. Потому в министерстве обороны ее держали за семью замками.

– В Чечне я служил, гражданин начальник. А там, знаете ли, стреляли. Но если на основании этого вы пришли к выводу, что я убийца – как его?.. – Храпова, то грош цена всей вашей информации. Все я заканчиваю базар. Мне надоело изображать попугая, которого к тому же подозревают, что он изнасиловал удава. Никого я не убивал, хотя иногда руки чешутся замочить несколько подопечных вашей конторы. Эти бритоголовые Васьки уже весь народ забодали, а вам хоть бы хны. Все информацию в папочки собираете…

Теперь я уже не ерничал. Наверное, Удод почувствовал перемену в моем настроении и понял, что коса нашла на камень. И все же он попытался сделать шибко грозный вид, но я тоже умею, когда нужно, выглядеть весьма внушительно. Похоже, подполковнику очень не понравился мой взгляд, потому что он быстро опустил глаза и начал с деловым видом перебирать какие-то бумаги – на этот раз достав их не из папки, а из письменного стола.

– У нас есть показания… – Удод ткнул пальцем в бумажный лист, исписанный шариковой ручкой сверху донизу. – Вас видели, когда вы убегали после убийства Храпова. Два свидетеля.

– Я так понимаю, они назвали мое имя и даже домашний адрес… – Я откровенно рассмеялся. – Ну очень проницательные и законопослушные граждане. Все это ля-ля. Эту туфту вы можете с таким же успехом пришить кому-нибудь другому.

Я умолк и на этот раз надолго. Пошел он, этот засушенный Удод… Все его бумаженции не стоят одной, которую накалякала неразделенная любовь Бермана, Эллочка, когда я взял ее за жабры. /Интересно, как там с ними справляется дед Артем? Нужно бы навестить старика…/ А потому у меня такое алиби, что его с пушки не пробьешь.

Но в отношении Жердина я был не прав. Видимо, его заставили поделиться сведениями с УБОПом, но он не рассказал главное – то, что наше О.С.А. работало по Храпову целенаправленно. И что я не только знал, кто такой передовой бригадир, но и шел по его следу. А это уже совсем другой компот. Тут можно домыслить все, что угодно. Чего-чего, а фантазеров в милиции достаточно; такое могут придумать, что хоть сразу давай какомунибудь горемыке расстрельную статью, без суда и следствия…

В камеру меня не бросили. Правда, в этом не было ни заслуги Серегиного папаши, ни самого Плата, ни лично моей. Просто во время обыска в нашей конторе менты нашли заявление Эллы, которое Серега – как это для него, педанта и чистюли, ни странно – не спрятал в наш тайник, а оставил в сейфе. Правда, это был укороченный вариант; в нем содержалось лишь признание танцовщицы, что она шандарахнула Храпова по башке, когда он хотел ее изнасиловать. Все остальное – мои похождения на хазе передового бригадира, мафиозные дела, в которые была вовлечена несравненная Элин, и так далее – я попросил отразить в другом, расширенном варианте заявления. Собственно, он был первым, это потом мне стукнула мыслишка, что необходимо иметь элементарное алиби, без разных там подробностей, которые при соответствующем раскладе могли сослужить и мне, и Элле плохую службу.