В объятиях XX-го века. Воспоминания - Наталия Дмитриевна Ломовская

Вдруг в начале лета 1978 года Олечка нам объявила, что она выходит замуж за Мишу Фонштейна, своего троюродного брата, и ждет от него ребенка. Я была довольна, т. к. очень жалела, что мы в свое время не завели своего, а тут, пожалуйста, ребенок, и к тому же его и рожать не надо. Олины документы с просьбой сменить фамилию Фонштейн на Ломовскую еще лежали в Загсе, а она вдруг подает заявление в тот же Загс с просьбой зарегистрировать ее брак с Михаилом Фонштейном. Лёне долго пришлось объяснять сотрудникам Загса желание невесты остаться Ломовской. Так наша дочь и осталась Ломовской. Свадьбу сыграли в начале лета. Гостей собрали в ресторане «София» на площади Маяковского. Мы любили там фирменное блюдо этого ресторана — рагу из барашка. Были, в основном, родственники со стороны Фонштейнов и университетские друзья Оли и Миши. В середине вечера эта «фронда» поднялась и начала петь израильский гимн. Взрослые были в панике. Гимн допели до конца. Все прошло без последствий.

Миша сказал, что будет любить Олю до самой березки. Я поверила.

Ближе к осени в Москве в 1978 году состоялся 14-ый Международный Генетический конгресс. Долгих 40 лет его ждали отечественные генетики. Многие не дождались.

Съехалось много знаменитостей, в том числе и из Америки. Наверное, было не менее двух тысяч его участников. Заседания проходили, в основном, в Главном здании Московского университета. Часто на заседания мы ходили вместе с Олечкой, одетой в моё платье. В свои она уже не помещалась. Приехали и европейские коллеги-актиномицетчики, в их числе и Кит Четер. С ним мы обсуждали детали готовящегося к печати совместного обзора по генетике и молекулярной биологии бактериофагов Streptomyces. Обзор был опубликован в американском журнале Microbiological Review, 1980, vol. 44, p. 206–229. Его соавторами были Ломовская Н. Д. и Мкртумян Н. М. (Lomovskaya N., Chater K., Mkrtumian N.).

Заключительное заседание съезда проходило в кремлевском дворце съездов. После заседания состоялся грандиозный банкет. Помню сидящего в кресле Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского, поздороваться с которым выстроилась большая очередь из иностранцев. На следующий день вся наша актиномицетная компания поехала на экскурсию в бывшую усадьбу Голициных, а впоследствии Юсупова, Архангельское. Кто ее организовал, не помню. Провели там целый день, утомились и проголодались.

Вечером добрели до ресторана. Там в отдельном кабинете нас ждал роскошный стол с блюдами русской национальной кухни. Кто за это все платил, не помню. Ели, пили, много танцевали. Злые языки потом говорили, что Кит Четер даже опоздал на утренний самолет домой в Англию.

В это время Том Труст уже приехал в Москву из Вашингтона и стал работать в нашей лаборатории. Решили, что он присоединится к исследованию, начатому Валерием Даниленко, по идентификации генетических признаков плазмиды SCP2, изолированной из штамма Streptomyces coelicolor A3(2) в лаборатории Д. А. Хопвуда. Том нам всем очень нравился, работал четко, ни на что не жаловался, несмотря на то, что, наверное, вся обстановка была для него более, чем необычной. Жил он в маленькой тесной комнатке в гостинице на Мичуринском проспекте, часто, как и все мы, ходил пешком по грязной дороге в институт в больших ботах, надетых на ботинки. Его семья была родом из Эстонии, но он всегда твердо говорил, что он не эстонец., а американец. Зима 1978 года была очень суровой и холодной. В самые холодные дни под Новый 1979 год он поехал в Эстонию навестить своих родственников. Когда я приглашала его в гости к себе домой, там обязательно должен был присутствовать кто-то из официальных лиц. Жили мы с ним по соседству. Добираться до работы и обратно надо было с пересадками на трех троллейбусах. Часто после работы брали такси у метро Варшавская, доезжали до моего дома, я расплачивалась и давала ему еще один рубль, и он на этой же машине ехал к себе домой. Такси тогда еще стоили дешево.

Денег, наверное, у него было немного. Довольно часто он ездил в Американское посольство на Садовой, рассказывал, что оно обставлено старинной и очень красивой мебелью. Мне иногда казалось, что вернувшись в Америку, он напишет свои впечатления о жизни в Москве. Но он, слава богу, ничего не написал, и я ему была очень благодарна. Как-то он мне вскользь упомянул, что все, что он слышит здесь по радио, наверное, вещание на заграницу, т. к. русского языка он не знал, — сплошная пропаганда. Да, еще он рассказывал, что его мать — очень опытный врач, постоянно повышает свою квалификацию, следит за научными открытиями в своей области.

Единственное, что меня очень утомляло во время его пребывания, это постоянное ощущение слежки. Как ни странно, после общения с ним в течение целого года мой разговорный английский почти не улучшился, т. к. общение, в основном, касалось научных проблем. В конце его годового визита мы написали большую статью, и она была опубликована в американском журнале Journal of Bacteriology, 1979, v. 140: 359–368.Соавторами статьи были Т. Р. Труст, В. Н. Даниленко и Н. Д. Ломовская. Был материал и для второй статьи, и ее даже написали, но решили, что надо еще кое-что проверить и не стали посылать для публикации. В моей памяти и в памяти сотрудников нашей лаборатории Том остался как прекрасный человек и опытный и удачливый экспериментатор.

Когда я приехала в Америку в 1991 году, Арнольд Демейн организовал мне турне с лекциями в ряде американских университетов и фармакологических фирм. В. Вашингтоне меня встречал Эдвард Кац, бывший руководитель Тома Труста. После моей лекции в университете, в котором он работал, он, ничего не говоря, привез меня в дом Тома Труста. Оказалось, что Том практически сразу после приезда из Москвы полностью сменил свою специальность, получив медицинское образование. Он стал крупным хирургом-отолярингологом, имел уже очень симпатичную жену и троих детей. Мы прекрасно провели время в его доме с коллегами из лаборатории Эдварда Каца. Так я еще раз повидалась с Томом Трустом. С. Эдвардом Кацем переписывались, когда уже приехали в Америку, и вдруг я получаю письмо от его жены Ольги, что он неожиданно скончался от сердечного приступа. Ушел из жизни прекрасный, доброжелательный человек, известный ученый и педагог.

Как-то не очень давно мне рассказала Оля, что сын А. А. Нейфаха и Елены Лазовской, близкой Олиной подруги, Илья должен был оперироваться у отоляринголога. Жил и работал в