Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Бьорн Спиргер сглотнул и встряхнулся. Затем он взял себя в руки.

– Немедленно поднимайтесь назад! – выдавил он. – Сейчас же!

14

Гостиница «У синего льва» по соседству с доминиканским монастырем в Бамберге в прошлый раз послужила ночлегом для Агнесс и Александры. Обе женщины оказались тогда достаточно великодушными, чтобы прислуга не забыла Александру. Дом был полуразрушен, однако просторный подвал и секция, в которой находился большой очаг, пережили войну, хотя и получили некоторые повреждения. Тем не менее от Александры не укрылось, что здесь, как и в Вюрцбурге, кое-что иное не выдержало тягот войны: способность жителей Бамберга отличать правду от кривды.

И здесь иезуиты прежде всего постарались ускорить контрреформацию, поддерживаемую военными силами епископа Иоганна Готфрида фон Ашхаузена. В отличие от ситуации в Вюрцбурге, здесь они в результате все же ослабили хватку вокруг города. Вину за зверства, подобные совершенным архиепископом Иоганном Георгом фон Дорнхаймом, непосредственным преемником Ашхаузена, едва ли можно было свалить на них. Но, с другой стороны, по этой причине Бамберг и не попал в планы Общества Иисуса по искуплению грехов прошлого. Вюрцбург старался проанализировать память о кострах, камнем лежавшую на душе города; Бамберг пытался лишь позабыть о них. Александра не знала, какое воспоминание вызывало у нее более сильное отвращение: об архиепископе Адольфе фон Эренберге, который в религиозном ослеплении отправил на костер сотни невинных, или об архиепископе Иоганне Георге фон Дорнхайме, сотворившем то же самое, чтобы задушить всякое политическое сопротивление в своем городе. Она слышала, что еще до прихода шведов, в частности, на протяжении нескольких лет был уничтожен весь городской совет вместе с бургомистром, который до самого конца клялся в невиновности, хотя все равно не смог бы подписать признание вины сломанными в нескольких местах пальцами. Шум дошел даже до курфюрстентага в Регенсбурге, но из-за войны, продвижения шведов и общего плохого состояния империи шум этот превратился в тихое эхо у прочного в остальных отношениях утеса самонадеянности, осознания собственного могущества и бесцеремонности, который воздвиг Иоганн Георг фон Дорнхайм. На самом деле лишь взятие города войсками Густава-Адольфа положило конец аутодафе; архиепископ сбежал еще до того, и бежал так, что остановился, только добравшись до Каринтии, где его, в виде исключения, настигла божественная справедливость: он скончался от апоплексического удара. Шведы трижды брали город, не в последнюю очередь благодаря интересу Бернгарда, герцога Саксен-Веймарского, предполагаемого наследника шведского короля. Сейчас город в том, что касалось состояния домов, походил на Вюрцбург, но настроение жителей было более мрачным. Туман, поднимавшийся с обоих рукавов Регница и покрывавший инеем сухие кроны деревьев, пах смертью и разложением, а в местном соборе росла трава.

Александра слушала рассуждения хозяина пивной, который рассказывал более чем столетнюю историю гостиницы «У синего льва», включавшую ссору с близлежащим доминиканским монастырем и смену владельца вследствие задолженности. Судя по его рассказу, строительный раствор, на котором держались камни, должен был на три четверти состоять из гнева. Вероятно, это и послужило причиной того, что здание не рухнуло окончательно, когда ядро шведской пушки попало в крышу. Казалось, что разрешение на продажу пива и обедов было выдано хозяину не столько из-за активного волеизъявления городского совета, сколько, скорее, из-за активного желания нынешнего бургомистра смотреть на это сквозь пальцы. Это имело смысл – в городе, где нанесенные войной раны были заметны повсюду, усердие отдельно взятого горожанина давало пусть слабую, но надежду на возвращение к нормальной жизни. Помимо того, качество блюд и напитков было достойно всяческих похвал. Александра кивала в ответ на поток речи ее визави и время от времени бросала: «Что вы говорите!» Слова плавно журчали, не задевая ее сознания, а кивать в нужном месте ей помогал тот факт, что она уже слышала эту самую историю, когда только ехала сюда. Меньше всего ее сейчас волновали судьба гостиницы «У синего льва», его владельцев, жителей Бамберга или даже всего мира. Она жадно глотала еду, не замечая, что именно она ест; и к тому же сделать остановку в Бамберге ее принудило не столько понимание того, что путешественник должен иногда давать себе отдых, сколько полное истощение и лошади, и всадницы.

Неожиданно она поняла, что, среагировав на паузу в словах трактирщика, в очередной раз пробормотала «Просто невероятно!», хотя ее собеседник вовсе не закончил мысль. Она подняла глаза от тарелки и увидела, что он замолчал на полуслове и смотрит ей через плечо с выражением, которое передавало целую гамму чувств, от страха до презрения. По спине у нее пробежал холодок. В этот момент она была уверена, что отец Сильвикола послал за ней одного из членов своего ордена, чтобы сообщить ей, что он передумал и что она должна вернуться и взойти на костер вместе со всей семьей.

– Во всяком случае, семейное сходство несомненно, – произнес голос у нее за спиной. В голосе ей послышалась насмешка, и она медленно обернулась, не вставая со скамьи.

– А если по существу, – продолжал голос, – я с куда большим удовольствием посмотрю на твое лицо, чем на лицо твоего брата. Хотя я ожидал увидеть здесь его, а не тебя.

Трактирщик встал, порылся в кошеле и сунул монету в руку монаху, стоявшему перед ее столом. Он пробурчал: «Помолись за этот дом, брат», и в его словах прямо-таки угадывалось продолжение: «Но будь добр, сделай это снаружи». Человек, сидящий на наследии двухсотлетней ссоры с соседним монастырем, наверное, мало добрых слов мог сказать в адрес монашеской рясы, тем более когда она черна как ночь.

Вацлав, подняв бровь, посмотрел на милостыню, но затем просто пожал плечами и спрятал ее.

– Спасибо, – сказал он. – И да благословит Господь этот дом и всех его жителей и гостей.

– Аминь. – Трактирщик перекрестился и остался стоять живым воплощением приглашения выметаться прочь.

– Что ты здесь делаешь, Вацлав?

– Я жду Мельхиора. Кроме того, я бы хотел задать тебе тот же самый вопрос. Ты одна уехала из Вюрцбурга? Где твой брат? Мы договорились, что в Бамберге… – И он подозрительно уточнил: – Ничего не случилось?

Александра молча смотрела на него. Сердце буквально выпрыгивало у нее из груди. Она была не из тех женщин, которым обязательно нужна мужская поддержка, чтобы принять решение, но неожиданно встретить человека, с которым можно посоветоваться, и разделить свой страх, и разработать план, обсудить его, отвергнуть и отправиться на поиски лучшего решения… Человека, как внезапно поняла она, который мог помочь ей теперь, как и смог бы помочь тогда, когда она стояла перед маленькой могилой и чувствовала, как скорбь замораживает ей внутренности, если бы она только позволила ему помочь ей, если бы только она сказала ему правду…

Улыбка Вацлава и его радость от встречи были искренними, как и догадка, что у нее неприятности. Рядом с ней был… друг.

И пока все эти размышления целое мгновение проносились у нее в мозгу, уже в следующий миг ее разум вынес вердикт: Вацлав никогда не согласился бы выкрасть библию дьявола и передать ее отцу Сильвиколе. Из них всех Вацлав был единственным человеком, который по-настоящему вступил в наследство старого кардинала Хлесля, а старый кардинал в свое время, хотя и не чаял души в своем племяннике Киприане, тем не менее снова и снова подвергал опасности его жизнь, лишь бы не допустить раскрытия тайны библии дьявола. Вацлав никогда не позволит ей, Александре, присвоить библию дьявола, даже ценой жизней Агнесс, Андреаса, Мельхиора, Карины и Лидии.

В конце концов, Вацлав всего лишь чужак, и пусть он носит фамилию их семьи, в жилах его течет совсем иная кровь.

– Нет, – сказала она, и по отражению своей улыбки на его лице она поняла, что ей удалось его обмануть. – С чего бы это? Лидия идет на поправку, а терпеть присутствие Андреаса я была уже не в силах. Мама осталась, а я соскучилась по Праге.

Глаза Вацлава вспыхнули.

– Позволь предложить тебе эскорт из семерых скромных служителей Господа!

Это была цена, которую ей придется заплатить. Она не сомневалась: при необходимости она сумеет отделаться и от него самого, и от его братьев по вере.

– Я сама хотела попросить тебя об этом, – сказала она и просияла.

И пока длился их разговор, внутри нее чей-то голос кричал: «Цена? Что за цена? Единственная настоящая цена, которую ты должна заплатить за эту ложь, – та, что ты только что потеряла друга!»

«Все куда хуже», – с горечью подумала она.

Отныне Вацлав, хоть он этого еще и не знал, стал ее врагом.

15

Свет, льющийся из-за горы щебня, резал Эббе глаза, и ей казалось, словно весь огромный вес монастырских зданий давил ей на плечи, пока она находилась внизу. Мужчины окружили Магнуса Карлссона, который стоял на самом верху лестницы, спускающейся к горе строительного мусора. Магнус поднял глаза.