Девушка полночи - Катажина Бонда

Саша задумалась, записала эту информацию в блокноте.

Эльжбета вынула альбом, чтобы показать все семейные рождественские фотографии.

– Время. – Она потерла глаза. – Дети росли, а мы старели.

Залусская рассматривала фотографии. Она заметила, что, когда семья лишилась Моники и Пшемека, праздник казался уже не таким радостным. Но через несколько лет все вернулось в норму. Почти вернулось. В последующие годы детей на фото становилось все меньше.

– Учеба, работа, свои дела… Я понимаю. – Мать шмыгнула носом.

Саша поняла, что Эльжбета уже бабушка. К Анете, второй после Моники дочери Мазуркевичей, льнула маленькая девочка. Рядом стоял невысокий симпатичный брюнет. Голова наклонена, черты лица не очень хорошо просматриваются. Он обнимал молодую женщину одной рукой. Саша просмотрела остальные фотографии. Похоже было, что из всех детей Мазуркевичей только у Анеты есть ребенок. Причем ни на одной из поздних фотографий ни самого ребенка, ни его отца не было.

– Монике сейчас было бы тридцать шесть лет, Пшемеку – тридцать восемь.

– А Игла? – спросила Саша. – Янек Вишневский. Вы помните его?

– Я не помню этого мальчика, – покачала головой Эльжбета. – Он никогда у нас не бывал.

Саша взглянула на Аркадия, но и в его глазах тоже увидела пустоту. Когда случилась эта трагедия, ему было пятнадцать лет. Она взяла все материалы, какие у них были по этому делу, и пообещала, что вернет весь комплект сразу после того, как сделает копии.

– Знаете, я бы только хотела узнать, зачем кому-то понадобилось совершить такое, – сказала Эльжбета. – Я не верю в то, что это были несчастные случаи. Это не должно было случиться. Еще немного, и я пошатнулась бы в своей вере. Эдвард уже не ходит в костел. Говорит, что не может смотреть спокойно на эту черную мафию. Видимо, у Бога был какой-то свой план относительно нас, – закончила она.

– Интересно, какой? – возмутился Аркадий. – Мама, не начинай.

– А Старонь? – перебила его Саша. – Вы говорили с ним? Эльжбета наклонила голову:

– Он как-то пришел, когда был уже в семинарии, перед рукоположением в священнослужители. Просил простить его. Я не была готова сделать это. Сказала, что не хочу разговаривать, а муж прогнал его из нашего дома. Кажется, даже пригрозил, что убьет, собирался стрелять. Я едва его оттащила, настолько он взбесился. Больше Мартин никогда не пытался связаться с нами. Но теперь, когда я вижу его иногда, уже как священника, по телевизору, мне бывает жаль его. Не знаю, в чем состояло его участие в этой истории, но я простила его. Иначе просто не смогла бы жить дальше. И я не верю в то, что он смог бы сделать что-то настолько ужасное. Это не он. Человек, который делает столько добра, не может быть плохим.

– Я не знаю. – Аркадий развел руками. Взял ребрышко и стал обгрызать его.

У Залусской создалось впечатление, что он сомневается, хочет что-то сказать. Мать тоже была удивлена. Когда он все-таки начал говорить, она согласно кивнула…

– Вы лучше никому этого не рассказывайте, но я однажды воспользовался служебным положением и вызвал его в участок. Сказал, что появились новые обстоятельства, поэтому необходимо задать ему несколько вопросов. Мне очень хотелось пролить свет на это дело. Он сразу же приехал. Я, конечно, не сказал, что Пшемек – мой брат, но он все равно узнал меня.

– Ты весь в отца, так же как и Моника, – вставила мать.

Аркадий махнул рукой и продолжил:

– Все это было странно. Он расстроился, что в деле не появилось ничего нового. Никаких претензий за ложный вызов у него не было. Только попросил меня, чтобы я уговорил отца встретиться с ним, что ему необходимо наше прощение. Я не смог его простить. Отец тоже отказался.

– Это он убил?

– Он считает, что из-за него они погибли. Говорит, что это он должен был погибнуть. Но тогда я был еще не очень опытным следователем.

– Значит, теперь я с ним поговорю, – решила Саша. – Есть ли еще что-то важное?

– Кажется, нет, – немного подумав, произнес Аркадий и указал на папку: – Здесь все. Разве что… Возможно, есть еще кое-что. Или, скорее, кое-кто, кто знает правду. Мартин полностью прекратил общение со своей семьей. Его мать умерла через несколько лет после случившегося. К отцу он не ездит, а тот, между прочим, очень даже неплохо устроился. Сразу после освобождения из тюрьмы открыл фирменный автосалон. У него несколько филиалов по всей Польше, он торгует американскими внедорожниками. Это очень богатый человек. Может быть, он вам поможет. Думаю, что он в курсе того, что же тогда произошло. Он же был в центре событий. Может, через столько лет решится что-то рассказать? Если, например, вы пообещаете ему, что сын встретится с ним?

– Отец Староня сидел в тюрьме?

Аркадий рассмеялся:

– Это был придворный механик Слона, они, можно сказать, родственники. Колесо фортуны. Show must go on. Знаете, почему мой отец так взбесился, когда Мартин пришел к нам извиняться? Он считал его мажором, который вместо того, чтобы сидеть на нарах, катается как сыр в масле и избегает наказания.

Саша осмотрелась.

– А ваш отец? С ним я тоже хотела бы побеседовать.

– Хорошая идея, – поддержал Арик. – Папа знает больше нас всех, хотя уже давно потерял надежду, что это дело когда-нибудь раскроют. Он дальнобойщик, сразу после завтрака в Пасху поехал в Беларусь, вернется через неделю.

– В Пасху утром? У вашего отца есть разрешение на оружие? – спросила Саша.

– На охотничье, – кивнула Эльжбета.

– И на спортивное, – добавил сын. – Он часто бывает в тире, у него есть карта члена стрелкового клуба.

– Но я не разрешаю ему держать эти трофеи дома. Он снял какой-то гараж в районе Халлера, там где когда-то жил Слон с семьей. Этот дом давно продали. У мужа там небольшое помещение, он устроил себе в нем охотничий рай. Никто из нас там не бывает. Я не могу смотреть на чучела животных. Мне достаточно того, что я вынуждена разделывать и морозить это мясо.

Залусская сглотнула. Съеденный ею обед чуть не выскочил назад. Эльжбета замолчала, глядя на психолога с нескрываемой надеждой.

– Вы считаете, что такое старое дело еще возможно распутать?

– Это зависит от того, удастся ли мне добраться до определенных людей, и от того, пойдут ли они на сотрудничество, – заявила Саша. Она собрала документы, сунула их в сумку, встала и указала на стол. – Прекрасный обед. Я с детства не ела ничего более вкусного. – Она улыбнулась.

– Вы далеко пойдете, – сказала Эльжбета.

– Я и так уже прошла достаточно длинный путь, – ответила Саша и указала на Аркадия. – Вы можете гордиться своим сыном.

Буль лежал на нарах, накрытый тонким тюремным одеялом, и дрожал. Он давно так не боялся. Возможно, что даже и никогда. Он действительно был в «Игле» в то фатальное утро. Видел тела Янека и Изы, она была еще жива. Ему нужно было добить ее, и он сокрушался, что не сделал этого. Взвесив все за и против, решил тихо и быстро удалиться с места трагедии. Наверное, она видела его. У него в руках было оружие, но он не стрелял. Слишком поздно приехал. Тогда он разозлился, прежде всего из-за того, что кто-то испортил все дело. Кроме того, Ланге, которая, по идее, должна была направить полицию по ложному следу, выпустили, благодаря Пиле – известной в городе адвокатессе, много лет проработавшей в качестве обвинителя в Окружном суде. Буль понятия не имел, кто и почему помог Люции. Ему было известно прошлое барменши. Он был уверен, что она не выдаст его, возьмет деньги и, в крайнем случае, во время процесса начнет что-то «вспоминать», но будет уже поздно. Недооценил он также и военного, ему и в голову не могло прийти, что этот сумасшедший снимает все и всех на камеру, да еще и доносит в полицию. По идее, он должен бояться, раньше угрозы работали, но, видимо, кто-то обеспечил ему крышу. Буль подозревал в этом нескольких человек. Надо будет убрать Габрыся первым, как только удастся выйти отсюда. Какой-нибудь несчастный случай, прямо в этой его маске, будет в самый раз. Буль улыбнулся, подумав об этом.

Все остальное шло согласно плану. Перчатка Люции, пронумерованные банкноты в ее квартире, копия ее ключа, увольнение как мотив. Проблема была в том, что дело вышло из-под контроля и, хотя Буль начал игру, управляет ею кто-то другой.

Ему было страшно, так как это могло означать только одно: ему вынесен приговор. Не имеет значения, сдаст ли он кого-нибудь или будет молчать. Если даже он пойдет на сотрудничество и выйдет из этого «обезьянника», за первым же углом его собьет машина или случайно упадет на голову кирпич. Или, например, он пойдет в бассейн и захлебнется в джакузи или пропадет без вести на отдыхе в Греции. Тело так и не найдут. До него обязательно доберутся, Буль слишком много знает.

Он не верил, что Тамара донесла на него. Она ни о чем не знала. Валигура блефовал и таким образом дал Булю понять, что его дело плохо. С Тамарой его объединяло только несколько договоренностей. Но они были настолько значимыми, что Тамара никогда не решилась бы этого сделать. Если он пойдет на дно, то она отправится вместе с ним. Собственно, она все равно не унаследует ничего из его имущества, так как у них подписан брачный договор. Однако неуверенность, подтвердит ли жена его алиби, осталась. Может, она действительно с кем-то связалась. Всегда умела ориентироваться в чрезвычайных ситуациях. Жизнь научила ее выживать в самых ужасных условиях. Но все-таки Буль убеждал себя в том, что Тамара бы этого не сделала.