Нашествие теней - Оливер Джонсон

Слова эти были бессвязны. Фуризель, похоже, принимал его за кого-то другого и заклинал его не ходить в дом на Серебряной Дороге — это, мол, слишком опасно, Фуризель, мол, уже предупреждал его...

Двойник начинал понимать. Старик переметнулся к кому-то. Кто-то или что-то наконец убедило его, что Джайал Иллгилл, которому он служил с самой битвы, не тот человек, который сражался рядом с ним на болотах. И этому есть лишь одно объяснение — в город вернулся Джайал Иллгилл, которого Двойник ждал семь лет.

И когда Фуризель, выговорив свое последнее слово, захлебнулся собственной кровью, Двойник уже твердо знал, что долгому ожиданию настал конец и его вторая половина в этот самый миг приближается к дому на Серебряной Дороге.

ГЛАВА 28. ТЕНЬ МОЕЙ ТЕНИ

Субстанция близилась к собственной тени. Красный диск луны висел над зубьями восточных гор, и туман окутал город до самых высот. Джайал выжидал, затаившись около дома Иллгилла. С ближних улиц до него доносились вопли, треск дерева, шаркающие шаги. Он знал, чьи это шаги и отчего в домах раздаются крики: после того как прозвучал гонг, мертвые начали вставать, поколение за поколением, и город уже кишел ими. Джайалу повезло, когда он шел сюда от Шпиля: он встретил только одного или двоих, а теперь они, похоже, заполнили всю верхнюю часть города.

Зуб Дракона Джайал прятал под плащом, но свет пробивался наружу сквозь грубую шерсть, словно это был тончайший газ. Только теперь этот свет приобрел другую окраску: белый накал преобразился в медно-красное свечение, похожее цветом на заходящую луну.

Или на кровь.

Никогда прежде клинок не менял цвета, и Джайал не знал, что это означает.

Страх поселился в его сердце, и одолевали воспоминания о битве и о Жезле. Что бы ни ожидало его впереди, это будет частью проклятия, о котором Манихей предупреждал его отца в походном шатре. Его собственное отражение? Джайал отогнал эту мысль. Возможно, это всего лишь обычный самозванец — возможно, Фуризель лгал. Жаль, что рядом никого нет. Куда подевался старый сержант? Впрочем, Джайал знал ответ: Фуризель не на его стороне, а на стороне другого, который засел там, в доме. Джайалу Фуризель помогал только по принуждению и в первый же удобный момент сбежал. Без сомнения, он уже предупредил обитателя этого дома, что Джайал идет сюда. Что ж, пусть будет так, мрачно думал Джайал, кровавое свечение меча не сулит добра никому, кто встанет этой ночью на его пути.

Но как лучше проникнуть в дом? Он еще раз оглядел разрушенные стены. Впереди был двор, а в центре его стояла статуя, пугавшая Джайала в его детских снах: демон огня Сорон. Раньше по бокам у него торчали каменные языки пламени, и скульптор хорошо передал бешеную ярость, с которой демон смотрел на попираемого им червя, пронзая его огненным трезубцем. Теперь статуя заросла мхом, да и солдаты Фарана славно потрудились над ней: выбили глаза, отломили трезубец и языки огня. Но демон все еще был грозен, будто никакие увечья не могли угасить живущего в нем мстительного духа.

Сорон, демон мщения — он воплощал в себе то, чего не хватало Джайалу. Взаправду ли было нужно тратить шесть лет на поиски Зуба Дракона? Нельзя ли было справиться с этим делом раньше? И сколько жизней он мог бы спасти, если бы ему это удалось, а насколько легче было бы тогда найти отца? Даже теперь Джайал медлит войти в дом и расправиться с существом, запятнавшим их фамильное имя.

Это прошлое — прошлое и память о нем не пускают меня, решил Джайал. Раньше, когда он остановился у этих ворот с Тучей, его удержало от того, чтобы войти, какое-то неясное чувство, нежелание тревожить призраки прошлого. Ему не терпелось убраться подальше от этого места со всеми его воспоминаниями — найти Талассу представлялось более легким делом.

Теперь он не станет ее искать. В глубине души он знал, что Вибил сказал ему правду. Тринадцатилетняя девочка, которую он знал, превратилась в уличную потаскуху с телом, покрытым язвами и болячками, с глазами, остекленевшими от раки и леты. Она, наверное, даже не узнает его. Ничего больше не осталось здесь для него — ничего, кроме воспоминаний.

Ровно семь лет прошло с тех пор, как он уехал отсюда в утро великой битвы. Он помнил шум и гам на улицах, веселые стяги легионов, трепещущие на ветру, грохочущие по булыжнику тяжелые сруры, топот солдатских сапог — армия Иллгилла во всей славе своей выступала на равнину, чтобы встретиться с ордами Червя. А он, Джайал, был принцем из знатного дома: ему кланялись, ему подчинялись...

А теперь он прокрался в город, как вор, пряча лицо, для того лишь, чтобы увидеть, как пошли прахом все труды его отца.

Хвала Ре хоть за то, что Джайала не было в городе, когда тот пал. Джайал, должно быть, уже ехал через Огненные Горы, когда войска Фарана вломились в ворота и началась резня.

А может, было бы лучше, если бы он погиб, сражаясь на улицах вместе с другими. Какое-то время после битвы он думал, что бежал из трусости, но теперь ему открывалась правда.

Когда колдовской белый свет залил шатер, Джайал лишился чувств, и его душа улетела в Страну Теней — по крайней мере к ее границам. Некое существо вырвалось оттуда ему навстречу по светлому мосту — и они слились воедино.

И Джайал внезапно очнулся.

Он лежал на залитых кровью носилках, а шатер наполнял тускловатый отсвет погребальных костров. Снаружи слышались крики и лязг оружия — битва все еще бушевала. Джайал будто пробудился от глубокого сна: его члены отяжелели, и кровь медленно струилась по жилам. Его тянуло вновь уйти в беспамятство, но кто-то не пускал его, тряся за плечо.

Это был отец — он склонился над Джайалом со странным, почти подозрительным выражением на хмуром лице, точно никак не мог поверить в то, что лежало перед ним на носилках. Чувство вины побудило Джайала приподняться, но тело было словно чужое, и он без сил повалился обратно.

Отец все смотрел на него и мог бы смотреть еще долго, но тут зазвенели колокольчики на жреческой шапке, и в шатер вошел Манихей.

— Враг готовится к новой атаке! — объявил старец. Впрочем, звуки костяных рогов снаружи были и так достаточно красноречивы.

Барон был в таком столбняке, что некоторое время смотрел на жреца, будто не узнавая его, и лишь потом взял себя в руки, спросив:

— Что с телом?

— Я сам положил его на вершину костра.

— Так зажги этот костер немедленно! — Но костяные рога Жнецов пели все громче, а следом раздался мощный клич: враг устремился на приступ. Жрец медленно склонил голову перед отцом и сыном и вышел. Иллгилл снова обернулся к сыну и спросил: — Ты можешь идти?

Джайал слабо кивнул: его члены медленно обретали чувствительность. Отец помог ему встать, и он зашатался, как ребенок, который учится ходить. Джайал ждал, что сейчас дадут о себе знать раны в голове и в боку, но боли не было; он ощупал места, куда был поражен, и опять ничего не ощутил, точно его раны затянуло какой-то нечувствительной тканью. Осталась только страшная слабость, при которой сон необходим, как воздух, а бодрствовать мучительно. Глаза Джайала слипались, но чувство долга еще тлело в нем.

— Я должен вернуться к своим людям... — выговорил он и направился к выходу из шатра, но колени его подкосились. Барон подхватил его.

— Нет — битва проиграна, — сказал он тусклым голосом. Джайал медленно поднял голову, не веря своим ушам. Отец встретил его взгляд с выражением, которого Джайал не мог разгадать — решимость была прежней, но теперь ей сопутствовала глубокая печаль. — Все кончено: твои люди перебиты. Остались только Рыцари Жертвенника. Я хочу, чтобы ты сделал для меня напоследок только одно. Обещаешь? — И отец тряхнул сына за плечи так, что голова Джайала мотнулась из стороны в сторону. Юноша слабо кивнул в ответ.

Иллгилл повел его в глубину шатра. Джайалу казалось что он бредет по липкой патоке — с таким трудом давался ему каждый шаг. Слова отца доносились до него будто издалека.

— Тебя избавили от ран, мальчик, с помощью великого волшебства, которое может еще навлечь беду на наш дом. Но что сделано, то сделано — и никогда не спрашивай меня об этом, если нам еще суждено встретиться в этом мире.

Слова о смерти и поражении так не вязались с отцом, что Джайал не мог не прервать его.

— Но что помешает нам встретиться? — Вопрос стоил Джайалу таких усилий, что он покачнулся, и дальше отец почти нес его на руках. В задней стенке шатра огонь прожег большую дыру. Иллгилл помог Джайалу выбраться в нее, переступив через обгорелый труп. Вечерний холод и шум немного привели Джайала в себя, и он разглядел темные фигуры, бегущие мимо шатра к дороге. Лязг бросаемого ими на ходу оружия и доспехов красноречиво возвещал о том, что это дезертиры.

— Ты видишь, — угрюмо сказал барон, — дух армии сломлен, а с ним вот-вот угаснет и Огонь. — Полными горечи глазами он смотрел, как его солдаты бегут, словно крысы. — Я буду сражаться и погибну, быть может, это мой долг. Но ты, — он стукнул Джайала по плечу кулаком в кольчужной рукавице, — ты должен жить, чтобы завершить начатое нами дело.