Жизнь Пи - Янн Мартел

– Можно спросить? 

– Что?

– Почему именно куту с кокосом и ямсом? Почему не вареный говяжий язык под горчичным соусом?

– Это же мясное!

– Ну да. А потом – требуха.

– Требуха?! Только что сожрал язык бедной скотины, а теперь хочешь и желудок!?

– Именно! Просто мечтаю о tripes a la mode de Caen…[21] тепленькой… со сладким мясом…

– Сладкое мясо? А это еще что такое?

– Сладкое мясо – это поджелудочная железа теленка.

– Поджелудочная железа?!

– Если ее обжарить да протушить с грибным соусом – просто объедение!

И откуда только брались эти отвратительные, святотатственные рецепты? До чего же я докатился, если размышляю о корове с теленком как о еде? Что на меня нашло? Может, встречный ветер отнес шлюпку обратно, к той плавучей помойке?

– Ну, и какую еще гадость ты придумаешь?

– Телячьи мозги под коричневым масляным соусом. 

– Что, назад к голове?

– Суфле из мозгов!

– Мне уже дурно. Есть на свете хоть что-нибудь, чего бы ты не съел?

– Чего бы я только не отдал за суп из бычьих хвостов! За жареного молочного поросенка, фаршированного рисом, колбасками, абрикосами и изюмом. За телячьи почки под соусом из сливочного масла, горчицы и петрушки. За маринованного кролика, тушенного в красном вине. За колбаски из куриной печени. За паштет из свинины и печенки с телятиной. И лягушек. Ах, до чего же лягушек хочется!

– Меня сейчас стошнит.

Голос умолк. Я дрожал от омерзения. Безумие в голове – еще куда ни шло, но в желудке?! Это уже нечестно. И вдруг меня осенило.

– А стал бы ты есть сырую говядину с кровью? – спросил я.

– Еще бы! Обожаю мясо по-татарски.

– А свернувшуюся кровь мертвой свиньи?

– Да хоть каждый день, только с яблочным соусом!

– Хочешь сказать, ты съел бы любую часть животного? Все до последнего?

– Студень из свиных обрезков с сосисками! Целую тарелку!

– А как насчет морковки? Съел бы ты обычную сырую морковь?

Ответа не последовало.

– Ты что, не слышишь? Морковку ты съел бы?

– Слышу, слышу. Если честно… Будь у меня выбор – нет. Не про меня такая еда. Невкусно.

Я расхохотался. Ну, так я и знал! Это не голоса в голове. И ничего я не спятил. Это Ричард Паркер со мной разговаривает. Кровожадный негодяй! Столько дней прожили бок о бок, а он, подлец, все отмалчивался, только перед смертью язык развязал. Побеседовать с тигром – вот это здорово! Меня тут же разобрало пошлое любопытство, вроде того, которым поклонники донимают кинозвезд.

– Слушай, а вот мне любопытно… скажи, ты убивал когда-нибудь человека?

Сам-то я думал, что едва ли. Людоеды среди животных – такая же редкость, как убийцы среди людей, а Ричарда Паркера отловили еще тигренком. Но как знать, не случалось ли его матери сцапать человека, пока ее саму не сцапал Водохлеб?

– Ну и вопрос, – возмутился Ричард Паркер.

– А что такого? Резонный вопрос.

– Да ну?

– Конечно. 

– Интересно, почему это?

– Ну, такая уж у тебя репутация.

– Да ну?

– А ты что, не знал?

– Нет.

– Ну, раз ты сам не видишь, скажу тебе прямо: да, именно такая у тебя репутация. Так что? Случалось тебе людей убивать?

Молчание.

– Ну же? Скажи правду.

– Да.

– О-о-о! Прямо мороз по коже. И скольких ты?…

– Двоих.

– Ты убил двух человек?

– Мужчину и женщину.

– Сразу?

– Нет. Сначала мужчину, потом женщину.

– Чудовище! Ну и весело небось тебе было. Небось позабавился, слушая их вопли.

– Ничего подобного.

– Ну, и как они тебе?

– Как они мне!

– Да не будь же ты таким тупым. Пришлись они тебе по вкусу?

– Нет.

– Так я и думал. Говорят, животному надо время, чтобы к этому пристраститься. Так зачем же ты их убил?

– Нужда заставила.

– Вот они каковы, нужды чудовища. Хоть раскаиваешься?

– Все было просто: или они, или я.

– Вот они, нужды чудовища во всей своей аморальной простоте. Но хоть теперь-то ты раскаиваешься?

– Я это сделал под влиянием момента. Это была случайность.

– Инстинкт, вот как это называется. Инстинкт. Но все-таки, ты ответь мне: теперь ты раскаиваешься?

– Я об этом не думаю.

– Ну вот, животное, как оно есть. По определению. В этом весь ты.

– А ты кто?

– Я – человек, да будет тебе известно.

– Надо же, сколько спеси. 

– Это просто факт. 

– Значит ты бросил первый камень?

– А ты когда-нибудь пробовал утхаппам?

– Нет. Но ты расскажи. Что это – утхаппам? 

– О, это такая вкусная штука!

– Звучит превосходно. Расскажи еще.

– Утхаппам обычно делают из обрезков теста, но редко когда остатки кулинарной роскоши оставляют по себе такие роскошные воспоминания, как…

– Так и чувствую его вкус!

Должно быть, я спал. Вернее, бредил в предсмертном забытье.

Но что-то меня беспокоило. Что именно? Я и сам не понимал. Но умереть спокойно оно не давало.

Ага. Все ясно. Я сообразил, в чем загвоздка.

– Эй!

– А? – слабо откликнулся Ричард Паркер.

– Почему у тебя акцент?

– Какой еще акцент? Это у тебя акцент.

– Ничего подобного. Ты произносишь the как «зе».

– Я зе произношу как «зе», как и положено. А ты мямлишь, будто у тебя полон рот теплых камешков. У тебя индийский акцент!

– А ты будто не английским языком говоришь, а дрова пилой пилишь. У тебя французский акцент!

Это уже ни в какие ворота не лезло. Ричард Паркер родился в Бангладеш, а вырос в Тамилнаде. Откуда же он набрался французского акцента? Ну ладно, допустим, Пондишери был когда-то столицей французской колонии. Но никто не заставит меня поверить, что звери из нашего зоопарка были завсегдатаями «Альянс-Франсез» на Рю-Дюма.

Вот так загадка. В голове опять все смешалось, и я провалился в какой-то туман.

Я очнулся, как от толчка. Тут кто-то есть! Этот голос, звучавший у меня в ушах, – вовсе не ветер со странным акцентом и не зверь, обретший дар речи. Это был кто-то еще! Сердце отчаянно заколотилось, из последних сил стараясь разогнать кровь по истощенному телу. А сознание из последних сил попыталось проясниться.

– Наверно, просто эхо… – донеслось до меня едва слышно.

– Погоди! Я здесь! – выкрикнул я.

– Надо же, эхо в открытом море…

– Нет! Это я! – Да когда же это кончится?!

– Друг мой!

– Я умираю…

– Постой, не уходи!

Я уже почти ничего не мог расслышать.

Я завопил.

Он тоже завопил.

Это было уже чересчур. Впору и в самом деле спятить.

И тут меня снова осенило.