Кутузов - Олег Михайлов

Еще с утра 30 октября авангард Милорадовича, расположенный вне города, подле женского католического монастыря, двинулся навстречу французам. Завязалась перестрелка между передовыми цепями. И грянул Кремсский бой!

Неприятель усиливал свои атаки, подкрепляя силы свежими войсками, которые переправлялись через Дунай в самом близком расстоянии. Уже большая часть офицеров в авангарде выбыла из строя; солдаты, бросавшиеся в штыки, опрокидывали французов и гибли сами. Был момент, когда русская линия дрогнула.

Кутузов, внимательно следивший за боем, тотчас прислал флигель-адъютанта Тизенгаузена с новыми приказаниями. Милорадович вверил Тизенгаузену свежий гренадерский батальон апшеронцев, которые обратили в бегство французскую колонну, наступавшую по шоссе. Левый фланг был укреплен. Милорадович приказал Тизенгаузену идти вправо, в горы, чтобы привести в порядок рассеянных там стрелков. Михаил Илларионович, узнав, что в авангарде почти не осталось офицеров, послал в огонь своих адъютантов – подпоручика Бибикова, штабс-ротмистра Кайсарова, капитана Шнейдерса. Вместе с вызвавшимися охотниками они под командой Тизенгаузена сбили неприятеля с горы, господствовавшей над местностью, и заняли прежнюю позицию.

Маршал Мортье сильно напирал на отряд Милорадовича, убежденный, что русская армия отступает. Но к вечеру он с ужасом убедился, что имеет дело не со слабым арьергардом, а с самим Кутузовым. Уже в сумерки Дохтуров спустился с гор и занял Дюрнштейн, город и крепость, запиравшую в ущелье единственную дорогу между Кремсом и Спицем.

Егеря генерал-майора Уланиуса захватили замок врасплох. Два орудия, стоявшие на лицевой стороне башни, взяты были в несколько минут. Французы, никак не ожидавшие появления с горной стороны русских, беспечно бражничали. Спьяну они едва успели впотьмах выстрелить картечью и бросились по единственной тесной улице. Картечь поразила австрийского генерала Шмидта, который руководил действиями колонновожатых и обещал Кутузову легкую дорогу для захода французам в тыл.

Русский главнокомандующий между тем ожидал появления Дохтурова у Дюрнштейна гораздо ранее. Но по милости цесарских проводников наша пехота подошла туда только в пятом часу пополудни. Едва русские вырвались из вертепов Моравских гор, как Дохтурову донесли, что дивизия генерала Дюпона движется со стороны Спица ему в тыл и уже недалеко. Дмитрий Сергеевич немедленно приказал небольшому отряду князя Урусова задержать французов.

Битва тем временем разгоралась в полной тьме с невероятным ожесточением. Противные линии, различаемые по одним вспышкам от выстрелов, двигались на очень узком пространстве: с одной стороны бурный Дунай, с другой – стремнистые скалы не позволили растягивать войска. Милорадович теснил Мортье прочь от Кремса; Дохтуров с Московским и Ярославским полками и егерями Уланиуса прошел Дюрнштейн и, уничтожив вне его стен неприятельских драгун, встретил солдат отступающего маршала беглым огнем и штыками.

Когда Мортье понял, что обратный выход из ущелья перекрыт русскими, он спешно созвал на совет генералов и полковников. Полагая плен неизбежным, те советовали маршалу переехать в лодке на правый берег Дуная и тем избежать позора. Мортье отверг их предложение, предпочитая долгом разделить участь предводимых им войск. Но в эти часы в Дюрнштейне, позади отряда Дохтурова, уже кипела жестокая сеча. Князь Урусов с Вятским полком и несколькими батальонами егерей силился остановить дивизию Дюпона, которая стремилась на выручку к маршалу.

Так продолжалось почти до полуночи. Дивизия Газана и отряд Дохтурова, очутившись между двух огней, бились насмерть. Казалось, не было возможности уцелеть, и отчаяние удваивало взаимную храбрость. Однако под конец наша взяла! Дивизия Газана, расстроенная действиями Московского и Ярославского полков, надвинута была на главные силы Милорадовича. Егеря Уланиуса рассыпались по утесам над самым неприятелем и без промаха поражали его. В расположении оборонявшихся французов оказалось с десяток больших и ветхих сараев. Егеря зажгли их, чтобы вернее различать врага. Старые строения запылали ярко и осветили страшное зрелище.

Наполеоновские солдаты отбивались нестройными толпами, зажатые между Московским полком и войсками Милорадовича. Ярославцы, соединясь с апшеронцами, громили неприятеля на берегу Дуная. А застрельщики Уланиуса, нависшие над всеми, метко стреляли из-за камней.

Сергей Семенов, разгоряченный продолжительной ночной схваткой, работал штыком, словно вилами. Лишь хрипы в ночи указывали на то, что его богатырская рука не ведает промаха. Но вот, настигнув очередного сине-кафтанника, которого унтер-офицер пригвоздил к большому камню, он почувствовал хруст металла. Штык не выдержал там, где выдерживал русский солдат! Семенов ухватил ружье за дуло и принялся дубасить неприятеля прикладом. Он не чувствовал боли от двух штыковых уколов, вызвавших обильную кровь. «Ах, озорники! Что затеяли! Запереть нас тут, в чужой земле!» – шептал он.

В отблеске пожаров приметил он у самой дунайской воды кучку сражающихся. Три дюжих французских гренадера, желая пробиться к лодке, наседали на двух егерей, и вот уже один из них пал от штыкового удара. Только тогда Семенов разглядел, что это Пашка, веснушчатый новобранец. А кто же второй? Унтер-офицер, прокладывая путь прикладом, зычно кричал ему:

– Браток! Держись!..

Он был уже рядом. Рухнул красавец гренадер с золотым императорским орлом на кивере; двое кинулись прочь по берегу. Теперь Семенов узнал в солдате своего дружка Мокеевича. Старик едва держался на ногах и мог лишь сказать приятелю:

– Видать, еще не срок мне помереть...

Пощады в этом бою не было: все соделалось жертвою штыка. Победа русских была полной. И если кто и ускользнул из дивизии Газана до зажжения сараев, то был обязан тому ночному мраку, еще более усилившемуся от скопления дождевых туч. Мортье впотьмах удалось с горсткой храбрецов прорваться к Дюпону, после чего он бегом отступил к Спицу и переправился назад через Дунай. Около двух тысяч пленных, в том числе генерал Грендорж, были обязаны жизнью Дохтурову, который одним начальственным словом остановил ярость московцев и прекратил бесполезное уже истребление неприятеля.

Наполеон, в бессильной злобе взиравший с правого берега Дуная на это сражение, назвал его «воловьей бойней».

Когда кончилось кровопролитие, у солдат начался обычный торг. Многие носили богатые пистолеты, палаши, предлагая неприятельских лошадей, которых было взято едва ли не три полных эскадрона. Оценка коня с седлом и вьюком была скорая – пять австрийских гульденов или рубль серебром за каждого. За немногих только получали по червонцу. Некоторые хвастались черезами с золотом – узкими кошельками в виде пояса, отвязанными у пленных. Захваченных французов разделили на шесть партий и отправили в Кремс.

Войска триумфально возвращались в город под восторженные крики жителей, толпившихся у дороги:

– Браво, Русь! Браво!..

На главной улице Кремса, у городской ратуши, в окружении генералов стоял Кутузов. Он благодарил каждый проходящий полк.

– Спасибо, русские чудо-богатыри! Спасибо, победители! – приветствовал Михаил Илларионович ярославцев.

– То-то, батюшка наш! Не посрамили тебя! – кричали ему из рядов.

Перед взводами Московского мушкетерского полка везли отбитые у неприятеля пять орудий и несли отнятые у него знамена и штандарты. Полковник Сулима приказал положить их на барабан перед Кутузовым. Тот, призажмуривая здоровый глаз, махал рукой в белой перчатке и говорил солдатам:

– Молодцы! Молодцы, московцы! Слава и честь вам!..

Потом, оборотясь к стоявшей позади свите, главнокомандующий прибавил:

– Этот полк всегда дрался с отменной храбростью. За то и носит славное имя нашей белокаменной Москвы!..

Принудив Мортье возвратиться с уроном на правый берег Дуная, Кутузов обрел полную свободу действий.

Он мог теперь оставаться в Кремсе и ждать Буксгевдена или идти ему навстречу, уже не опасаясь скорого преследования. Лучший на Дунае мост у Кремса был разрушен; единственный Таборский мост, ниже по течению, у Вены, охранялся 15-тысячным австрийским отрядом Ауэрсперга. Казалось, французы надолго заперты за Дунаем.

Кремское сражение имело большое нравственное значение для всей Европы, трепетавшей перед Наполеоном. Во многих столицах поняли, что пора дешевых побед французов прошла, что Бонапарт встретил достойных соперников. Победа при Кремсе казалась залогом будущих новых успехов.

События, однако, приняли вновь зловещий оборот, и вновь виною тому были австрийцы...

Кутузов щедро платил лазутчикам и был поэтому превосходно осведомлен о каждом шаге неприятельской армии. Он знал о том, что корпуса Бернадота и Мортье стоят против Кремса и готовятся к переправе, чтобы при первом же известии об отступлении русских теснить их с тыла. Сам Наполеон с корпусом Даву и гвардией подошел к Вене. Еще ранее туда же поспешил Мюрат с корпусами Ланна и Сульта и гренадерской дивизией Удино, чтобы силой или хитростью овладеть Таборским мостом, а после устремиться в тыл Кутузову. Русский полководец весь день 31 октября спокойно оставался у Кремса, давая измученным войскам отдых, в твердой уверенности, что переправа у Вены будет упорно обороняться австрийцами.