Хранительница тайн - Кейт Мортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй!
Лорел охнула и подпрыгнула. На лестнице, заглядывая в дверной проем, стоял хохочущий Джерри.
– Ой, Лол, – сказал он, качая головой. – Видела бы ты свое лицо!
– Да, я уверена, это было очень смешно.
– Очень!
Сердце у Лорел по-прежнему колотилось.
– Для ребенка, возможно. – Она глянула на пустую дорогу. – Как ты сюда попал? Я не слышала машины.
– Мы разрабатываем телепортацию. Знаешь, когда материю разлагают в ничто и пересылают на расстояние. Вроде получается, хотя, кажется, левое полушарие моего мозга осталось в Кембридже.
Лорел улыбнулась с преувеличенным терпением. Как ни рада она была видеть брата, шутить ей хотелось меньше всего.
– Тебе не нравится. Ладно. Я добрался до города на автобусе и дальше пешком.
Джерри пролез в дом и уселся рядом с ней, похожий на тощего косматого великана. Он долго тянул шею, оглядываясь по сторонам.
– Господи, как давно я здесь не был. Чудесно ты тут обжилась, кстати сказать.
– Джерри.
– Я хочу сказать, твоя лондонская квартира тоже мне нравится, но здесь меньше искусственного лоска, больше естественности.
– Ты закончил? – сурово спросила Лорел.
Джерри картинно задумался, постукивая себя по подбородку, затем откинул со лба непослушную прядь волос.
– Знаешь, кажется, да.
– Хорошо. Тогда, может быть, ты соблаговолишь рассказать, что выяснил в Лондоне? Не хочу показаться невежливой, но я пытаюсь распутать очень важную семейную тайну.
– Ладно, коли ты так сегодня настроена…
У него была зеленая холщовая сумка через плечо. Теперь он снял ее и длинными пальцами извлек наружу ежедневник. Лорел прикусила язык и не сказала, как ужасно выглядят торчащие в разные стороны листочки, клейкие закладки и пятно от кофейной чашки прямо на обложке. Раз Джерри защитил докторскую, наверное, он умеет делать выписки и даже находить их потом в этой помойке.
– Пока ты роешься, – нарочито бодро произнесла она. – Меня смутили твои слова по телефону.
– М-м-м? – Джерри все еще задумчиво перебирал листочки.
– Ты сказал, Дороти и Вивьен были едва знакомы. И уж точно не дружили.
– Да.
– Я просто… извини, я просто не понимаю, как такое возможно. Ты ничего не перепутал? – Она указала на фотографию улыбающихся девушек. – Что ты на это скажешь?
Джерри взял фотографию.
– Скажу, что они обе – очень красивые молодые особы. Качество пленки с тех пор заметно улучшилось. Технология черно-белой фотографии в сравнении с цветной…
– Джерри. – В голове Лорел явственно звучало предостережение.
– И… – Он протянул фотографию обратно, – я могу сказать точно, что семьдесят лет назад наша мама и другая девушка, стоя под ручку, улыбнулись в объектив.
Чертово научное мышление! Лорел скривилась.
– А это? – Она раскрыла «Питера Пэна» и ткнула пальцем во фронтиспис. – Здесь дарственная надпись. Смотри.
Джерри положил ежедневник на колени, взял книгу и прочел вслух: – «Дороти. Истинный друг – это свет в ночи. Вивьен».
Лорел понимала, что стыдно поддаваться мелочному чувству, и все равно не могла сдержать торжество.
– Это уже труднее оспорить, а?
Джерри упер большой палец в ямочку на щеке и задумчиво нахмурился.
– Да, согласен, это чуть похитрее.
Он поднес книгу ближе к глазам, поднял брови, всматриваясь, потом чуть наклонил ее к свету и, наконец, широко улыбнулся.
– Что такое? – спросила Лорел. – Что ты там увидел?
– Разумеется, ты не заметила. Люди гуманитарного склада вообще не очень наблюдательны.
– Джерри!
Он вернул ей книгу.
– Приглядись внимательнее. Текст написан разными авторучками.
Лорел пересела под окно, чтобы свет падал на книгу, поправила очки и всмотрелась в надпись.
Да, плохой из нее детектив. Лорел не понимала, как не видела этого раньше: слова о дружбе были написаны одной ручкой, имя «Дороти» – другой, тоже черными чернилами, но более тонким пером. Может, в авторучке кончились чернила и пришлось ее сменить? Какая-то уж слишком большая натяжка…
Лорел поняла, что хватается за соломинку, и ей сделалось стыдно, тем более что теперь она явно видела: почерк тоже немного отличается.
Дрогнувшим голосом она прошептала:
– Ты считаешь, мама вписала свое имя поверх надписи? Чтобы казалось, будто Вивьен подарила книгу ей?
– Я ничего не считаю. Я просто говорю, что текст написан двумя разными авторучками. Хотя в свете того, что пишет доктор Руфус, твоя гипотеза вполне правдоподобна.
– Да, – сказала Лорел, закрывая книгу. – Доктор Руфус. Расскажи все, что ты у него нашел про… – она помахала пальцами, – про мамины навязчивые состояния.
– Во-первых, это были не навязчивые состояния, а самые обычные навязчивые идеи.
– А что, между ними есть разница?
– Есть. Первое – диагноз, второе – свойство характера. Доктор Руфус отмечает мамины странности, но его пациенткой она не была – просто дружила в детстве с его дочерью. Мама ему нравилась, и он продолжал следить за ее жизнью, даже когда она выросла и уехала из Ковентри.
Лорел взглянула на фотографию молодой красавицы мамы.
– Неудивительно.
– Они регулярно встречались за ланчем…
– И он записывал все, что от нее услышал? Хорош друг.
– По крайней мере, для нас это оказалось очень полезно.
Лорел вынуждена была согласиться.
Джерри закрыл ежедневник и, глядя на приклеенный сверху желтый листок, продолжал:
– Согласно доктору Лайонелу Руфусу, она всегда была девочка компанейская, веселая и большая выдумщица – собственно, такая мама, какой мы ее знаем. Она росла в самой обычной семье, но при этом сочиняла себе другую, сказочную жизнь. Впервые доктор Руфус заинтересовался ею, потому что изучал нарциссизм…
– Нарциссизм?!
– …и в особенности роль фантазий как защитного механизма. Он заметил, что некоторые слова и поступки мамы, тогда еще подростка, укладываются в те закономерности, которые он исследовал. Ничего исключительного, просто определенный уровень самовлюбленности, потребность во всеобщем обожании, склонность считать себя особенной, мечтать об успехе и популярности…
– По-моему, все подростки такие.
– Вот именно. Это подвижная шкала. Некоторые нарциссические черты обычны и нормальны. Более того, есть люди, которые обращают эти черты в нечто такое, что приносит им общественное признание.
– Какие люди?
– Ну, не знаю. Актеры… – Джерри озорно улыбнулся. – Серьезно, в чем бы ни убеждал нас Караваджо, нарциссизм – это не просто смотреть в зеркало весь день.
– Да уж. Иначе Дафне пришлось бы от него лечиться.
– Однако люди, имеющие склонность к нарциссизму, подвержены навязчивым идеям и фантазиям.
– Скажем, выдумывают себе дружбу с людьми, которыми восхищаются?
– Да, именно так. Обычно такой невинный самообман проходит со временем, однако бывает, что реальность разрушает фантазию (скажем так, что-то разбивает зеркало), и тогда люди нарциссического типа склонны считать себя глубоко обиженными.
– И мстить?
– Да. Хотя в их глазах это не месть, а восстановление справедливости.
Лорел закурила.
– Руфус не очень-то входит в подробности, но, как я понял, в начале сороковых, когда маме было лет девятнадцать, у нее развились две главные фантазии. Первая: будто старая аристократка, у которой она служила компаньонкой, любит ее как дочь и намерена оставить ей в наследство огромное фамильное состояние…
– А та не оставила?
Джерри склонил голову набок, терпеливо дождался, пока Лорел скажет: «Ну да, конечно», и продолжил:
– Вторая – воображаемая дружба с Вивьен. Они были знакомы, просто совсем не так близко, как рисовала мама в своих мечтах.
– А потом что-то разрушило эти мечты?
Джерри кивнул.
– Руфус пишет, что Вивьен Дженкинс «унизила» маму. Он не упоминает обстоятельств, но, как я понял, Вивьен прилюдно сказала, что они незнакомы. Мама обиделась, расстроилась и разозлилась, а примерно месяц спустя он узнал, что она придумала какой-то план «чтобы все получили по заслугам».
– Мама ему сказала?
– Вряд ли. – Джерри заглянул в свои выписки. – Руфус не указывает свой источник, но по тому, как составлено предложение, я понял, что сведения поступили не напрямик от мамы.
Лорел втянула угол губ и задумалась. Выражение «по заслугам» заставило ее вспомнить разговор с Китти Баркер и особенно рассказ старухи про танцы, на которые Долли пришла с подругой детства из Ковентри и, как безумная, твердила про какой-то план. Лорел глубоко затянулась сигаретой. Очевидно, подруга из Ковентри – дочь доктора Руфуса. Она потом и рассказала обо всем отцу.
Бедная мама! Одна подруга от нее отвернулась, другая за нею шпионила. Лорел прекрасно помнила всю силу своих подростковых мечтаний и фантазий. Насколько легче стало, когда она сделалась актрисой и смогла направить их в творческое русло. А вот у Дороти такой возможности не было…