Передряга - Иван Сербин

— Твари! — выдохнул Олег, оглянувшись в очередной раз. — Падлы позорные! Их что, стрелять не учили?

Он нечасто употреблял подобные выражения — наследие „славного боевого“ прошлого. Но уж когда начинал употреблять, значит, спокойного Олежку разозлили чрезвычайно.

Поток машин ускорил движение. Сито светофора на пересечении Тверской и Страстного бульвара просеяло очередную порцию „железных коней“, отловив руками гаишника самых дорогих.

— К площади! — завопил я. — На бульвар уйдём!

Выстрел. Бабулька, торговавшая цветами, мимо которой мы пробежали полсекунды назад, неловко подвернула ногу и кулем повалилась на заплёванный асфальт. Цветы рассыпались по ступенькам подземного перехода. Народ, поднимающийся из метро, останавливался, оглядывался и… проходил мимо. Вот женщина опустилась на корточки рядом с упавшей торговкой.

— Вам плохо, гражданочка?

Олег вдруг остановился, развернулся на сто восемьдесят градусов. Я по инерции проскочил ещё несколько метров и только потом оглянулся.

— Ты чего?

— Беги, — скомандовал он. — Беги, я догоню. А если не догоню, встретимся в офисе.

— Постой, — я заметался, — а как же ты? Что ты будешь делать?

В кабине „Нивы“ Бесцветный снова приник к прицелу. Линза ослепительно сверкнула на солнце.

— Беги! — крикнул Олег. — Беги и уводи „стрелков“! Вместе не оторвёмся!

Иногда случаются моменты, когда от тебя требуется немедленное, порой чрезвычайно жесткое решение. Такие минуты перекраивают всю дальнейшую жизнь на иной лад, заставляют смотреть на мир, людей и самого себя совсем другими глазами. Глазами нового человека. Какое бы решение ты ни принял, — даже если оно было самым здравым, — потом все равно приходится мучиться, что поступил именно так, а не иначе. Вы ведь понимаете, о чём я говорю?»

— Беги!

Олег запустил руку в карман и достал складной нож. Обычный дешевый отечественный нож с пластмассовой ручкой в виде прыгающей то ли белки, то ли какого другого зверя. Подобные ножи можно найти едва ли не в каждом втором магазине. Спрятав руку за спину, Олег двумя пальцами подцепил темное, местами покрытое ржавчиной лезвие.

— Чёрт! — Иван стиснул зубы. — Черт, твою мать!

Пуля, выпущенная Бесцветным, прочертила у него на щеке кровавую полосу.

И тогда Иван побежал, а Олег остался стоять, тускло глядя из-под полуопущенных век на приближавшихся убийц. На лице бывшего вора застыло странное, отрешенное спокойствие. В это мгновение он напоминал тореадора, сосредоточившегося перед последним, решающим ударом.

Стас и Шустрик перешли с тяжелой рыси на валую трусцу, а затем и вовсе на шаг. Остановились в метре.

— Ну что, тварь, — осклабился толстяк. — Надумал характер показать, а?

Олег, по-прежнему держа руку за спиной, шагнул им навстречу.

— Осторожней, — предупредил напарника Стас. — Этот мозгляк — бывший урка.

— Я таких блатных десятками в свое время дуплил, — откликнулся Рыхлый и растянул пухлые губы в улыбке. — Может, повяжем? Поговорим по-нашему?

— Не стоит. Давай быстрее да пойдём уже. Нам ещё второго догонять.

— Ладно, как скажешь. — Шустрик сунул руку в карман и тоже вытащил нож. Не такой, как у Олега, а длинный, с узким трёхгранным клинком. — Спокойно, корешок. Не рыпайся, тогда умрешь быстро. — Он шагнул к жертве, держа сгинет лезвием вниз. — Не боишься, что ли? Молодец.

— Разбей понт, мусор, — тихо ответил тот.

Их явно озадачивало поведение Олега. Он не бежал, но и в драку не лез. Стояв спокойно, словно чего-то ждал. Убийцы не понимали, в чём дело. Поэтому и замешкались. Медлили. Выжидали.

Шустрик сделал ещё шаг, резко выкинул руку вперёд. За долю секунды до того, как узкое лезвие коснулось его живота, Олег неуловимым движением прогнулся, пропустив удар слева, а когда толстяк по инерции начал валиться вперед, вонзил свой старенький ржавый нож в горло убийце по самую рукоять. Провернул резко и рывком извлек из раны, шепнув быстро Шустрику на ухо:

— Умри ты сегодня, я — завтра.

Глаза у Рыхлого стали круглыми и удивленными. Он выпустил стилет, поднял руки, чтобы зажать страшную рваную рану, из которой фонтаном била кровь, да так и завалился. Сперва на колени, а затем уж лицом на асфальт. Захрипел, испуская последний вздох.

Олег посмотрел на Стаса.

— Твоя очередь, ублюдок.

Бесцветный краем глаза заметил, как упал Шустрик. «Нива» в очередной раз остановилась, и он получил возможность спокойно прицелиться. Совместил перекрестие со светлым пятном — плащом Олега — и нажал на спуск.

Пуля вошла бывшему вору в спину, толкнула того вперед. Изо рта Олега вылетел темный сгусток. Он пошатнулся, но остался стоять. На губах у него пузырилась кровь, и от этого Олег выглядел особенно жутко.

Стас спокойно обошел раненого и вновь потрусил вдоль дороги, слыша за спиной гомон:

— Вот этот того ножиком пырнул.

— Да нет же. Сначала тот его в спину, — видите, пятно, на плаще, — а уж потом этот того.

«Тот-этот-того-зтого». Пусть едет родная милиция. Десяток свидетелей-доброхотов понарасскажут такого — у любого столичного Шерлока. Холмса ум за разум зайдёт.

Когда Стас оглянулся в последний раз, Олег уже лежал. Светлое пятно на сером асфальте. Никому не интересное, кроме разве что жалкой кучки любопытных. Кто вспомнит о нем завтра? Как, впрочем, и о Шустрике.

Мимо медленно проехал изумрудно-зелёный «БМВ». Машина притормозила. Водитель, не опуская стекла, несколько секунд смотрел на мёртвого Олега, а затем поехал дальше.

Андрей и Павел вошли в подъезд кирпичного четырнадцатиэтажного дома, остановились на узкой лестнице в ожидании лифта.

— Четырнадцатый этаж, квартира сто двенадцать. Он хороший парень, — говорил Павел, нетерпеливо поглядывая на мигающий индикатор над дверьми. — Раньше в ОБХСС лямку тянул, теперь в налоговой полиции работает.

— Не пойму только, чем этот твой приятель нам поможет? — пожал плечами Андрей.

— Да ты что? — Павел, похоже, обиделся. — Стёпка во всех этих делах, знаешь, как разбирается, — и похлопал себя по груди, где в кармане пиджака покоился сертификат. — Получше любого брокера.

— Да ладно.

— Точно тебе говорю.

— Надо было на биржу съездить, пока время есть.

— Ну-ну.

Павел с независимым видом встал впереди у дверей, заложил руки за спину, замурлыкал модный шлягер. Андрей вздохнул. У него вдруг испортилось настроение. Прорезалось что-то такое мутное под сердцем. Причин для беспокойства вроде бы не было. Наоборот даже. Всё интереснее и интереснее становилось «дело о покушении». Затягивало. Ежу понятно, каша заварилась из-за этих сертификатов. Оставалось распределить действующих лиц, каждого на свое место. Впрочем, место Диденко он уже для себя определил. Хорошее место, никогда не остающееся вакантным. Место «козла оптущения», «стрелочника», «приговоренного». Называйте как хотите. Суть дела от этого не меняется.

Хлопнула дверь подъезда, по ступеням короткой лестницы прошаркали шаги. Андрей лениво покосился на вошедших. Мужчина средних лет с внешностью типичного работника ЖЭКа и довольно молодой парень, помладше Андрея лет на пять. Оба в грязноватых оранжевых безрукавках, надетых поверх рубашек. Встали за спиной справа, тоже ждут лифт. Чистенькие, не то что раньше. Придет такой дядя Вася-шаромыжник, перегаром от него на всю квартиру, и шляется за тобой, шатаясь, цыганит пятерку на бутылку. Целую философскую базу под жажду свою неуемную подведет. Дослушаешь до конца, и докторскую можно защищать. На тему. «Положительная роль алкоголя и опохмелки в психологическом состоянии и ударном труде работников советского ЖЭКа». И ведь пока пятерку не дашь — пальцем о палец не ударит, зараза. А теперь? Приятно посмотреть. Брюки отглаженные. Туфли начищенные.

Вроде бы скрипнула внизу вторая дверь, на лестницу. Прошел кто-то? Или показалось? А может, ветер озорует? Что-то долго. Кабина застряла на четвертом этаже и ни с места. Уснул там кто-то, что ли?

Андрей отвернулся, вновь задумался о своем. Диденко. Скорее всего Диденко попытаются убить. Не оставлять же его в живых. А улики подбрасывают специально, чтобы ни у кого потом вопросов не возникло. Кто убил, за что. Ясно, за что, за бумаги эти. «Лапша». Кража сертификатов, да еще с групповым убийством, — дело серьезное. И сработали его «профи». А «профи» пистолеты не теряют. Если только сами этого не хотят, конечно. Скажи об этом Павлу, сразу вскинется: «Диденко — не „лох“, а „профи“, „косящий“ под „лоха“». Да только это фигушки. Не стал бы «профи» пистолет бросать. Ни к чему это.

В шахте загудели, закрываясь, створки. Заурчал мотор. Андрей вздохнул, шумно выдохнул. Снова покосился на жэковских работников. Скользнул по ним взглядом и… почувствовал, как у него неприятно заныло под ложечкой. Обшлага у рукавов их рубашек едва ли не белоснежные — ладно. Брюки без жирных пятен и пузырей на коленях — тоже Бог с ними. Туфли, сияющие, как будто по ним бархоткой только что прошлись — в середине-то рабочего дня! — можно допустить, хотя это уже из области невероятного. Но руки! Ни чемоданчика, ни сумки. Ногти чистые, без налета трудовой грязи и непременных заусенцев. Да и кожа не задубевшая, мягкая, сразу видно. Ни следа въевшейся смазки.