Некроманты (сборник) - Вячеслав Бакулин

– Можно уехать в другой город…

– Сейчас везде «Задница».

– Тебе-то чего об этом думать? Это вот мне надо бояться «Задницы», – скорбно протянул тафгай.

Я вздохнул. Да, один из нас зомби, так что проблема работы его не волнует. Мы снова замолчали.

– А зомби хотят есть? – не выдержал я. Наверное, это был невежливый вопрос, но я надеялся, что Стас меня простит.

– Хотят. Но еда им не жизненно необходима.

– Когда выберемся отсюда, я буду долго пить. Чистую холодную воду, – перед моим взором летали чаны с водой, манили, дразнили и исчезали, как только я протягивал руку.

Стас бросил: «Я скоро», – и выскользнул из подвала. На мгновение отодвинулись доски, прикрывающие вход, и я увидел на небе звезды. Красиво. Увижу ли я их еще? От жажды и голода мысли путались, сознание уплывало. Я забывал, где я, куда мы идем, кто рядом со мной. Мерещилось, что со всех сторон зомбяки и они стучат по моей голове, я кричу, но они не обращают внимания.

– На, – Стас протянул мне что-то теплое, оно билось в его широкой ладони, запах крови ударил в нос, я подскочил.

– Что за черт?

Стас держал умирающую крысу.

– Тебе надо поесть. Иначе конец.

– Я не хочу жрать это, – хотя проснувшиеся инстинкты пещерного человека кричали, что мясо и кровь – это еда и питье, меня трясло от отвращения. – Ешь ты, тебе нужней!

Он покачал головой.

– Я… уже… – сглотнул он. – Ешь. Нам тут еще долго сидеть. Улицы кишат патрулями.

Я заметил следы крови на его подбородке. Так, значит, он понял, что теряет человеческий облик, и нашел кровь. Спасибо, что крысы, а не мою… Крысы ли? Не встретил ли он человека во время своей «разведки», а меня милостиво не стал кормить сердцем или печенью?

– Ешь, – повторил он. – Ты же не хочешь сдохнуть тут? Мы уже четвертые сутки без воды и еды. Выпей хотя бы это.

Он был прав. Я протянул ладони. Крыса уже почти не дергалась, лишь чуть подрагивала. Жизнь стремительно покидала ее. Я закрыл глаза. Стараясь не думать о том, что это, вонзил зубы в тонкую шею. Теплая соленая жидкость потекла в рот, вливая в меня силы. Я остро осознал: дойду. Буду жрать крыс, спать в кошачьем и собачьем дерьме, отбиваться от зомби рука об руку с зомби, но дойду.

Патрули ушли к вечеру шестого дня, но граница города, конечно, светилась от фонариков Z-войск. Нам понадобилась половина ночи, чтобы найти дыру – все же это наш город, и мы его знаем лучше!

– Ну что, надо решать, кто из нас выходит отсюда, – закусив губу и опустив взгляд, сказал Стас. – Извини, но я тебя не выпущу.

– Ты обалдел, да? Ты хочешь выйти наружу?! – сделал я ударение на последнем слове. – Ты же сейчас все соображаешь, неужели готов рискнуть обычными жителями?

– Ты о чем? – вскинул он голову.

– Ты же зомбяк! – в сердцах выпалил я. – Тебе нельзя туда!

– Я?! – Его и так большие глаза стали чуть ли не в половину лица. – Это ты зомбяк!

Мы замолчали, уставившись друг на друга.

– Бро, я все понимаю, тебе тяжело это принять, особенно сейчас, когда, напившись крови, ты чувствуешь себя человеком, но… я сожалею.

– Так ты не помнишь, – тихо протянул он. – Не помнишь, как спас меня?

Что он такое несет? Это он о походе до границы? Или…

– Примерно месяц назад мы с тобой работали с кабиной, и ее повело. Полтонны начало падать, сорвавшись с конвейерной ленты, и ты среагировал первым – вытолкнул меня из-под нее. Сам тоже попытался отпрыгнуть, но чуток не успел. Не возился бы со мной – успел бы. Тебя не придавило, нет, только чуть чиркнуло острым углом по виску. Врачи сказали, ты умер сразу, ничего не почувствовав. Шухер стоял страшный, смерть на рабочем месте, все дела…

Стас нашарил на земле осколки битой бутылки, выбрал почище, обтер о рубашку и размашисто резанул себя по предплечью. По руке тут же потекли красные струйки. Стас стоял, не шевелясь, только на щеках появились две мокрые дорожки.

Я молча поднял другой осколок, закатал рукав по локоть и чирканул себя. Стекло глубоко разрезало мясо, но я не почувствовал боли. Рука осталась сухая. Чирканул еще раз, рядом, сильнее и глубже, но с тем же результатом. Хотел порезать третий раз, но Стас перехватил мою руку.

– Я… я… этого не может быть! Я все помню! Я человек!

– Что ты помнишь? С какого момента?

Я напряг память, которая начала мне подбрасывать картинки. Работа на заводе. Общага. Обед. Работа на заводе. Я знал, кто я, откуда, помнил свою мать и Стаса, но не мог докопаться ни до одного воспоминания ранее двух последних недель. Что я делал в детстве? Где учился? С кем впервые поцеловался? Как я… умер? Ничего. Вот только… Я вспомнил ночной двор, единственный тусклый желтый фонарь и сгорбленную фигурку человека. Как я там оказался? Не помню. Помню вкус живой крови во рту и блаженство.

– Стас, я… я не знаю, что мне теперь делать?

– А чего ты хочешь?

– Спать. Долго-долго. Всегда.

– Ты можешь вернуться на работу. В отличие от меня, ты ценный сотрудник, – грустно улыбнулся тафгай.

Я покачал головой.

– Я устал. Я всю жизнь завинчивал гайки на конвейере. Не хочу делать это еще и после смерти.

– Уверен на все сто? – спросил он.

– Да.

Мы крепко обнялись на прощанье, и я еще долго смотрел вслед ускользающей тени, опасаясь услышать звук выстрелов, крики Z-бойцов, увидеть свет их ярких фонариков. Но тишину не нарушили даже цикады. Стасу все же удалось выйти из города незамеченным, и это было хорошо. Значит, не зря я еще немного пожил. Теперь пора на покой.

Я осмотрелся. Бутылки, фантики, куски бетона и другой хлам. Нет, здесь мне умирать не хотелось. В последнее время я уже плохо соображал, мало что помнил, но одно воспоминание бередило душу. Тихо, стараясь не привлекать внимания, я двинулся обратно, на завод.

Путь назад оказался легче: многие зомбяки либо погибли во время первых дней схваток, либо отупели без крови и растеряли агрессию. Несколько раз я дергался, вскидывая обрезок трубы, но на меня никто не нападал. Z-патрули тоже встречались реже, так что при должной внимательности не составляло большого труда вовремя спрятаться.

Я шел всю ночь, с рассветом укрылся в подвале и выбрался лишь к вечеру. Очень не хотелось куда-то идти. «Зачем? – спрашивал я себя и не находил ответа. – Чем плох этот подвал? Какая разница, где умирать?» Но все же стряхнул оцепенение и побрел. Внимание притупилось, я шел, почти не прячась, мне было все равно, поэтому и наткнулся на него. Не было времени разбирать, кто это: туповатый зомби, жаждущий крови, или человек, желающий размозжить голову еще одному зомбяку. Я поднял свое оружие и пошел вперед. Из нас действительно получились бы хорошие воины! Всего несколько дней драк, и у меня появилась сноровка, страха не было, боли тоже, как и сожаления. Я смотрел на застывшие голубые глаза молодого парня, из горла которого вырывалась толчками кровь, и ничего не чувствовал. Наверное, он имел больше прав на жизнь, чем я, наверное, по нему будут плакать близкие, но меня это не волновало. Я имел право на смерть, и никто его у меня не отберет!

Чем ближе к заводу, тем меньше на пути встречалось людей и зомби. Дураков нет! С рассветом я вошел на территорию застывшего автогиганта: сорванные ворота валялись метрах в тридцати. Первые лучи просыпающегося солнца добрались только до крыш цехов. Похоже, кроме меня тут никого не было.

Тюльпаны были на месте. Они росли в стороне от прессово-рамного завода, так что их не затоптали в пылу битвы. Аккуратно, стараясь ступать меж стеблей, я пробрался в самую середину и лег, примяв несколько бутонов. Вот теперь можно уснуть.

Под щебет птиц алые бутоны раскрывались навстречу солнечным лучам, к ним деловито подлетали пчелы, проносились шмели, кружились бабочки в танце любви. Весна буйствовала, возвещая о новой жизни.

Михаил Кликин

Дети

В понедельник, когда крикуны притихли, эти двое встретились на гулкой лестничной площадке и долго стояли друг против друга, не зная, как начать разговор – и надо ли его начинать. Наконец тот, что был постарше, шагнул вперед, кашлянул и задал первый вопрос:

– Тебе сколько лет, мальчик?

– Шесть.

– А мне восемь. Тебя как зовут?

– Коля Птицын.

– А я Сашка. Я тебя помню. Ты с пятого этажа.

– Я из квартиры тридцать три.

– Твоя мама в школе работает.

– Да.

– Я ее видел. Там – во дворе…

Сашка уже давно не выходил на улицу. Маму Коли Птицына он видел с балкона – она бросалась на железную дверь гаража, за которой прятался Сашкин отец. Потом отец вышел с бензопилой и отрезал Колиной маме руку…

– Она моего батяню загрызла, – сказал Сашка и заплакал.

– Я хочу к маме, – сказал Коля.

– Нет, нельзя. – Сашка испугался и сразу перестал плакать. – Нам нельзя вниз. Пойдем, я отведу тебя к нашим…