Осада (СИ) - Кирилл Берендеев

– А как же народ? – бестолково спросил неведомо у кого отец Дмитрий. – Я побегу, а он…

– И он побежит. Ты же слышал. Алла Ивановна женщина пробивная, все знает, все слышала. Вот и приехала.

– Я одного в ум взять не могу – почему же она приехала. Ведь терпеть нас не может.

Попадья улыбнулась.

– Митенька, солнышко ты мое, как же ты плохо еще знаешь женщин. Сорок три года, а все еще чисто младенец.

– Да, – он кивнул, – ты права, чисто младенец. Сам не понимаю, что говорю. Надо будет спросить, где же она нас разместит.

– Наверное, в пансионе своем, на времечко хотя бы, покамест все не утрясется, да школьная пора не начнется. А там видно будет, – попадья готовы была петь, в непритворной радости, что не просто служит мужу помощью и утешением, но осторожно руководит и наставляет его, чего никогда не было раньше. Отец Дмитрий смотрел на нее с искренним изумлением. И уже не мог объяснить ей новое положение вещей, новую веру, или новое неверие, в чем он, сам-то толком разобраться не мог. Когда-нибудь потом. Позже. Когда она отойдет от всего этого и осознает хотя бы часть правды. Когда….

Когда это может случиться? И как произойдет? Все равно будет больно. А как же он не хотел мучить ее словами своими, мыслями да поступками, Господи Всемогущий, как не хотел.

Он заметил, что начал молиться во здравие своей половины, и тут же оборвал себя. Клаксон снова бибикнул. Алла Ивановна посмотрела на часы и крикнула:

– Уже сигнал отдан. Сворачивайтесь. И так набрали, будто на всю жизнь, – в самом деле, пока отец Дмитрий переодевался в штатское на терраске, попадья все подносила и подносила в «Хаммер» вещи мужа.

– Куда вы нас определите? – спросила матушка.

– В Москву, в Москву. Там безопасней всего в этой стране.

– Вы так думаете?

– Там власть, – усмехнулась владелица пансиона. – А она будет защищаться до последнего. Ну все, по местам, иначе до нас доберутся.

– Тоже отправляетесь? – донесся знакомый голос, владелец коего не был виден за мощным внедорожником. Алла Ивановна обернулась, увидев знакомого батюшки, жившего через перекресток от него на улице Паустовского.  – Мое вам почтение, сударыня. И вам, матушка.

– Андрей Кузьмич, очень приятно, что зашли, – засуетилась попадья, в эти минуты плохо понимая, что говорит. – Батюшка сейчас выйдет.

– Вы тут, никак, остаетесь? – немедленно спросила Алла Ивановна у пришедшего гостя.

– Тут, – мужчина средних лет, с невыразительным лицом, с мелкими чертами и увесистым пивным брюшком, одетый в потрепанный пиджак и тренировочные, мелко закивал. И тут же спросил: – А вы, я вижу, решились сняться? А мы вот дожидаемся. Под защитой нашей армии.

– Кого? – сухо переспросила Алла Ивановна.

– Ну как же, второго нашего. Супруга моя на неделе должна разродиться, я уж и с доктором договорился, Суровцевым, вы, матушка, его помните, он у нас один тут, акушером на весь поселок, остался.

– А почему она не в роддоме?

– Да как же… – пришедший смутился, – больничка-то наша того, год как закрылась. А до Москвы сейчас лучше не рисковать, сами понимаете. Да и Татьяна против. Ну и… за Лизой следить некому. А тут такое.

Алла Ивановна только головой покачала. Лиза была соседской девочкой, за коей супруги Иволгины, после смерти ее матери, остались присматривать. Та же история – ночное нападение зомби, хорошо соседи отбили девчушку. И хорошо, что Лизе не пришлось долго объяснять, что мама ушла. Она часто уходила, молодая, беспутная, часто заявлялась с непрошенными гостями.

– Скорее Лизе за женой вашей следить надо, – снова влезла Алла Ивановна. – Сколько ей?

– Шесть. В сентябре в школу. Если откроют. Ведь сами знаете….

Гость начал рассказывать, как у них, в магазине, обстоят дела, второй день завоза нет, народ волнуется, как раз вышел и батюшка, все трое будто позабыли о происходящем, немедленно погрузившись в долгую беседу. Владелица внедорожника нажала на клаксон, привлекая к себе внимание.

– Уж извиняйте, Андрей Кузьмич, времени у нас нет. Увожу я вашего батюшку в столицу. Чего и вам настоятельно советую. И как можно скорее.

– Да. Конечно… – он растерялся. – Вот только жаль, что вы, батюшка, уезжаете. Без вас тяжко станет.

– Садитесь уже, отец Дмитрий! Андрей Кузьмич, у вас хоть оружие какое есть? Кроме лопаты, конечно.

– Двустволка, еще отцова. Только патронов у ней полкоробка. Я все хотел съездить подкупить, да ведь охотился-то последний раз…

– На кого патроны?

– Девять миллиметров, на кабана, вы же знаете, сколько их развелось в последнее время. Ведь как знал, как знал…

Алла Ивановна сухо попрощалась, обрывая беседу. Последние ее слова потонули в реве проснувшегося мотора. Через минуту мощный внедорожник, распугивая разбежавшуюся по дороге живность, мчался прочь из поселка в сторону бетонки –  старой дороги на Москву, которой не пользовались с войны. Алла Ивановна крепко держала руль, не давая машине малейшего шанса выйти из-под контроля. Изредка на дороге попадались люди, знавшие этот путь и неторопливо бредущие со своим нехитрым скарбом в столицу.  С каждым километром их становилось все больше. «Хаммер» гнал вперед, обгоняя шедших, почтительно уступавшие ему дорогу.

И только раз чуть притормозил и не задумываясь врезался в толпу из трех человек, разметав их по сторонам. Алла Ивановна оглянулась на оцепеневших  пассажиров.

– Отец Дмитрий, будьте добры ваш Макаров. Только быстро.

Батюшка вострепетав, дрожащими руками подал ей пистолет.

– Патронов много осталось? Сейчас так просто не купишь, – не дождавшись ответа, она вышла из машины, спрыгнув на бетонные плиты заброшенной дороги, подошла к поднимающимся и методично расстреляла их в затылок. Отцу Дмитрию немедленно вспомнился какой-то дурной фильм о зверствах немецких оккупантов. Алла Ивановна вернулась, отдала Макаров и заметив, что там всего половина обоймы, снова погнала машину вперед.

– Вот так просто, – вырвалось у отца Дмитрия. Не то восторженное восклицание, не то осуждающее. Он и сам не мог толком понять.

– Пусть идущие сзади спасибо скажут. Молитесь за их души, святой отец, молитесь. Все мы под одним богом ходим.

– Воистину так, – прошептал отец Дмитрий, смотря на Аллу Ивановну так, словно она умела читать мысли. – Только в следующий раз, очень прошу, я как-нибудь сам справлюсь.

– Сами? Ну что же, – такого резкого торможения никто не ожидал. Матушка, выронив жития, ударилась лбом о подголовник переднего сиденья. – Вот вам экземпляр, пожалуйста. В обойме еще шесть патронов, вам хватит?

Он стрелял из машины по быстро приближающейся мишени – лицо Магомедова преследовало во время испытания постоянно, – и потратил всего три выстрела. Мертвец рухнул, «Хаммер» продолжил свой бег по бетонке.

Отец Дмитрий бережно сжимал выданный ему Макаров как святыню своей новой веры. Благодарно шепча молитвы – уже сам не зная кому, стараясь только, чтобы имя Всеблагого в них не поминалось.

39.

– Раньше, прямо сразу после Константина надо было переезжать, мама, – говорил Валентин, помогая втаскивать вещи родителей. – В городе такое творится, словами не описать.

– Хорошо, что в Москву не поехал, угораздило нарваться тут, – тут же откликнулась она,  – Ведь в этом храме не приведи господи, что было. Сейчас бы сидели гадали. Связь ведь пропала почти на день.

– Так я все это и описал в последней статье, – тут же ответил сын. – Может и хорошо, что не поехал, но вот что со Стасом стало… такое не забывается, – он помолчал и добавил: – Хотя и про это надо было написать.

Это сейчас ему легко было об этом говорить, хоть дрожь в голосе и появилась. А первым вечером, когда он со стеклянными от ужаса глазами явился в квартиру, долго не мог найти места, едва не упал в обморок от телефонного звонка, и только прибыв под крышу родительского дома, немного пришел в себя. Сейчас он хорохорится, но лишь потому что память его уже выветрила большую часть воспоминаний недавней ночи. С давних пор Тихоновецкий старался забывать все злое, причиненное ему – и в том преуспел немало, особенно после расставания со знакомой, даже имя которой ему ныне непросто будет вспомнить. И блеклое пятно на темном фоне – ее лицо. Валентину думалось, что и в его профессии подобное ценится.

– Работа без нервов, – хмыкнул отец, устало садясь на чемодан – бег на четвертый этаж без лифта да еще с вещами, утомил его. Возраст уже не тот, да и здоровье, не дай бог кому. – Ты по этой части такой спец стал.

– Я могу быть кем угодно, а вот материал не берут в принципе. Только то, что положено цензурой. Фу-ух! Все мы дома, – он затащил последний ящик из коридора и поставил в прихожую. – Зачем книги брали, как будто ваш дом разбомбили. Между прочим, в газетах теперь правильного сотрудника приставили к главреду. Из самой «Единой России» – вот, что он говорит, то мы и пишем.. Он не просто материал режет, а объясняет как лучше сократить да что исправить. И еще сроки называет.