В оковах льда - Карен Монинг

Плененные Невидимые воют как баньши, и кто-то издает тот отвратительный скрежещущий звук, в конце концов, пригвождая адским крещендо. Окна, которые не разбились от бомбежки Танцора, взрываются сейчас, и не на осколки с кусками, они буквально превращаются в порошок, орошая улицу стеклянной пылью.

Щель расширяется. Оттуда выступает больше молочного ледяного тумана. Температура резко падает.

— Стойте! — кричит Джейни, и мы замираем.

Фэйд выдыхает:

— Какого х…

Звук пропадает.

Мир проваливается в тишину.

Абсолютную.

Неподвижную.

Я оглохла? Крещендо Невидимых окончательно лишило меня слуха? Я не слышу даже собственного дыхания в ушах, как будто плыву под водой. Я смотрю на Лора. Он смотрит на меня, указывая на свои уши. Я показываю на свои и мотаю головой. Остальные делают то же самое. Ну, если я потеряла слух, то и все остальные тоже.

Я оборачиваюсь на расширяющуюся щель, и гнетущая тишина нарастает.

Это больше, чем вакуум.

Это. Чудовищно. Оно скручивает. Мои мозги. Оно…

Уничтожает.

Распыляет.

Ощущения, как будто я умерла.

Но там что-то…

Я вхожу в центр ши-видения и вытягиваю любознательные щупальца…

И получаю мешанину впечатлений, но не могу подобрать для них слов, потому что полученные ощущения за пределами моего понимания. Как будто я нахожусь в трех измерениях, а эти ощущения — в шести или семи. Это нечто…

Крайне запутанное.

Древнее.

Разумное.

Я пытаюсь считать его… ну, мозг — другого слова не подберешь — но все, что распознаю, это странный всплеск… расчетливости?

Чего-то недостает. Чего-то, что надо найти.

Я смотрю на Лора и вижу выражение его лица, которое никогда раньше не видела и не думала, что увижу.

Страх.

Меня это пугает. Очень.

Он смотрит на Фэйда и Кастео, они кивают. Он сильнее сжимает мою руку.

Щель становится шире, оно выходит.

Ах-ри-неть, оно здесь!

ЧАСТЬ 2

Не бывает звука без движения

Как и беззвучного движения

В музыке не бывает покоя

а лишь изменение

Возможно, так же легко можно

назвать и Песнь Разрушения.

Похоже, в тот день,

когда этой песне дали название

у кого-то было излишне

оптимистичное настроение.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

А ритм все звучит…[61]

Круус явился сегодня ночью, как делает это всегда, крадя мой сон, раскрывая для себя мои губы и бедра, и оставляя перед рассветом на скомканном постельном белье, пропитанном запахом пота и позора.

В те редкие минуты передышки, которые мне удается урывать перед тем, как проснуться, меня преследует кошмар.

Шаркающей, нетвердой походкой умершей и восставшей из мертвых женщины я направляюсь к скрытому входу катакомб.

Марджери преграждает мне дверь из каменной кладки, ничем не отличающейся от любой другой выложенной ею стены, если ты не посвящен в эту тайну. Она выглядит сладострастно, с растрепанными волосами, дикими, горящими глазами, окутанная слишком мне хорошо знакомым его запахом. Она скалится на меня острыми, как у баньши зубами и говорит, что он ушел. Я опоздала.

С несвойственной для себя жестокостью я отшвыриваю ее в сторону, и когда она врезается в стену и сползает по ней, то так и остается лежать бесформенной кучей. Кровь растекается под ее головой, окрашивая алыми лепестками стену.

Озадаченная враждебностью в своем сердце я скрываюсь в дверном проеме и шаркаю дальше.

Уходящий вглубь коридор создает иллюзию полной слепоты, передвигаясь на ощупь вдоль влажных каменных стен. Это не то знакомое мне подземелье: сухое и хорошо освещенное, где все на привычных местах. Стены этого темного, сырого лабиринта покрыты толстым слоем мха, и под ногами хрустят кости. Ветер доносит запах разложения и земли. Здесь нет ничего, способного создать колебания воздуха, ведь здесь все бездвижно.

Я плотнее кутаюсь в свою мантию и в кромешной тьме, спотыкаясь на еле ковыляющих ногах, целенаправленно плетусь дальше. Я молюсь и, по прихоти сна, золотой крест, что, не снимая ношу на шее, озаряется светом. Я не заслуживаю таких благ в этой непроглядной ночи моей души!

Я плетусь несчетное количество времени сквозь темноту пока, наконец, не добираюсь до зала, где заморожен смертельно-сексуальный принц.

Там нет темноты, нет растущего мха и сочащейся влаги. В этом запретном месте нет никаких костей. Лишь плоть. Удивительнейшая, изысканнейшая плоть.

Стены в мое отсутствие покрыли позолотой. В помещении очень ярко.

Круус по-прежнему в клетке!

Обнаженный, высокий, с расправленными крыльями, он скалится с животной яростью.

Непоколебимый, как глыба льда.

Я плачу от счастья. Мои страхи были напрасны!

На дрожащих ногах я спешу к его клетке, чтобы проверить, что она цела.

Одной перекладины не хватает…

— Прекрати. Трястись. — Риодан подхватывает разлетевшиеся листы бумаги и прижимает их обратно к столу.

Интересно, он протирал его или как. Сколько из них побывали на этой штуковине? Ни за что и пальцем больше к ней не притронусь.

— Ничего не поделаешь, — бубню я с набитым батончиком ртом. Я знаю, как выгляжу: размытое пятно черной кожи и огонь рыжих волос. — Такое случается, когда я очень взволнована. Чем более возбужденной я становлюсь, тем сильнее вибрирую.

— Вау, потрясающая мысля, — выдает Лор.

— Если ты о том, о чем я подумал, то тебе лучше заткнуться и впредь больше не думать, — рявкает Риодан.

— Так, пришло в голову, босс, — бурчит Лор, — Только не говори, что сам не подумал об этом.

В кабинете Риодана присутствуют еще пятеро его бугаев, и находиться с ними в замкнутом тесном пространстве — все равно, что попасть в эпицентр грозы в окружении молний. Джейни тоже здесь, но я включила игнор, в противном случае давно бы уже голыми руками разорвала его на клочки, а это получилось бы очень грязно, и тогда, боюсь, Риодан, заставил бы меня драить шваброй его чертов офис.

Я никогда не понимаю и половины того, о чем эти чуваки лопочут, поэтому не особо-то и вникаю. 

— Можешь потрогать меня, если хочешь, — великодушно разрешаю я Лору. Я так накачана адреналином и волнением, что чувствую себя необычно расположенной к общению. Я подставляю ему плечо: — Зацени. Ништячные ощущения.

Все головы с меня поворачиваются к Риодану.