Тени Киновари - Линн Абби

Он уснул в неудобном положении, лежа на кровати, которая была тверже камня. Все суставы его тела болели и жаловались, когда он зевнул, просыпаясьНо он проснулся. Павек знал, что он проснулся; более того, он знал, что жив. Он помнил Кодеш и как опустил руку в ведро с водой, надевясь умереть раньше, чем Хаману схватит его. Это были его последние воспоминания, но он не умер. По меньшей мере Павек не помнил как умирал, хотя предполагается, что ничто после смерти вспомнить невозможно, именно поэтому он и опустил руку в ведро: он не хотел быть живым — чувствующим и помнящим — когда Хаману найдет его.

Может ли быть так, что он умер и возвращен к жизни? Хаману мог превратить жизнь в смерть бесчисленным количеством способов, но насколько мог понять Павек из истории, легенд и черных слухов, даже Король-Лев не мог превратить смерть в жизнь. Умный человек никогда не поставит свою жизнью против силы короля-волшебника. Тем не менее Павек готов был держать пари, что он не умерХотя он почти хотел бы рискнуть и поклясться, что Хаману не нашел его. То, что Павек увидел, открыв глаза, было очень похоже на Квирайт: дом из одной комнаты, стены, сплетенные из ивовых прутьев и соломенная крыша. Дверь была закрыта, а окно открыто. Со своей очень жесткой кровати он мог видеть ветки, покрытые листьями, и безоблачное небо.

Павек подумал о том, чтобы встать, но прежде всего надо подумать: должна же быть причина, по которой последней вешью, которую он помнил, была рука, свесившаяся в ведро. Она не болела тогда, несмотря на все те раны, которые наделал взорвавшийся медальон, не болит и сейчас. Глубоко вздохнув, Павек поднял левую руку в воздух, на солнечный свет, и в полном изумлении выкрутил ее направо и налево. Ладонь, суставы, костяшки пальцев, его изувеченная рука полностью восстановилась. Движения и ощущения были такие, как будто с рукой ничего не случилось. Кончик каждого пальца послушно коснулся кончика большого.

Его уже лечили раньше — несколько раз в лазарете темпларов и однажды в неизвестном подземном убежище — и у него осталось достаточно шрамов, чтобы доказать это. Но на руке Павека не было шрамов — по меньшей мере тех шрамов, которые он ожидал. Тщательное сравнение с правой рукой открыло потрясающую симметрию: каждый шрам, который был на правой руке, повторялся и на левой, а те шрамы, которые были на левой раньше, исчезли.

Любое исцеление это чудо, того сорта или другого, но это заклинание вообще было за пределами понимания Павека. Он встал с кровати, подошел к окну, где было больше света — результат остался тем же, его руки абсолютно одинаковы, зеркальный образ одна другой.

Павек был жив, здоров и достаточно мудр, чтобы не терять времени, пытаясь понять свою счастливую судьбу. Держась обеими руками за подоконник, он высунулся наружу, чтобы получше осмотреть окрестности. Там были не поля, а стены, и за деревом, которое он видел из кровати, стояли стены особняка, постоенные из четырех рядов одинаковых камней, каждый из которых был высотой в человека. И слабые звуки, приходившие из-за стены, были звуками города, Урика. Павек знал стены Урика так же хорошо, как и любой другой, проводящий на них каждую пятнадцатую ночь на страже под светом лун. Он знал, как стены соединяются, и знал, что единственное место, откуда он мог видеть именно эти стены, находится во дворце, что означало Хаману, а это в свою очередь означало, что он на самом деле умер.

Да, похоже в этой азартной игре ему не повезло.

Сандалии лежали на грязном полу около кровати, а одежда, точно такая же прекрасная льняная одежда, как та, которую он изорвал в Кодеше, висела на колышке этой невероятной деревенской двери. Павек даже не удивился, обнаружив золотой медальон старшего темплара, висевший под ней. Когда он закончил одеваться и пригладил волосы пальцами — он не нуждался ни в ванне ни в бритве, и это сказало ему кое-что о времени, протекшем с момента событий в Кодеше или о качестве ухода за ним — он сунул голову в золотую петлю и открыл дверь.

— А, наконец-то ты проснулся!

Голос пришел от человека-мужчины, примерно его возраста и сложения, хотя и более красивого, человека, который шлепнул руками по бедрам, стоя около каменной скамьи.

— Как ты себя чувствуешь? Как рука?

Павек протянул руку вперед и пошевелил пальцами. — Хорошо, как новая…не хуже другой.

Улыбка скользнула по губам незнакомца. Павек вздохнул и опустился на колени.

— Тысяча благодарностей, Великий Лорд и Всемогущий Король. Я не заслужил таких чудес.

— Хорошо — то я сомневался, что ты хоть когда-нибудь и хоть в чем-либо согласишься со мной.

Все еще стоя на коленях, Павек уставился на свою левую руку и потряс головой. — Великий Король, я очень благодарен, но я был, есть, и всегда буду тупоголовым и упрямым болваном.

— Но честным болваном, а в наше время это очень редкое качество. Я не слепой, Лорд Павек. Я знаю, что делают от моего имени. Я все, что ты можешь представить себе, и еще много чего, что не можешь. Элабон Экриссар забавлял меня; у меня на него были большие надежды. Я и не надеялся на честного болвана, достойного было бы вполне достаточно. Но хотя бы для спасибо, Лорд Павек — разве ты не мог просто взглянуть на эту карту?

Когда стоишь на колене, падать невысоко, какая удача для Павека. — Разве я не умер, Великий Король? Я ничего не помню. Я был мертв? Этот ярко-рыжий жрец — я так и не узнал его имени — он не… А вы не…

— Я не что, Лорд Павек? Смотри на меня!

С тоской и ужасом Павек заглянул в глаза Короля-Льва.

— Так ты на самом деле думаешь, что я должен убить человека, чтобы разобраться в его воспоминаниях? Ты думаешь, что я должен оставить его бормочущим идиотом? Посмотри на свою руку еще раз, Лорд Павек. Вот то, что я могу сделать. Был ли ты мертв? Разве это важно? Сейчас ты жив — и упрям как всегда.

— Тысяча лет, Лорд Павек. Тысяча лет. Я знал, как убить человека, когда был моложе, чем ты сейчас. Я убил больше людей, чем могу сосчитать; вот это и есть сущность скуки, Лорд Павек. Каждая смерть одинакова. Каждая жизнь отличается. Каждая рука отличается.

Павек тяжело сглотнул, беспокойно оскалил зубы и сказал, — Мои нет, Великий Король — больше нет.

Хаману захохотал, раздался львиный рык. Его человеческая личина сползла с него, вместе с раскатами непринужденного хохота. Король-Лев стал выше, шире, превратился в желтоглазого тирана Урика с черной гривой, портрет которого глядел с внешних стен города. Он смеялся до тех пор, пока, как у обычного смертного, у него не заболели ребра и, схватившись на бока, он не грохнулся на свою скамью.

Земля вздрогнула, когда камень принял на себя его вес.

— Ты развеселил меня, Лорд Павек. Нет, ты не умирал. Ты подошел очень близко, но этот маленький жрец не дал тебе уйти. Когда я появился там, он держал тебя только твоей любовью к матери, и ничем больше. Я изьявил ему мою благодарность, и он имел достаточно ума чтобы принять то, что я предложил ему. О, между нами, мы могли бы выдернуть тебя обратно, если бы ты уже ускользнул, но оно того не стоит. Поверь мне, я знаю.