Франко. Краткая биография - Габриэлла Эшфорд Ходжес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крах англичан в Сингапуре 14 февраля 1942 года вызвал в окружении каудильо массу восторженных предсказаний неминуемой победы держав «оси». В то же время закрытие испанского нефтеперерабатывающего завода в Тенерифе из-за нехватки топлива вынудило Франко согласиться с тем, чтобы в дальнейшем все поставки нефти из США тщательно обеспечивались самими американцами. Штаты подозревали, что испанцы переправляют их топливо в Германию, несмотря на ее морскую блокаду. 13 февраля на встрече с Салазаром каудильо попытался помочь державам «оси» и приложил все силы, чтобы отравить отношения между португальским диктатором и Великобританией. Однако, несмотря на все его благородные усилия, немцы недоверчиво воспринимали заверения каудильо типа «если бы путь в Берлин был открыт, то не одна дивизия испанских добровольцев, а миллион отправились бы туда на помощь».
24 февраля 1942 года Франко узнал о смерти отца, которому было тогда восемьдесят четыре года. Напряженные отношения между ними так и не улучшились после смерти доньи Пилар. Застрявший в Эль-Ферроле на протяжении всей гражданской войны, дон Николас был в ужасе от жестокости, с которой националисты расправлялись с людьми, которых он знал. Племянница Франко Пилар (дочь его сестры), постоянно навещавшая деда в его мадридском доме, рассказывала, что после гражданской войны он стал ярым антифранкистом и питал сильнейшее отвращение к Гитлеру. По словам жены Пакона, Пилар де ла Роча, дон Николас «всячески поносил Франко в барах, которые регулярно посещал. Он говорил, что его сын и так-то не отличался большим умом, а после войны стал и того хуже. Он поносил Франко прямо на улицах, и его даже неоднократно задерживала полиция». Однажды дон Николас заявил своим друзьям: «Мой сын считает себя государственным деятелем и крупным политиком, поскольку так ему говорят лизоблюды, но ведь это же просто курам на смех». Как-то он сказал также: «Что мой сын знает о франкмасонах? Это общество известных и порядочных людей, гораздо умнее его и сильнее духом. Он мечет громы и молнии против них, обвиняя во всех смертных грехах. Может, тем самым он пытается скрыть собственные грехи?»
Такое поведение дона Николаса не слишком способствовало улучшению отношений между ним и его сыном Франсиско. В отличие от своего брата Николаса или семьи своей сестры Франсиско Франко отказался навещать отца даже во время его последней, мучительной болезни. Правда, он все же попросил брата Николаса послать к отцу священника для исповедания. Но дон Николас, который никогда не желал иметь ничего общего с церковью, прогнал его. Тогда к нему отправили падре Хосе Мариа Буларта, чтобы тот уговорил отца не заключать с Агустиной брака in articulo mortis[13]. Падре, которому был оказан прием, весьма далекий от сердечного, вспоминал, что «отец Франко оказался в высшей степени неприятным человеком с ужасным характером. Он попытался вышвырнуть меня из дома». После смерти отца мстительный Франко приказал Пакону забрать его тело. Когда по настоянию Агустины судья запретил это, были посланы гражданские гвардейцы, которые силой вырвали тело дона Николаса из рук бившейся в истерике Агустины. Франко, жаждавший спасти хоть что-нибудь из своих фантазий в духе фильма «Мы», устроил ему похороны с воинскими почестями, достойными героя, но сам он так и не смог заставить себя присутствовать на них. Однако Агустине и ее дочери каудильо из вредности не позволил участвовать в церемонии. По словам Салома, как только дон Николас умер, личные вещи Агустины были вынесены из дома в Эль-Ферроле.
Психиатр Энрике Гонсалес Дуро считает знаменательным тот факт, что после смерти отца Франко страстно желал заполучить его адмиральский жезл. Однако жезл был отдан Николасу благодаря настойчивости его сестры Пилар. Та напомнила, что «Пако — не морской офицер, и вообще Николас — старший в семье». Племянник Франко, Николас Франко де Побиль, вспоминал позднее: «У моего дяди была навязчивая идея — забрать у моего отца жезл. Такой жезл вручался морским офицерам при повышении в звании. Мой отец унаследовал также саблю, но, как ни странно, она дядю не интересовала». Дуро делает вывод, что «генералиссимус не смог унаследовать жезл-фаллос и тем самым символически навсегда остался лишенным мужского достоинства».
В надежде обрести потенцию иным путем Франко возобновил попытки ассоциироваться с другими, более «мужественными», фашистскими державами. Разразившись неописуемыми восторгами по поводу нападения японцев на Перл-Харбор, Франко подтвердил решимость Испании встать рядом с Германией в ее борьбе против коммунизма. Его свояк был более осмотрительным. Понимая, что вступление Соединенных Штатов в войну не сулило ничего хорошего для держав «оси», Серрано Суньер дал неожиданно энергичные заверения американцам, что его страна останется нейтральной, хотя и с небольшой оговоркой — мол, вряд ли будет разумным, «если Испания начнет портить отношения с Германией именно на этом этапе истории человечества». Через американское и британское посольства в Мадриде стала проводиться в жизнь политика, предоставлявшая Великобритании и США исключительное право на приобретение в Испании вольфрама и других металлов, которые до того составляли значительную часть военных поставок в Германию.
Франко обратил гнев и жажду мести, вызванные смертью отца, на внутреннего противника. Так, в середине апреля он неожиданно оперативно разобрался с назревавшим недовольством военных, отправив в отставку генерала-монархиста Эспиносу де лос Монтероса, которого он, наряду с Кинделаном и Оргасом, подозревал в подготовке антифранкистского переворота. Формальным предлогом послужило зажигательное выступление генерала, обличавшее «вероломство и непомерные амбиции» Серрано Суньера. Но чтобы Серрано не обольщался на свой счет, Франко тут же уволил его политического секретаря, вменив тому в вину гомосексуальные наклонности.
Скрытая напряженность между Франко и его свояком вырвалась наружу, когда на улицах Памплоны, Бургоса и Севильи произошли столкновения между армейскими офицерами и фалангистскими студентами. Военный министр генерал Варела в резкой форме обвинил в тупости и профессиональной непригодности фалангистских чиновников, наносящих ущерб стране, а певец фалангистов, поэт Дионисио Ридруэхо, вернувшийся в конце мая из «голубой дивизии» по причине ранения, выразил Франко свою глубокую удрученность уровнем коррупции режима. Генералиссимус же тем временем думал совсем о другом.
После смерти отца поведение Франко вызвало слухи, что он готов провозгласить себя королем. В конце мая 1942 года каудильо приехал в замок Изабеллы Католической, чьей «тоталитарной и фашистской политикой» он не уставал восхищаться, в Медина-дель-Кампо, чтобы открыть школу подготовки женской секции фаланги.
