Я иду искать - Ольга Николаева

— Но ведь раньше верили в существование вампиров.

— Кто? — Сергей посмотрел на Вадима почти с жалостью.

— Ну… разве нет?

— У тех, кто убеждался в том, что вампиры не сказка, редко появлялась возможность поделиться этим знанием, и общее мнение оставалось неизменным. Если кто-то узнавал правду, то помалкивал о ней — как Макс, как ты.

— Но ведь раньше люди были… ну, немного другими. Все были религиозными. И наука развита не была. Ну я не знаю… Разве и тогда не верили?

— Нет. Вернее, как тебе сказать… — Сергей опустил голову и, казалось, задумался, потом снова поднял взгляд со сквозившем в нём вопросом. — Ты действительно хочешь это знать? — Вадим молча смотрел ему в глаза. — Хорошо. Я попробую объяснить то, что сам видел. Понимаешь, невозможно, наверное, жить, постоянно ожидая, что любой встречный может оказаться… не тем, кем кажется. Невозможно жить в страхе, да и редкость это всё-таки — напороться на вампира! Это вам с Максом повезло, — добавил он с улыбкой, пристально посмотрел на Вадима и рассмеялся. — Нет, правда повезло. Сижу тут с вами, выдаю, понимаете ли, ценную информацию из первых рук.

В глазах Сергея промелькнула острая, как льдинка, искорка, но это была всё же искорка смеха. Вадим напряжённо смотрел в его глаза — нет, в них действительно не было ничего, кроме смеха.

— А если серьёзно… Легенды — есть легенды, во все времена. И всегда находятся люди — вот вроде Макса. Которые что-то замечают. Замечают, и не успокаиваются. Потому что на самом деле замечает-то нас гораздо больше людей, но только немногие признаются себе в том, что заметили. И что поняли — что именно они заметили. Не у каждого хватает решимости признаться самому себе в том, что он видел нечто непривычное. Люди слишком держатся за своё спокойствие, и тем крепче держатся, чем оно сомнительнее. Далеко не все находят в себе смелость признать, что есть сказки, а есть и то, вокруг чего эти сказки придуманы. Смелость здесь не в том, чтобы не побояться столкнуться со мной… и даже противостоять мне. Это не так уж сложно, ты сам теперь это знаешь. Настоящая смелость в том, чтобы преодолеть собственную инерцию, поверить в то, во что раньше не верил, и не сойти при этом с ума. Вот на это способны единицы. Правда, знаешь, Вадим, кое в чём ты прав! Бывают времена, когда таких людей больше. Только это не зависит ни от религиозности, ни от науки… по крайней мере, как я это вижу. Я не заметил, чтобы люди сильно изменились. Так может казаться одному поколению, изучающему по книгам другое поколение, отдалённое во времени. Мне этот взгляд непонятен, я вижу другое — все перемены внешние. Меняется быт, мода, в чём-то — нравы, но сами люди не меняются.

— А… когда вы родились?

— Я не помню, — спокойно ответил Сергей, но в его ровном голосе прозвучало что-то, заставившее Вадима замолчать.

— Ты сказал, что бывают времена, когда люди становятся внимательнее к… к необычным вещам, если я правильно тебя понял, — внезапно проговорил Максим, до этого момента выглядящий безучастным к разговору. — Что ты имел в виду?

Сергей поднял слегка удивлённый взгляд и Вадим увидел, что на белках его глаз виднелись лопнувшие кровеносные сосуды, чего не было ещё недавно.

— Что ты имел в виду? — повторил Максим.

— А… прости. Люди становятся такими, когда в обществе появляется какая-то угроза. Опасность, от которой просто так уже не отмахнёшься. Война, голод, эпидемия… Люди становятся более чуткими ко всему необычному, настороженными. Не все, конечно. Но если кто-нибудь решается сказать о чём-то… — Сергей попытался усмехнуться, но гримаса вышла, скорее, болезненной. — …О чём-то необычном, то к нему прислушиваются чаще, чем в спокойное время.

— В такие моменты начинается охота на вампиров? — тихо и неуверенно проговорил Вадим, боясь, нарваться на жёсткую или насмешливую отповедь, но в то же время чувствуя, что озвучивает вопрос, застывший в глазах Максима.

Сергей повернулся к нему.

— Да, — ответил он. — Бывает и так.

— И вы…

— Что я? — Сергей открыл окно и выбросил окурок на улицу, одновременно с видимым удовольствием вдохнув пахнущий свежей клейкой листвой воздух. Так по-человечески, что Вадиму вдруг стало его жаль, причём он не мог понять, почему на него внезапно накатило это мгновенное, но пронзительно острое чувство. Просто обычный, человеческий жест — обыденный, ничего не значащий…

— Что — я? — повторил Сергей. — Хочешь знать, был ли я объектом? Да, был. Как ты сказал, Макс? Пир во время чумы?

— Да… наверное, не зря это у меня вырвалось.

— Именно во время чумы. Я представляю, Макс, о чём ты подумал. Наш гость явился из тех чумных времён. На меня пытались открыть охоту во время эпидемии. Но я не вижу здесь связи. И не понимаю, что могло вырвать его душу из небытия. Что случилось тогда — настолько сильное, что не умерло вместе с ним, и что движет им до сих пор!

— Люди иногда испытывают чувства, которые оказываются сильнее их самих. Как правило, самое сильное из них — ненависть.

— Настолько сильная? — Сергей взглянул на Максима почти растерянно.

— Я только предположил.

Они некоторое время молча смотрели друг на друга. Молча. Но невысказанные слова ясно читались в их взглядах. Наконец Сергей покачал головой.

— Нет, Макс. Я знаю, что ты не мог бы оказаться среди тех людей. Тот, кто способен на поединок, не способен стать палачом.

Вадим со звуком подвинул стул, на котором сидел, и оба одновременно повернулись в его сторону.

— Вы сказали, что… вас… — Вадим испытывал мучительное чувство, будто что-то скребло его изнутри — то ли догадка, не способная оформиться во что-то конкретное, то ли ускользающее воспоминание. — Вас когда-то пытались…

— Да. Во время эпидемии чумы со мной пытались сделать то, что, наверняка, известно тебе по сказкам и фильмам. Мне забили в сердце осиновый кол. — Сергей машинальным жестом потёр грудь в том самом месте, где задубевшая от засохшей крови рубашка была разорвана сразу несколькими пулями.

— Но… это ведь бесполезно?

— Знаешь, мне кажется, что все эти способы борьбы с нечистью, вроде осинового кола, забивания в рот чеснока и отрубания головы с последующим укладыванием её между ног — попросту отражение тёмной стороны человеческой натуры. Подобная борьба с вампиром — это шанс для человека дать волю своей тяге к жестокости и остаться чистым в собственных глазах и в глазах других, не заслужить ни осуждения, ни наказания.

— Наверное, я бы прислушался к вашим словам, — тихо проговорил Вадим. — Прислушался бы… Если бы не видел того, что произошло на шоссе.