Дом под снегом (сборник) - Диана Машкова

Постепенно, медленно жизнь стала возвращаться на круги своя. Алиса старательно отвлекалась от копания в себе, выдумывая кучу неотложных дел и вопросов. Иногда эти самые дела возникали сами по себе и избавляли ее от ненужной головной боли. Она по-прежнему прислушивалась, сидя за рабочим столом, к тому, что происходит в коридоре, но научилась заставлять себя закрывать дверь и не хвататься каждый раз за пытавшееся выпрыгнуть вон сердце, когда ей слышался голос Евгения.

Вечерами она не позволяла себе оставаться дома одной — покупала билеты то в театр, то в кино или просто бродила по огромным книжным магазинам, старательно прочесывая ряды бесконечных полок. Одна неделя сменяла другую. Лето обернулось осенью, которая старательно раскрасила московские улицы в оранжево-желто-коричневые цвета. Солнце светило днем по-прежнему ярко, но к вечеру торопливо падало за горизонт, словно смертельно устав и стремясь поскорее уснуть. И тогда спускалась непроглядная тьма. Только желтые пятна света, которые бросали фонари на асфальт центральных улиц, не давали городу уснуть.

Евгений не звонил. Не искал с Алисой встреч. Не хватал ее во внезапные тиски, когда пути их вдруг пересекались в укромных уголках министерства, — только подчеркнуто вежливо здоровался. И все. Казалось, он с новой силой принялся за работу и не намерен больше терять ни минуты — в конторе только и говорили о его совершенно неуемной энергии. Новые идеи, новые люди, новые успехи — все это окружило его, захватило, унесло.

Для Алисы все осталось таким же, как было прежде. Только чувство стыда и ощущение собственной никчемности мешали жить. Она вернулась в пучину обыденных дел и утонула в черной меланхолии. Позволила мелким заботам утащить ее в водоворот бессмысленного быта. Единственным напоминанием о том, что она не сошла на какое-то время с ума, выдумав эту никому не нужную историю, были подготовленные ею письма, справки и статьи для СМИ, которые возвращались к ней с его подписью без единого исправления или помарки.

Работа

— Я люблю Бердслея.

— Обри Бердслей? Черт возьми, замечательный выбор. Но вам не кажется, что он излишне сексуален?

Юля уже немного освоилась в обществе этого невысокого усатого толстячка и начала забывать о своих первоначальных страхах. Во всяком случае, она пришла на первое в жизни собеседование с потенциальным работодателем. И кто его знает, какие вопросы принято задавать кандидатам на должность «эксперта по искусству». Она решила не обращать внимания на откровенные выпады Виктора Васильевича и отвечать как положено, по возможности в том же духе.

— Разумеется, сексуален, — Юля чуть поперхнулась на этом слове, — только насчет «излишне», боюсь, вы не правы. Истинное искусство потому и является искусством, что его определяет мера. А сексуальность, — она на секунда замолчала, — у Бердслея она не непривлекательно-обнаженная, а украшенная массой трогательных деталей и ситуаций.

— Знаете, Юлечка, мне нравится ход ваших мыслей, — Виктор Васильевич откинулся в своем кресле и, прищурившись, разглядывал девушку, — вы не пробовали всерьез заняться изобразительным искусством?

— Живописью? — Юля улыбнулась. — Как раз сейчас я и пытаюсь это делать. Но вы же понимаете, найти действительно творческую и хорошо оплачиваемую работу очень-очень сложно.

— Ну, допустим, к нам вы обратились по адресу. — Виктор Васильевич только теперь взял в руки Юлино резюме и, сняв очки, погрузился в чтение. Юля вежливо молчала и терпеливо ждала, когда он закончит.

Собственно, вычитывать там было особенно нечего. Параллельно с общеобразовательной Юля закончила художественную школу. Потом, выбирая институт, поняла, что без особого сожаления сможет расстаться и с физикой, и с химией, и с математикой, с которыми она, между прочим, блестяще справлялась, а вот оставить живопись было выше ее сил. И она стала готовиться к поступлению в Институт культуры, на факультет изобразительных искусств. Вступительные экзамены сдала довольно легко. Пять лет прошли практически в состоянии блаженства — Юля занималась любимым делом, с упоением пропадала в музеях и библиотеках, тоннами поглощая книги. Она была молода, хороша собой и не имела недостатка в поклонниках, которые наперебой приглашали ее кто на выставку, кто в кино, кто в кафе. Но теперь учеба осталась позади. Родители, которые доброжелательно и добровольно содержали ее все пять лет института, вдруг резко состарились. Мама ушла на пенсию по состоянию здоровья, папу в связи с наступлением какого-то там мифического «критического возраста» перевели с руководящей должности на рядовую. Он пытался было оскорбиться и уйти, но мама остановила — материально семье стало трудно. Юля понимала, что настал ее черед.

Нельзя сказать, чтобы у нее был редкий талант, но писала она хорошо и любила свою профессию до помрачения ума. Ей удавались пейзажи — более всего наполненные мрачным колоритом ночные сцены из жизни города, в которых люди то ли казались тенями, то ли сливались с ними. Пару раз она пыталась пристроить свои работы «агентам» по рекомендации знакомых, но перекупщики и слышать ничего не хотели о такой «мазне». «Милая, — говорили они ей, — ну что ж у вас что ни картина — то вселенская тоска. Просто врожденное одиночество. Люди не станут этого покупать. Им и в жизни уже надоели преломления мрака через черно-серо-коричневый. Вы нам дайте сочных натюрмортов для столовой, семейных портретов для гостиной, солнечных пейзажей для холла и эротики для спальни. Вот и все. Никаких премудростей. Идите. Работайте». И Юля уходила ни с чем, унося свои холсты. О серьезных салонах нечего было и мечтать — их ежечасно и безрезультатно осаждали толпы таких же юных дарований, как она, — московских, приезжих, всех мастей и цветов. Выйти со своими работами на Арбат или в переходы метро, как сделали уже некоторые однокурсники, Юля не могла. То ли воспитание мешало, то ли просто не по ней была эта уличная жизнь. Да и не верила она в успех — улица тоже существовала по своим законам и принимала далеко не каждого.

Она попробовала было обратиться в несколько журналов и издательств, предложив свои услуги иллюстратора. Все требовали портфолио работ. Непременно по почте. Непременно с обратным адресом. Юля рассылала. Ответа не приходило. С таким же успехом можно было сгрести все, что наработано годами, и бросить в мусорный контейнер у подъезда. Разница состояла только в том, что в последнем случае возни было бы меньше.

Виктор Васильевич оторвался, наконец, от чтения и снова посмотрел на Юлю.